Читать интересную книгу Естественная история воображаемого: Страна навозников и другие путешествия - Пьер Бетанкур

В то время как потомство прочих обитателей деревни свободно резвилось где угодно, петляя по улочкам между заборами, отпрыски покровников, как заметили наши наблюдатели, не покидали своей выгородки, и поскольку они не заприметили ни одного из них в зрелом возрасте, мы в конце концов предположили, что племя так или иначе избавляется от полукровок, быть может, даже их поедая. Обоснованность подобной гипотезы станет более понятной по прочтении продолжения моего рассказа.

Однажды мне и в самом деле случилось заметить — это произошло, когда наше пребывание там подходило к концу, — что один из покровников, за маневрами которого я следил особенно внимательно, — вытянувшись во весь рост, он мог достичь поистине впечатляющей высоты, — демонстрировал весьма необычное поведение: согнувшись в три погибели наподобие лебединой шеи, он, казалось, был начеку, с ревнивым тщанием приглядывая за окрестностью своей вольвы, дабы никто из ему подобных не подобрался к покрывалу его венчика. Каковой тем не менее оставался пуст, и он часто подносил к нему голову, словно выискивая запах некоего недостающего присутствия. Весьма далекий от того, чтобы по примеру большинства односельчан, которым годились все женщины, искать удовольствия на стороне, он в конце концов выпрямлялся и время от времени испускал заунывные стенания, их низкие ноты, мало-помалу истончаясь, достигали разрывающей ухо высоты. Так повторялось несколько ночей подряд, и всякий раз покровник, лишенный своей избранницы, заводил свою безнадежную песнь.

Наконец, однажды вечером я увидел, как его молодка возвращается с пакетом не вполне понятной формы в руках; прижимая его к груди, она пробралась к самому кружевному венчику, на который, похоже, обладала исключительными правами, выпустила в него свою ношу и без промедления спустилась вниз. Когда она удалилась, я выскользнул из тени соседнего фаллоида, где до поры до времени прятался, и в свою очередь подобрался к покрывалу, чтобы присмотреться вблизи к тому, что успел принять за отпрыска этой странной пары. И вот что я увидел: голова в форме фалла, тоже ячеистая, но скорее розоватая — я уже отмечал, что у взрослого покровника она отливает красным с оливковым оттенком, который, когда он испытывает гнев или разочарование, превращается в фиолетовый и даже черный, — так вот, фаллическая головка венчала ладно скроенное и жизнерадостно сучащее руками и ногами человеческое тельце. Я ошеломленно рассматривал сию несуразную тварь, когда покровник, изогнувшись, уронил на ребенка несколько капель белесой жидкости, которые тот жадно поймал разинутой на макушке щелью. Процедура повторилась несколько раз, не обошлось без оплошностей и неловкости во взаимодействии сторон, но в конце концов ребенок, казалось, удовлетворился и, сытый, заснул прямо в сетке, в которой его оставили. Отец-кормилец в очередной раз принял свою непреклонную позу и не проявил никаких признаков жизни, когда чуть позже за ребенком вернулась мать, которая поспешила унести его прочь, будто опасаясь какой-то порчи. Именно тогда мне и пришло в голову, поставив все на карту, самому протиснуться в венчик и провести под покрывалом ночь. Едва я там улегся, как вокруг разнесся опиумный аромат и я тут же погрузился в восхитительное оцепенение. И чуть позже канул в омут летаргического сна, очнулся от коего только на заре, еще взволнованный прикосновениями, которыми меня осыпал мой ночной посетитель, и затопленный доказательствами его наслаждения; отныне я был убежден, что составить счастье фаллоида наравне с женщиной может и мужчина — и даже задался вопросом, почувствовал ли он разницу и не возобладало ли в нем над индивидуальными пристрастиями чувство собственности. Меня не долго занимала эта лестная идея. Послышался оглушительный гвалт, и я обнаружил, что внизу, испуская крики и угрозы в мой адрес и размахивая палками, беснуется целая толпа туземок. Любовница моего покровника, явно разъяренная тем, что ее вытеснили с ее же территории, подначивала своих товарок, два десятка фурий, явно не намеренных дать мне спуску. Несколько уже лезло на приступ, остальные сквозь ячейки покрывала всерьез трепали меня своими палками. Под напором их сплоченных усилий я был немедленно вышвырнут на землю, и эти гарпии, схватив меня, привязали мои руки и нога к колышкам, вбитым в землю рядом с хранившим невозмутимость фаллоидом. Тут они принялись колотить и колоть его своими палками, и я увидел нечто чудовищное: фалл нагнулся надо мною и, с ворчанием чмокнув, впился в мой член и одним сосущим движением его с мясом оторвал. Торжествующие крики покрыли эту операцию, и мои истязательницы, потеряв ко мне всякий интерес, отправились к себе в деревню, бросив меня орошенным кровью и истерзанным, почти без сознания. Мои друзья, следившие за всей этой сценой с почтительного расстояния, сочли, что со мной все кончено, и даже не подумали вмешаться. Один из них все же подобрался поближе; увидев, что я еще дышу, он перерезал путы и, взвалив меня на плечи, словно шмат мяса, отволок в лагерь. После импровизированной перевязки меня уложили на сварганенные на скорую руку носилки, и в этом-то экипаже я и вернулся в долину.

III

Пока мы с трудом пробирались по пересекавшей лес скользкой тропинке, так как мое положение не оставляло мне ничего лучшего, я против воли вслушивался в разговоры, которые во весь голос вели, полагая, что я пребываю в забытьи, отдельные члены экспедиции. Не довольствуясь хулой в адрес моего безрассудства, каковое являлось для них всего-навсего проявлением беспримерного легкомыслия, они откровенно радовались, понимая, что я вынужден сократить свое пребывание и тем самым отказаться от исследования деревень покровников на теневом склоне горы, — те, судя по их словам, представляли значительно больший интерес, нежели уже посещенные.

В то время как здесь отношения между фаллоидами и туземцами оставались чисто спорадическими, что не позволяло установиться настоящему соучастию, на другом склоне возникло состояние своего рода осмоса, почти совершенного взаимопроникновения тяжущихся сторон. В самом деле, прямо в фаллоиде, в вольве, в основании его ножки и начинал выдалбливать себе жилище туземец. Опасная работа, по ходу которой не один, надо думать, сложил голову, и весьма щекотливая операция, ведь при этом приходилось бороться с жутким кровотечением, каковое по ходу дела надлежало, осмелюсь сказать, «закупоривать» заблаговременно приготовленными мазями. В один прекрасный день результат, однако, был достигнут: туземец обретал собственный кров в наспех обустроенной пещере с наконец-то зарубцевавшимися стенками, где мог жить в тепле с женой и детьми. Пусть читатель не питает иллюзий: проистекающие из такого тесного сожительства ограничения оказывались очень и очень суровы, ибо для того, чтобы обеспечить себе уют и благосостояние, а также жизнь всем своим домочадцам, он вынужден был делить с покровителем подругу дней своих. Ночью, когда все спали, она ложилась перед дверью и дожидалась, пока покровник, склонившись, не окажется в состоянии вкусить ее ласки. Как только она чувствовала, что он надежно в ее руках, в предвкушении разнюхивает ее тело, она пользовалась его сиюминутной невнимательностью, чтобы обвить лианой его шею, если можно назвать таковою крохотную бороздку, предстоящую вздутию головки, и крепко-накрепко привязать его к его же собственному основанию, дабы он не мог впредь приподнять или беспорядочно теребить свою партнершу во все стороны, как случалось подчас в мгновения слепого наслаждения, когда он, казалось, терял всякое самообладание. После чего она могла безбоязненно натереть ободок его губ, то место, где чуть ли не просвечивающая кожица позволяла поиграть на нервах, жгучими травами, доводя его до белого каления. Она едва успевала прижать его к себе, как уже ключом бил поток, густой как сироп, могучей струей, и ее нужно было как можно скорее направить в отверстия всех сосудов, каковыми только она сумела разжиться, создавая тем самым драгоценный запас, на котором вся семья сможет прожить немало дней. Случалось, покровнику требовалось время, чтобы восстановить силы, и он целый месяц никак себя не проявлял. Но женщины были начеку, подремывая вполглаза разве что днем, пока муж бродил с ребятишками по лесу в поисках провизии на потребу своему покровителю.

Случалось и так, что, пока она спала, фаллоид просовывал в проем грота голову и, застав врасплох, покрывал ее и брюхатил, прижав к собственной стенке, так что она не могла пошевелиться.

Самые молодые покровники, пользуясь липкостью своей головки, пытались подклеиться к спящей, чтобы умыкнуть ее на воздуся. Но то ли из-за спешки и неловкости, то ли потому, что женщина, проснувшись, отбивалась, ей, как правило, удавалось вырваться и, правда с немалой высоты, рухнуть всем весом на землю, которая, по счастью, благодаря оторачивающей вольву корневой системе фаллоида, была вокруг него мягкой и как бы упругой.