Читать интересную книгу Байкеры - Николай Романов

— Я боюсь остаться одна, Кей…

— Забудь. Ты — в Стае. Это одному бояться тяжело. Можно насмерть испугаться.

В душе Кея идет война. Гибнут армии, и стираются в пыль гордые столицы. Он думает о Кока-Лоле, и ему хочется произнести старое, как Земля, слово, которое он не решается произнести и вряд ли когда-нибудь произнесет.

Он молчит, как молчали, не смея нарушать табу и называть имя своего бога, жители крохотной лаотян-ской деревушки, куда Кей в сезон дождей неделю пробирался по горам с отрядом. Важное задание: укрепить вертикаль местной власти. На деле — сменить начальство маковых полей. По сути — одно и то же, поскольку используется тот же инструмент — с магазином на тридцать патронов.

Кей не знает, почему все жители в один день отказались сеять мак. Кто их разберет? Ему сказали: «Мак — основа экономики!», и он обязан восстановить порядок. У него — контракт.

Жители сидят на коленях в маленьком деревенском храме и слушают заунывное пение бритого наголо старика в оранжевом балахоне. Ливень барабанит по пальмовым листьям, прикрывающим навес перед храмом. Монах бьет в бубен деревянным полированным Крючком, надолго замолкает и вновь грустно заводит молитву, в которой все слова — из гласных звуков. Она похожа на песнь звезд. Кей знает, как поют звезды.

Кей покидает храм и углубляется в джунгли, обхо-Дя крохотные, игрушечные огороды и стараясь не замечать любопытных детей, похожих на паучков с тонкими лапками, прячущихся под широкими лиловыми листьями неизвестных ему растений.

Он слышал не раз, как лопаются глазные яблоки от испепеляющего жара прилипшего к роговице напалма. Этот слабый щелчок неразличим в реве огненного смерча, но Кей слышит только его. Один, второй, третий… Подсчитать и поделить надвое. Для отчета. Кей закрывает уши, как делал в детстве, когда не хотел слушать нудные мамины нотации.

Лица крестьян неподвижны и строги. Люди и сейчас молчат и не призывают вслух своего бога. Они так и останутся стоять рядами, как армия терракотовых воинов, погребенная вместе с китайским императором, имя которого Кей запомнить не в состоянии. Тех вылепили из глины, а этих маленьких человечков пропитает насквозь, прожжет до костей и оставит стоять на коленях трофейный американский напалм приличного качества. Подобные штуки янки делают на совесть.

Напалм продолжает убивать и через много лет, ради того чтобы на 42-й улице Нью-Йорка закинулся под предельной дозой героина огромный негр в норковой шубе и с килограммовым золотым крестом Осириса на жирной шее. В негре бродит, дозревая и готовясь шарахнуть по начинающим подгнивать мозгам, лаотянский героин той самой деревни. «Пимп» причалил к тротуару на длинной розовой тачке, чтобы устроить смотр ночным солдатам любви, своей частной армии разноцветных силиконо-виниловых шлюх.

Кей ойкает, дернув ногой. В глазах Кока-Лолы мерцают злые огоньки. Она больно щиплет за ногу, когда чувствует, что Кей в мыслях улетел слишком далеко от нее. Она — дикая кошка лесной чащи. Все окружающее, не исключая Кея, — ее добыча.

Кока-Лола просыпается по ночам и часами сидит у окна, сумасшедшим взглядом вперившись в луну и дальше. Кей знает, но не решается заговорить с ней.

С ужасом чувствует, что подчиняется ее желаниям. Он почти поверил, что Владыка Тьмы подослал к нему одну из своих дочерей. За что такой подарок? Или это наказание? От неизвестности ноют раны, которые давно не беспокоили Кея, а вот теперь… Неизвестность пробуждает воспоминания, от которых он давно избавился. Очень плохие воспоминания.

Они живут вместе уже месяц, и Кей не знает, как ему вести отсчет дней. То ли начать с единицы, то ли заняться обратным отсчетом. Такая жизнь слишком далека от его представлений о счастье.

Он сидит дома, ест приготовленную ее руками вкусную еду и ведет наблюдение за тем, как Кока-Лола дрессирует Урала.

Когда она впервые переступила порог, пес от неожиданности обратился в чучело и долго смотрел на нее, сидя в дальнем конце коридора. Кока-Лола бесстрашно приблизилась и нагнулась к нему, протянув руку. Собравшийся было рявкнуть, пес онемел от такого развязного обращения какой-то особы ненавидимого им человеческого женского пола, встал и побрел на балкон подышать свежим воздухом и развеяться.

Утром Кей слышал сквозь сон, как она одевалась и долго говорила с собакой. Приподнявшись на подушке, он застал удивительное зрелище: Кока-Лола держала поводок, а Урал, с виду смирный, как овца, сам подсовывал шею, чтобы его пристегнули. Хитрое выражение собачьей морды не нравилось Кею, но он не стал вмешиваться и перевернулся на другой бок, громко зевнув. Пусть сама выпутывается! В конце концов, он ее сюда на поводке не вел.

Его разбудила громкая перебранка во дворе. Отчетливо выделялся звонкий голосок Кока-Лолы, звучавший неожиданно мощно, многократно отражаясь от стен зданий. Сонный Кей на ощупь подошел к окну и приоткрыл слипающиеся глаза.

Посередине двора отчаянно переругивались Кока-Лола и хозяйка белой пуделихи. Ее «крошка» и Урал стояли неподалеку, бок о бок, высунув языки, и внимательно вслушивались, дружно переводя взгляд с одной орущей дамы на другую. Четвероногие имели вид ужасно довольных особей, только что совершивших акт, ради которого существует все живое на земле. Урал довольно облизывался, пуделиха стыдливо потупилась.

Обалдевший от шума Кей смог разобрать только «твой паршивый беспородный кобель» и «сама ты сучка похотливая, как твоя болонка». Иногда дамы шли на сближение с намерением вцепиться друг другу в волосы, и тогда собаки угрожающе рычали. Кей забрался в постель, закурил и прикинул: чью сторону приняли бы собаки, дойди дело до драки. После заявления Кока-Лолы, что «тебя даже собаке трахнуть западло», шум во дворе стих и через пять минут девушка ввалилась в квартиру, разгоряченная схваткой и раздраженно гремя замками, ключами и каблуками. Кей спешно загасил окурок и притворился спящим, чтобы не участвовать в разборе итогов утренней прогулки.

Сегодня он сменил сапоги на туфли, а косуху — на аккуратно выглаженную рубашку. Ее выгладила Кока-Лола, узнав, что он собрался навестить родителей. Визит самый обычный, никакого праздника, но возражать девушке Кей не решился. Отказавшись от еды (мама ждет к завтраку), Кей удовлетворился кружкой кофе, окончательно проснулся и ушел, взяв с Урала обязательство вести себя прилично. Пес обещал слушаться Кока-Лолу.

Собака следовала примеру хозяина.

Родительский дом, где замерло время и потускнели краски. Здесь знакомый воздух, который можно потрогать. Миллионы слов на страницах множества книг. Потемневшие картины. Тихая музыка. Звучат обожаемые отцом скрипки. На столе — тарелки, которые достают из буфета, по привычке запираемого на ключ, предназначенные для дорогих гостей. На тарелках столько хорошей еды, что хватило бы на десяток таких здоровых лбов, как Кей.

Кей приходит к родителям с тяжелым чувством человека, который заранее знает, что будет тоскливо, но не может отказаться. Отец переживает, что Кей не пошел по его стопам, не достиг «положения» и что «растратил самый драгоценный дар — жизнь». Но когда мама выходит из комнаты, он вполголоса жалеет о времени, выброшенном им на бессмысленные совещания и добывание повышений. Кей подозревает, что в глубине души отец завидует ему.

Сын жует горячий пирожок с капустой, а отец широко разворачивает свежую газету и строго спрашивает, глядя поверх очков для чтения:

— Сын, что ты думаешь об итогах выборов президента страны?

— То же, отец, что и об итогах Второй Пунической войны. Мне все равно.

Старик снимает с полки толстые книги «по истории». Он горячится, он доказывает:

— Ты должен читать наших историков. Неужели тебя не интересует славный путь, проделанный страной за тысячелетия?

— Путь куда?

— Ты должен гордиться подвигами предков!

— А можно «я не хочу»?

— Оставь дурацкие шуточки!

Кей не собирается обижать отца, но надо оставить тему для бесед с мамой еще на полмесяца. Поэтому упрямо гнет свое:

— Горько читать историю народа, которому страшно хочется быть Великим, а он — не лучше других. Изучение подвигов предков годится лишь молодняку Для сдачи экзаменов.

«Поразительно, — думает Кей, — всякий раз, оказываясь в компании «начитанных», приходится слушать восторги по поводу славного прошлого, великой истории и отважных предков. В процессе беседы все напиваются. А заканчивается тем, что хочется пить до утра, а денег нет. Исторические книжки — страшная отрава. Они внушают человеку, что он, во-первых, «наследник», а во-вторых, постоянно что-то кому-то должен».

— Против чего, сын, ты протестуешь?

— А что у вас есть?

— Не понимаю…

— Извини. Я не протестую. Я катаюсь. Просто катаюсь.

— Вы разрушаете мир.