своими впечатлениями?
– Если тебе интересно мое мнение…
– Очень интересно. Делись.
– Магазин, знаешь, на уровне дорогого бутика в европейской столице, все выдержано в стиле хай-тек, начиная от пола и кончая стойками для одежды.
– Что такое хай-тек?
– Стиль. Означает… высокие технологии, если не ошибаюсь. Но принцип такой: много прямых линий, много стекла, металла и бетона, несколько источников света, поэтому помещение кажется просторнее. И все это без излишеств.
– У нас в городе один такой магазин?
– Не один, но их немного. Такое оформление дорогое удовольствие, не каждому по карману.
– А это, видимо, хозяйка? – Павел развернул к ней ноутбук.
– Алия Никитина, но еще ее зовут Ляля, так родители называли.
– Что за название? Зачем столько сложностей с апострофами? Ник’и’Та, согласись, для глаза непривычно и… неудобно.
– Я спросила. Ник – начальные буквы ее фамилии, а Та – первые букв от имени Татьяна, апострофы выделяют имена, если проще, то Ник и Та.
– Вот как, Ник и Та… – наконец остановил он на Тамаре взгляд. – Феликс! Оторвись от Настеньки, дома не наговорились, не насмотрелись?
– Дома я почти не вижу его, – оправдалась Настя.
– Я весь тут, – подошел Феликс.
– Тамара, повтори расшифровку названия, – попросил Павел.
Она повторила, тут уж Феликс забыл про жену, взял стул, повернул его к себе сиденьем и оседлал, проговорив:
– Значит, Татьяна, да? С убитой они были знакомы… насколько помню, закрывались от домработницы.
– Вот именно, – хохотнул Павел и повернул к нему ноутбук монитором. – Ну-ка, смотри, это она или я ошибаюсь?
– О… – вытаращился Феликс. – Райская птица с мордочкой пекинеса! А бантик в волосах… Ах, ты лживое чучело. – И передразнил Ирэну: – «Никитка? Но я не знаю, кто это». Наглая, брехливая моська!
Павел сидел с довольной физиономией, глядя на возмущающегося Феликса, скрестив на груди руки и улыбаясь. Когда тот сделал паузу, Терехов снова перевел глаза на Тамару:
– А как тебе показалась сама Алия-Ляля?
– Внешность – сам видишь… Думаю, она одинокая, несчастная, во всяком случае, мне показалась несчастной. Немного нервная, она как будто ждет неприятностей… хотя контингент ее клиентов, будем говорить прямо, скандальный. Ну, вот, пожалуй, это все мои впечатления.
– Девчонки, а вы ведь сделали нашу работу, – сказал Павел.
– Шутишь? – округлила глаза Тамара. – Мы вообще ничего не сделали, только платья мерили, два купили.
– Феликс, ты не будешь меня ругать? – Настя, стоя сзади мужа, положила ему на плечи руки. – Тамара купила эти платья мне, я себя неловко…
Он запрокинул голову и застонал:
– Настюша, пожалуйста, не вмешивайте нас в свои платья.
Рассмеявшись в голос, Тамара поднялась и попрощалась, затем, взяла обидевшуюся Настю за руку и увела. Тут-то и подхватился Павел:
– Мы увлеклись, нам же в театр! Подъем.
Выбежав во двор, они сели в машину и помчались по дорогам, забитым автомобилями, в очередной пробке Павел вернулся к главному:
– А теперь, Феликс, интересный факт, который я выяснил, как только позвонила Тамара и рассказала про Никитину, что у нее салон. Я же любопытный, мне надо заранее знать о фигурантах.
– Интересно! И кто тебе информацию добыл за короткое время?
– Мама. Она же работает в центре детского творчества, я попросил узнать про Никитину. И знаешь, эта Алия-Ляля занималась в центре в художественной мастерской, одновременно ходила в кружок кройки и шитья.
– Угу, рукодельница, как моя Настя.
– Точно, – рассмеялся Павел.
– Не понял, чего ты смеешься?
– Потому что! Когда речь заходит о твоей Насте, твоя физиономия приобретает выражение, как у кота, напившегося валерьянки.
– Как это?
– Напои кота – увидишь. Вернемся к Никитиной. Обе преподавательницы были преисполнены восторгов, Никитина умница, талант, трудолюбивая и так далее.
– Ну-ну? – нетерпеливо заерзал Феликс. – Ближе к сути.
– Так вот, еще год назад у Никитиной ничего не было, кроме швейной машинки и конуры в старом районе.
– В трущобах?
– Ну, да… Феликс, не люблю слово «трущобы», там все-таки люди живут, среди них не только алкаши – как считает наша городская верхушка, полно нормальных людей, которым немножко не повезло.
– Уй, какой ты у нас щепетильный, – заворчал тот.
– Какой есть. Слушай дальше. Кроме идей, перспектив у Никитиной не было, а на идеи нужны деньги, в общем, тупик был у девушки. И вдруг! Она покупает… сечешь? Не снимает, а покупает! Помещение в отличном месте с высоким проходным трафиком. Делает шикарный ремонт, за это время отшивает коллекцию и открывает с помпой на всю область салон. Скажу больше, московские штучки понаехали, фотоаппаратами щелкали, в гламурных журнальчиках потом отметили восходящую звезду российского подиума.
– Понял: где деньги взяла? Да?
– Совершенно верно. Но в названии салона зашифровано имя – Татьяна. Что-то мне подсказывает… деньги, и немалые, дала Лукьянова.
– Ну, да, берешь деньги чужие, а отдавать надо свои, поэтому отдавать… У нас новая версия?
– У нас просто еще одна версия, – поправил Павел, особо выделив слово «еще». – Тронулись…
К сожалению, опоздали, репетиция закончилась Горлинская ушла домой, теперь будет только вечером на спектакле, хотя до открытия сезона далеко, но поступил заказ… М-да, реклама – двигатель торговли.
– Только не заставляй меня спектакль смотреть, – забрюзжал Феликс в салоне авто. – Не люблю я все эти притворства на сцене.
– А мы и не будем смотреть, – пообещал Павел. – Я тоже не очень…
– Меня Настя пилит: хочу на балет…
– Настю надо сводить на балет. Закончим дело, и все вместе сходим, Тамара постоянно приглашает… (Феликс недовольно фыркнул.) Не ходить же Настеньке одной по театрам, там полно театралов-болтунов, заболтают девушку.
– Удавлю.
Павел снова расхохотался и внезапно резко нажал на тормоз – какой-то придурок их подрезал, обогнал справа, а потом лихо повернул налево. Вот тут Феликс взорвался, однако наехал на Павла, больше-то не на кого:
– Ты когда регистратор повесишь, следак хренов? Сейчас бы прихлопнули козла, таких учить надо!
– Как учить?! Штрафом?! Прав надо лишать, но! На козлов у нас распространяется гуманизм. – И Павел поехал дальше.
Платона не узнала бы и мама родная.
К полудню Георгию Глебовичу привезли целый чемодан усов, бород и париков, но все это работы театральных постижеров, хороши они только издалека, то есть со сцены, а вблизи… Новую внешность Платона оценили все кислыми минами, особенно Камилла не поскупилась на «комплимент»:
– Какой ты страшненький.
– Может, в темноте сойдет? – с надеждой спросил он.
Георгий Глебович без лишних слов позвонил и попросил привезти предметы мужской красоты а-ля натурель, ибо те, что есть, слишком бросаются в глаза кустарностью, можно сказать, мешают восприятию. Через два часа курьер