Читать интересную книгу Половинный код. Тот, кто убьет - Салли Грин

Я говорю себе, что это хороший план. Джим заботится обо мне, он посылает меня туда, где нет ни Охотников, ни ведьм, но ближе к вечеру у меня начинается мандраж, и я не могу усидеть на месте. Мне кажется, что произошел какой-то сбой. Джим ничего о билетах не говорил. Речь шла только об инструкциях.

Я возвращаюсь в Кобальтовый переулок. Наверное, Боб уже несколько недель как уехал — по крайней мере, я надеюсь на это, — но все же зачем-то иду проверить. Если билет возник из-за того, что Охотники взяли след Боба — или хуже, если его уже схватили, — то я хочу об этом знать.

Еще не дойдя до своего прежнего наблюдательного пункта напротив здания Совета, я замечаю в переулке какую-то возню и медленно прохожу мимо по другой стороне улицы. У двери Боба стоит большой белый фургон, а за ним другой автомобиль — фургон почти заслоняет его, так что я плохо его вижу, но мне кажется, что это тот самый джип четыре на четыре, который приезжал за мной в Шотландию. Я бросаю в переулок последний взгляд и вижу человека, который выходит из дома Боба. Этот человек Клей.

В ту ночь я не сплю. На вокзал я прихожу за минуту до отправления поезда и нахожу свое место.

Поезд отправляется рано, поэтому вагон на большую половину пуст. Каждому, кто проходит мимо, я стараюсь заглянуть в глаза. Охотников не видно.

Я устал как собака и в дороге дремлю. Вдруг поезд дергается, и я слышу объявление: мы прибываем в Ливерпуль.

Время одиннадцать пятнадцать, и Милл Хилл-Лейн с каждой минутой выглядит все более и более неприветливой. Народу на улице нет совсем. Сорок второй номер представляет собой заброшенное строение в ряду таких же заброшенных домов. Разбитые стекла и граффити на стенах в этом районе, похоже, норма жизни, но в номере сорок втором все относительно цело: пол голый, но стекло разбито лишь в одном окне — в том, через которое в дом пробрался я.

Свой рюкзак я спрятал на задворках в полумиле отсюда. Паспорта и деньги лежат у меня в боковом кармане куртки, под молнией. Я в арафатке и черных очках, хотя на улице пасмурно. Перчатки без пальцев удобнее обычных, зато они прячут только татуировку на руке и шрам на запястье, другая татуировка, на пальце, остается на виду, и я заклеиваю ее пластырем.

Я твержу себе, что при первых же признаках чего-нибудь странного я развернусь и уйду. Но я себя обманываю; все и так очень странно, а мне надо повидать Трева.

Я стою у окна на втором этаже дома и смотрю на улицу, когда вдалеке из-за угла выходит Трев и деловито идет по направлению к дому, в руке у него обычный магазинный пакет. Я слегка отхожу от окна, останавливаюсь и начинаю ждать. В другом конце улицы появляется подросток на велике, он останавливается и тоже следит за Тревом.

Я спускаюсь на первый этаж и, как только Трев подходит к двери, буквально втягиваю его внутрь и говорю, что он выбрал не лучшее место для встречи.

— Обычно этим занимается Джим. Это у него хорошо получается. — Трев подходит к окну, смотрит сначала на улицу, потом снова на меня. — Джима нет.

— Нет? Как нет?

— Уехал, кажется, за границу… надеюсь. Не думаю, чтобы Совет его поймал, но на нас он насел крепко. Вот почему я переехал сюда. Джим говорил мне, что даже Охотники не любят здесь бывать.

Я не говорю ему о том, что видел Клея у Боба, но спрашиваю:

— А вы тоже уедете за границу, Трев?

Он пробует улыбнуться, но, когда он похлопывает себя по карману, его лицо перекашивается в болезненной ухмылке.

— Билеты уже взял, вечером улетаю.

— Отлично. А как же я?

— Ах да, хорошо, что ты спросил. Татуировка на твоем мизинце — ключ. Я еще когда их увидел, сразу понял, что они задумали. Понимаешь, три крохотные татуировки отражают другие три татуировки на твоем теле. Та, которая возле ногтя, отражает татуировку на шее, средняя — ту, что на руке, а нижняя — на лодыжке. Они планировали создать что-то вроде колдовской бутылки.

Я гляжу на свой мизинец.

— Колдовские бутылки очень трудно контролировать. По-моему, они работают над какой-то усложненной версией. Чрезвычайно усложненной. Они не собирались брать у тебя кровь, кожу или волосы, они хотели отрезать мизинец и использовать его. Наверное, они планировали разрезать его на части и разложить по трем бутылкам. Татуировки на твоем мизинце отражают остальные, те, что они нанесли на твое тело в других местах. Сделав что-нибудь с одной частью твоего мизинца, они влияли бы на тебя, заставляя чувствовать боль в шее, ноге или руке.

— Чтобы заставить меня сделать то, что они хотят?

— Вот это-то и не давало мне покоя. Я не был уверен в том, как это должно работать. Причинить тебе такую боль, чтобы ты согласился на что угодно?

— Согласился или умер.

— Согласился или стал страдать. Страдание ведь их специальность.

— Но они могли бы воспользоваться этим, чтобы убить меня?

— Ну, в принципе, да.

Я срываю с мизинца пластырь и разглядываю свои татуировки. Они сквозные, все проникают в кость. Я беру нож и тыкаю им в татуировку у ногтя, чтобы посмотреть, почувствую ли я что-нибудь в шее.

— Ну что? — спрашивает Трев.

Я трясу головой.

— Нет, тут нужны бутылка и правильное заклинание.

— Когда они могли бы его отрезать?

— Думаю, сначала они убедились бы, что татуировки проникли вглубь и хорошо зажили. На это ушло бы несколько дней, но не больше недели. Потом они устроили бы проверку. И если бы что-то не сработало, так ведь у тебя есть еще девять пальцев.

— Они и сейчас могут это сделать? Ну, отрубить мне палец, если поймают?

— О да. Татуировки же вечные. И вечно будут проблемой. Их нельзя удалить.

— Я думал, это клеймо или устройство для слежки.

— Нет, слежка тут ни при чем, — говорит Трев. — А вот клеймо — да, похоже. По-моему, татуировка выдаст тебя, когда ты кем-то станешь… ну, если у тебя будет Дар трансформации, то татуировки все равно будут на тебе.

— И убрать их нельзя никак?

— Можно, конечно, отрезать палец, руку или даже ногу, но вот с шеей ничего не поделаешь.

На улице кричат. Фейны.

Трев бросает взгляд в окно, вытаскивает из кармана полоску бумаги и сует ее мне.

— Здесь написано, как добраться до Меркури.

Я запихиваю бумажку поглубже в карман и говорю:

— Спасибо вам, Трев. За все спасибо.

Трев протягивает мне свой пакет и говорит:

— Здесь образцы твоей кости и кожи. Их надо уничтожить. Сжечь. Если Совет доберется до них, то могут воспользоваться ими для изготовления колдовской бутылки. Приблизительной, конечно… но все же.

Я заглядываю в пакет. В нем пластмассовые баночки с капельками крови внутри.

Он добавляет:

— Чтобы уж наверняка. Чтобы не волноваться. Чтобы никто… что у меня ничего твоего нет.

Я решил, что он волнуется из-за моего отца.

На втором этаже со звоном вылетает стекло.

Мы падаем на пол и застываем.

Снова звон стекла… но теперь дальше, в другом доме. Крики.

Я выглядываю в окно.

— Черт! — Я пригибаюсь и говорю Треву: — Охотники.

Потом снова выглядываю наружу. По улице идет Охотница, за ней — трое фейнов, они швыряют в нее камнями. Но ей, похоже, все равно. Обычно они работают парами, так что вторая должна быть где-то неподалеку, может быть, за домом.

Я снова пригибаюсь и говорю:

— Пора сматываться.

Мы бежим в заднюю часть дома. Дверь черного хода закрыта и заперта на засов. Он не подается. Локтем я выдавливаю еще одно стекло, ударами ноги выбиваю из рамы осколки, и мы выбираемся наружу. Добежав до забора, я подсаживаю Трева через калитку, которая тоже забита гвоздями, а потом перелезаю через нее сам, сначала чуть-чуть высовывая голову и оглядываясь по сторонам.

Никого. Все чисто.

Мы бежим.

Через несколько улиц мы переходим на шаг, но я продолжаю оглядываться.

Трева, кажется, вот-вот стошнит. Он так напуган, что не может даже сообразить, сколько я ему должен, поэтому я просто запихиваю большую часть своих денег ему в карман и говорю:

— Спасибо, Трев. Если вам когда-нибудь что-нибудь понадобится… то есть… ну, вы поняли…

Мы пожимаем друг другу руки, и он уходит в одну сторону, а я поворачиваю в другую.

Я сую руку в карман и проверяю клочок бумаги. Он там.

Тут я понимаю, что потерял пластиковый пакет.

Поверить не могу, что я свалял такого дурака, но это так. Хотя вряд ли я его просто уронил. Скорее всего, поставил на землю, когда подсаживал Трева через калитку.

ОХОТНИЦЫ

Можно, конечно, уйти и без пакета, понадеяться, что его примут за мусор, но… Врага нельзя недооценивать. Если Белые Ведьмы заполучат этот пакет и то, что в нем — фрагменты меня, то им не нужен будет мой палец; они сделают колдовскую бутылку из моей кожи, крови и кости.

Я поворачиваю назад, к дому. Пакета нет ни в переулке, ни во дворе, ни в самом доме. Но и Охотниц тоже нет, ни следа. Вот черт!