- Миссис Ирвин! — кинулся ко мне один из них. — Я так испугалась! Я больше не смогу уснуть — меня так и будет преследовать этот ужас!
В бледном призраке в чепце я опознала Виолу… Маги-аристократы, жеваный кот! Так и заикой можно стать. Призраками оказались гости и хозяева, выбежавшие в коридор в ночных сорочках до пят. Ночная мода унисекс позволяла отличить в полумраке лордов от леди только по головным уборам. Девочки в чепчиках, мальчики — в колпачках, стоящих вертикально, как у гномиков. Я начала нервно хихикать. Но тут из спальни, в конце коридора вышел гномик-хозяин и пробасил.
- Все в порядке! Не беспокойтесь! Матушке снова приснился кошмар… Я прошу, расходитесь по своим спальням.
Я снова проводила Ви до ее спальни и вернулась к себе, Грэйвила я в тусовке гномов так и не заметила. На его же счастье… Если он тоже в колпачке… Я потрясла головой, пытаясь прогнать напрашивающийся образ, легла в постель и погасила прикроватный светильник.
Но тут зажглась хрустальная люстра на потолке. Я резко села в кровати, натягивая одеяла почти до подбородка. В моей комнате был Грэйвил. Тоже в ночнушке и колпаке. Как мне теперь это развидеть?
Смеялась я долго. До слез. Молотя в истерике кулаками по одеялу. Даже когда почувствовала, как мои плечи гладят теплые ладони.
- С тобой все в порядке? — Оуэн смотрел на меня обеспокоенно.
- А с тобой?
Ничего умнее придумать я не смогла, но он, похоже, решил, что я за него переживала. Если честно, теперь у меня был повод за него переживать.
- Все хорошо, Хэлен. У пожилой леди Римтворд уже несколько лет нестабилен магический фон, поэтому она постоянно носит ограничивающий артефакт, подавляющий неконтролируемые всплески. Но сегодня артефакт вдруг вышел из строя, старушка чуть не отправилась к богам, благо, мы с лордом Римтвордом вовремя успели. Теперь все должно быть хорошо. Ну прекрати! — теперь он гладил меня по спине, а я все никак не могла подавить смех, перешедший в всхлипывания. — Что это на тебе надето?
- А на тебе? — я честно пыталась остановиться, но меня понесло. Тетя-придурок не собиралась уходить в закат. — Ограбил старушку? Или «Я под колпаком»? Нет. Я знаю! Ты мерзнешь.
- Очень смешно. — Грэйвил процедил это сквозь зубы, зло, нервно и захлопнул дверь с той стороны.
Люстра померкла, а мое необоснованное веселье стало затухать. Я все еще лежала под одеялом в темноте и прикидывала — успею ли вздремнуть еще часик или лучше уже вставать и заняться йогой, как свет снова зажегся. В моей спальне опять был Грэйвил, в этот раз в тренировочном кимоно и со слегка влажными волосами.
- Даю тебе десять минут на сборы. Твой костюм, — он швырнул сверток на кресло, а потом подошел к кровати и резким движением сдернул с меня одеяло.
Мужчина застыл, пожирая меня взглядом, громко сглотнул, пытаясь вернуть контроль над эмоциями, затем резко развернулся и вышел из спальни.
- Время пошло! — услышала я уже из-за закрывающейся двери.
Глава 14.
До побережья мы добежали минут за двадцать. Надо же, так вышло гораздо быстрее, чем в коляске с тораки! Грэйвил был немногословен, все еще обижался на мои подколы. Но извиняться за пережитки аристократической моды я не собиралась. Даже после того, как была в очередной раз уложена на лопатки.
- Давай, Хэлен! Нападай! — подначивал меня Грэйвил, принимая боевую стойку. — Ну что ты такая вялая? Не выспалась? Двигаешься, как хромой на три лапы тораки.
Падая на белый чистый песок в шестой раз, мне все-таки удалось изловчиться и сделать подсечку. Шеф взмахнул руками, теряя равновесие, и завалился набок рядом со мной.
- Пять минут на отдых, — хрипло выдохнул Грэйвил, усаживаясь на песок рядом, почти касаясь моей руки.
Я подтянула к себе колени, обхватив руками, зарывая пальцы босых ног в прохладный песок. Малое солнце еще не взошло, над морем только начала алеть первая заря. Ветер дул с моря, завивая барашки пены на линии прибоя, донося до моего обоняния запах соли и йода. Птицы еще не проснулись. Утреннюю тишину нарушали только шум накатывающихся на песчаный берег волн и наше дыхание.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
- Скучаешь по дому?
Вопрос прозвучал спокойно, немного участливо, без уточнений. Конечно же, он имел в виду Хоролтон. Но мне вспомнился Загорск и мама…
- Скучаю… - мой голос был почти безэмоциональным. — Там сейчас еще лежит снег… - я немного помолчала, стараясь незаметно проглотить ком, вставший в горле. — Знаешь, я ведь всего лишь второй раз в жизни вижу море. Все не было времени… Образование, работа, работа, дела…Все время какой-то бесконечный и бессмысленный бег. И нет возможности остановиться, а время уже не идет, а летит.
- У тебя слишком мрачные мысли, Хэлен. — Оуэн пытался меня ободрить, не уловив, что это не меланхолия, а экзистенциальный выхлоп. — Какие твои годы. Ты совсем недавно начала взрослую жизнь. Пусть и так трагично.
- Неужели ты думаешь, что человек становится взрослым по достижении определенного возраста? — Вот теперь он был серьезен.
Его глаза тревожно спрашивали: «И когда же ты стала взрослой, Хэлен? Что с тобой случилось?» Обыденная повесть под названьем «Житие мое» могла повергнуть в шок любого обитателя этого мира, но сегодня меня прорывало на откровения. С ним. И в пределах разумного. Надо отдать должное — нас сильно влечет друг к другу, но что я о нем знаю? И что он знает обо мне?
- Взрослым становишься, когда берешь на себя ответственность за себя и свои поступки. И ответственность за своих близких.
Он посмотрел на меня внимательно, словно впервые разглядел что-то важное, личное, что прежде бережно хранилось за семью печатями души.
- Мне было тринадцать, когда умер отец. Он просто однажды не пришел с работы, а утром его нашли в мастерской, где он ремонтировал… повозки, уже окоченевшим. Мать тогда просто слегла, перестала воспринимать все, что происходило вокруг… и меня. Мой брат был на заработках в чужих краях, до него мое письмо так и не дошло. О смерти отца он узнал лишь через полгода, когда вернулся. Организацию похорон мне пришлось практически брать на себя, помогали дальние родственники, но постольку-поскольку. Мне до сих пор в кошмарах снится, что я обмываю и обряжаю отца под руководством соседки-старушки, красно-сизые, криво зашитые разрезы на груди и животе — последствия вскрытия. Когда сталкиваешься со смертью — детство заканчивается.
Я немного помолчала, прикидывая в уме, не сболтнула ли я лишнего? Лишь один раз в жизни я смогла рассказать другому человеку о своих кругах ада, которые прошла тогда. Тогда я все воспринимала и чувствовала острее, душа еще не покрылась твердой непробиваемой коркой. Как же мне не хватает сейчас Оксанки! Со всем ее суровым пониманием и обильными слезами сопереживания.
- Тогда я впервые напилась. В хлам. Проводила родственников после поминального обеда, уложила мать спать, напоив успокоительным, перемыла все в квартире. А потом выпила полбутылки сладкого дешевого вина, которое обычно покупают на поминки. С тех пор ненавижу сладкие вина. И жалость.
Грэйвил молчал и что-то чертил на песке, терпеливо ожидая, когда же я окончательно выговорюсь.
- Дальше была длинная череда дней, похожих друг на друга. Я словно поменялась местами с мамой. Каждое утро я будила ее, заставляла есть, приводить себя в порядок и отводила на работу, а вечером забирала, и все повторялось снова и снова, пока не вернулся брат… живой. И мама начала возвращаться к жизни, о нас уже было кому позаботится. Но привычка все контролировать у меня осталась.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Все. Теперь монолог в театре одного актера был окончен. Комментарии и отзывы не требовались. Я скосила глаза — Грэйвил закончил чертить на песке. Я даже не поняла, как у него получился такой реалистичный рисунок: на морском утесе возвышался величественный замок, словно сошедший со страниц романа фэнтэзи. На Земле так замки не строили — не те были тогда технологии. Магов-строителей тоже не было, а сопромат не нае*шь! Не бывает у нас так, чтобы башни словно парили над морской пучиной, соединенные с основным зданием ажурными мостами.