— Еще! — закричали все. — Еще-е! — и захлопали в ладоши.
Колян не стал упрямиться и спел:
Пойду я на горы, на высокие крутые камни пойду.Возьму я с собой стрелы большие, железные копья возьму.Набью диких оленей, крупных и жирных оленей набью,Сварю я оленей и сыграю свадьбу,Веселую, пьяную свадьбу сыграю я!
Коляна обнимали, кричали ему «ура».
Затем пели Ксандра и Катерина Павловна, пели и вместе и в одиночку. На радостях Сергей Петрович решил не отставать от молодежи — взял гусли и позвал всех идти за ним на волю. Там он сел на свой любимый камень и долго играл. Печальное и веселое, медленное и быстрое, в самом конце плясовое:
Ах, вы сени, мои сени,Сени новые мои…Выходила молодаЗа новые ворота…Выпускала соколаИз правого рукава.
У Ксандры все — руки, ноги, плечи — ходило ходуном, просилось в пляс. И только полная невозможность развернуться среди густо и неровно наваленных камней удерживала ее на месте.
Навеселились вдоволь. Герасим с женой ушли рыбачить, Сергей Петрович — в куваксу, отдыхать, Катерина Павловна — к реке мыть посуду. Ксандра с Коляном выпросили у Сергея Петровича гусли и остались поучиться играть на них. Колян впервые видел такой инструмент. После его «музыки» — однострунной бедняжки — гусли показались ему многоголосым, сладко звенящим чудом.
Учились так: Ксандра пела «Сени», а Колян подбирал на гуслях мелодию. Повторили урок раз десять или больше — не считали этого, затем побежали к Катерине Павловне:
— Послушай!
Она выслушала и похвалила:
— Для начала хорошо.
Дальше пел Колян «Пойду я на горы», а Ксандра подбирала мелодию.
Колян полюбил гусли и, когда выдавался свободный часок, просил их и убегал играть на любимый камень Сергея Петровича. Это место несколько возвышено над окружающим, оттуда видно и слышно много быстрых рек с порогами и падунами. Оттуда Коляну казалось, что эти реки — струны, а вся Лапландия — огромные гусли, на которых вечно, не переставая даже в самые жестокие морозы, играет кто-то могучий, бессмертный, кто двигает реки, поднимает волны, гоняет ветры, пурги, облака. Играя на маленьких гуслях, Колян старался поймать и повторить эту великую, вечную музыку своей земли.
Катерина Павловна, привыкшая в городе жить по часам, по расписанию, со всякими правилами, решила и здесь наладить такую же правильную жизнь. Все обдумав, она устроила семейный совет. Пригласила на него Коляна, который в ее планах занимал большое место. Сперва она сказала, как думает распределить обязанности. Сергей Петрович освобождается от них: он будет гулять, отдыхать, выздоравливать. Если приедут к нему больные, то, конечно, примет. Сама она будет вести домашнее хозяйство: готовить, убирать, мыть, стирать… Саша — помогать ей, но, главное, учиться. Она уже пропустила два месяца да еще пропустит столько же осенью, ей надо наверстать это. Основные учебники они захватили из дома. Колян будет добывать дрова, носить воду и помогать Герасиму, который взялся поставлять рыбу и мясо.
Дальше Катерина Павловна хотела изложить расписание дня: подъем в… часов, завтрак, обед, ужин, отход ко сну в… часов. Но Колян вдруг разрушил все ее планы, он сказал:
— Я буду жить с оленями. Куда олень — туда я. Есть, пить, делать костер буду один. Там… — Он помахал рукой на далекие, еле отличимые от дымно-сизого неба, немножко фиолетовые горы.
— Уйдешь от нас? — встревожилась Ксандра.
— Пойдет олень, я за ним.
— А кто повезет нас в Хибины?
— Тоже я, все я. Выпадет снег — вернусь к вам, увезу.
— А теперь бросишь на все лето. Это с твоей стороны нехорошо, — начала было Катерина Павловна упрекать Коляна. — Ломаешь уговор: не бросать нас до Хибин.
Но Сергей Петрович остановил ее:
— Говоря по правде, мы нарушили уговор — отложили отъезд до зимы. Ехать сейчас Колян, пожалуй, согласен. Да?
— Ехать можно, — согласился Колян.
— Но почему не хочешь пожить с нами до зимы? — не унималась Катерина Павловна.
Колян с помощью Сергея Петровича, уже испытавшего лопарскую жизнь, растолковал ей, почему одно может сделать, а другое не может. Не из каприза и упрямства пойдет он за оленями. Всякий лопарь накрепко привязан к ним, без оленей нет ему жизни. На олене он ездит, кормится его мясом, из шкуры шьет одежду, обувь. Олени не живут на одном месте, а постоянно бродят, собирая разный корм. Зимой — в лесах, где снег бывает рыхлей, чем в тундре, и легче из-под него достать ягель. Весной перебираются из лесов на открытые места, где раньше сходит снег, устанавливается тепло и появляется летний корм: трава, листья, молодые побеги. Летом в Лапландии распложается несметно много комаров и гнуса. Эта «комариная пора» самая тяжелая для оленей. Единственный спаситель от комаров — сильный ветер, и олени уходят к нему, либо высоко в горы, либо к морю. Осенью они делают обратный переход в леса.
Иногда оленей отпускают бродить без надзора: пусть сами ищут пастбища, сами спасаются от диких зверей. Но допускают это только по нужде, когда пастухи заняты другим важным делом — охотой, рыбной ловлей.
Колян не собирается затевать большую рыбалку или охоту на медведей, волков, диких оленей: ему не надо делать запасы, а на текущий прокорм он всегда добудет какую-нибудь рыбешку, пичужку. Ему гораздо выгодней хранить оленей. Максим обещал платить но голове с десятка. Если Колян сбережет всех, скоро у него будет десяток своих.
А дрова, вода, о чем беспокоится Катерина Павловна, совсем недалеко от куваксы, вполне может приносить Ксандра.
— Конечно, — согласилась она.
22
Олени паслись невдалеке от стойбища. Колян жил пока в куваксе рядом с докторской, но раза два-три на дню проверял стадо. Ксандра часто выезжала с ним и училась арканить оленей. Наконец она так наловчилась, что могла поймать любого, по заказу. Затем попросила:
— А теперь научи меня править оленями!
— Садись, пробуй!
Они тут же сели в легковую нарту, на которой Колян проверял стадо. Ксандра взяла хорей, вожжу. Почуяв неопытные руки, олени пошли вилять, затащили нарту в кустарник и остановились щипать листья.
— Приехали. Здравствуй! — сказал Колян, смеясь. — Олешкам дальше не надо, им хорошо.
А Ксандра была готова расплакаться.
— Ничего, выедем. — Колян тоже взялся за хорей и вожжу. — Будем править вместе.
Толкнул хореем вожака, тот прянул вперед, дернул своих пристяжных, и нарта выбралась из кустарника на чисть. Обогнув стадо и попутно сгрудив его потесней, Колян вдруг сказал:
— Мы делаем большую ошибку… — И объяснил, что сначала Ксандре надо выбрать себе упряжку — три, четыре головы — и учиться ездить потом на них. Олени привыкнут к ней, она привыкнет к ним, и будет хорошо.
— Делай как лучше! — сказала Ксандра.
— Выбирай, лови, каких хочешь!
Ксандра выбрала Лебедя, Лебедушку и еще одного, под масть им, безымянного оленя. Ему тут же, недолго думая, дали имя — Беляк. Колян сказал, что Беляк не ходил в упряжке и его надо отдельно поучить этому делу. Оленя заарканили. Рога у него были молодые, еще не окостеневшие, каждым рывком он причинял сам себе острую боль и бунтовал недолго. Аркан заменили веревкой, один конец ее накинули хомутиком на шею оленя, другой привязали к тонкой березке. Колян легонько толкнул оленя хореем. Олень дернул веревку, гибкая береза качнулась вслед ему, а затем, распрямившись, сильно отбросила его вспять. Он дернулся еще и еще, а береза проделывала все ту же штуку — склонялась и разгибалась. Поняв, что в эту сторону выхода нет, олень принялся бегать кругами. Веревка становилась все короче и постепенно прикрутила его к дереву.
Ударил олень ногами в землю. Полетели из-под копыт мох, камни, глина. Выкопал олень порядочную яму, обнажил у березы корни, но не мог вырвать ее — крепко вцепилась, — не мог, как хотел, унести на могучих рогах в тундру. Заревел олень и сунулся перед березой на коленки. Ходуном ходили вспотевшие бока, изо рта падала пена.
— Отпусти его, отпусти! — Ксандра схватила Коляна за руки. — Мне не надо. Я на другом буду ездить.
— Другого так же учить надо. Хочешь ездить — надо учить.
Олень устал, затих. Тогда Колян раскрутил веревку, обвившуюся вокруг березы, и снова погнал его хореем. Олень опять рыл землю, кружился, ревел, падал на коленки.
— Упрямый дурак! — бранил его Колян. — Ну, бегай, бегай! Ищи ум!
И еще много раз олень наматывал вокруг ненавистной березы всю веревку, вплоть до своего лба, пока понял, что так ему не убежать. Поняв это, он начал рваться в одну сторону. Береза нагибалась и распрямлялась, то давала ему шаг вперед, то осаживала назад. Обманутый ее податливостью, олень прыгал и прыгал, и ему представлялось, что он убегает, что свободен.