собственное дитя, ибо когда оно прокладывало себе путь наружу, оно питалось материнской плотью.
Пришёл мой черёд хвататься за пиво.
Я вскрыл одну банку и залпом осушил её до половины. На меня серьёзно подействовала история. Клэйб был отличным рассказчиком. Представляю, каким спросом он пользуется на Хэллоуин! И дело было не только в самой жуткой, пугающей истории, но и в атмосфере внутри трейлера. Тусклый свет, пробивающийся через клубы сигаретного дыма; статуя человека с оленьей головой; мерзкие, плавающие в банках предметы; старый плакат на стене, объявляющий выступления "Мальчика-крокодила и девочки-змеи" и "ужасов, рождённых от нечестивых союзов". Пугающее одиночество среди гор; доносящийся из ящика Пандоры манящий шёпот; пересказанные истории и тайны сумасшедших семейств, которые впервые вытащили на белый свет...
Хотя основную роль всё же играл Клэйб.
И его манера повествования: все эти неприятные, личные подробности. Словно он был там в то время. Когда он рассказывал мне о найденном в доме Эбигейл Кори теле, его лицо было мертвенно-бледным, а губы дрожали. Он так сильно сжал банку из-под пива, что смял её. А я сидел напротив со своей банкой и смотрел на Смотрел, как он стёр платком пот с лица, как судорожно дёрнул головой, как вздулись вены на его шее.
В конце концов, тишина стала меня тяготить.
- Интересная сказка.
А Клэйб рассмеялся.
Он смеялся прямо мне в лицо, и смех его был резким, пронзительным и скрипучим, как петли в подвал, населённый призраками. Да, он смеялся, но в смехе этом не было и доли юмора; лишь ослепительная, гнетущая боль, сидящая глубоко внутри него.
- Да, сказка... Но она ещё не окончена.
Он отбросил в сторону банку пива, даже не заметив, что пена выплеснулась на ковёр.
- Итак, Люция погибла, и мы даже представить не можем, какой жестокой и мучительной была её смерть, мистер Крей. Но дитя... да, дитя выжило. В записях говорится, что Джон Кори отправился к дому, чтобы похоронить останки дочери. И пока был там, зашёл в дом. Никто не смел входить внутрь дома с тех пор, как той жуткой ночью порог переступила Люция. А до того? Нет. Ни единая душа не заходила сюда с того дня, как повесили во дворе Эбигейл. Но Джон Кори вошёл. Вошёл с единственной целью: найти свою новорождённую внучку или внука. Кори был стар, очень стар, но каким-то извращённым чувством он ощущал, что этот ребёнок - его плоть и кровь. И эта кровь звала его. Он понимал, что если дитя сбежит из дома, то начнёт творить жуткие вещи; на него откроют охоту и убьют, как из века в век убивали таких существ, как он.
- Мы никогда не узнаем, что в тот миг чувствовал Кори, каких моральных сил требовалось, чтобы войти в этот мрачный холодный дом. Чтобы ходить по коридорам в поисках этого создания, заглядывая на чердаки и подвалы, возможно, даже подзывая этого монстра. А потом услышать, как оно спускается, но не шагает, а ползёт. Как существо без конечностей. Либо у которого слишком много конечностей. Существо, которое светится во мраке заброшенного дома. Существо, которое хнычет, как человеческое дитя, но ни одно человеческое дитя в этом мире не могло быть... Нет, мы ведь не можем знать, мы можем лишь догадываться и предоставить волю нашему воображению...
Да, я уже представлял: мрачный пустой дом, пыль, паутина, скрипящие доски под ногами, висящие на стенах жуткие напоминания о прошлом, словно призраки в разрушенном склепе. Я практически видел, как мужчина ходит один по коридорам, зовёт существо и знает, что оно должно ответить, должно показать себя и либо выползти по лестнице из подвала, мерцая злобными красными глазами, либо спуститься сверху, по стенам, как получеловек-полупаук.
Естественно, это была всего лишь сказка, которой, без сомнений, наслаждался бы сам Лавкрафт. Но мне от этого не становилось легче. У меня по спине ручьём тёк пот, не хватало воздуха, чтобы вздохнуть; я испытывал практически физическое отвращение к тому, чем было и чем не было это создание. Никогда прежде на меня не оказывала подобного влияния простая сказка, какой бы бредовой и жуткой она ни была. Я имею в виду, что меня никогда не пугали ни бог Сет с головой змея, ни играющий на свирели в лесах Пан. Меня восхищали их образы, как и умы, которые их придумали и верили в них. Но ребёнок Люции Кори... При мысли о нём хотелось запереть дверь дома на ещё один замок и перед сном обязательно заглянуть под кровать.
Но Клэйб ещё не закончил. Возможно, если бы я знал, что будет дальше и каких усилий от меня это потребует, я сбежал бы из этого трейлера. А может, и нет. Ведь фольклористу присуще врождённое любопытство.
Клейб рассказал, что по местным поверьям, Джон Кори нашёл дитя, завернул его в мешковину, отнёс в собственный дом и запер на чердаке. Его держали на чердаке не только для того, чтобы скрыть от посторонних глаз, но и оттого, что существо боялось солнечного света. Как паук или летучая мышь, оно хорошо росло только в темноте, и поцелуй солнечного света был для него губителен. Клэйб перечитал множество источников, но все они сходились на том, что чудовище было женского пола. Заботились о нём и кормили его только члены семейства Кори. Спало существо в детской кроватке, как и обычный ребёнок. И днём оно лежало тихо, но по ночам начинало плакать и кричать. Все, кто проходил мимо дома Кори с восходом луны, могли отчётливо слышать, как эта мерзость скулит, хнычет и скребёт по стеклу запертого окна, удерживающего её взаперти. И упоминалась ещё одна интересная деталь: из-под чердачной двери всегда пробивался странный свет, но не как от лампы или свечи, а мерцающий, ярко-жёлтый.
- И вот мы, мистер Крей, приблизились к самому интересному, - произнёс Клэйб. - Монстр был заперт на чердаке подальше от любопытных глаз и, возможно, даже от взора самого Всевышнего. Он жил на чердаке около двух лет, и за это время несколько членов семьи Кори сошли с ума из-за его присутствия в доме. Да, если верить сплетням, семейство Кори было вырождающимся с высокой долей наследственного безумия, передающегося из поколения в поколение. Но с появлением этого выродка от связи Люции Кори и безымянного кошмара всё стало ещё хуже. Несколько человек сошли