Вскоре после полудня Белая Борода простился с Гассаном; у последнего рука все еще не совсем зажила, так что ему нельзя было грести, и он остался.
— Посмотрим, куда нас вынесет течение! — воскликнул Белая Борода.
— Желаю успеха, товарищ! — отвечал Гассан, но голос его звучал как-то странно; он, казалось, был взволнован и с трудом владел собой. — Всего хорошего! До свиданья! — повторил он, крепко сжимая руку Белой Бороды и долго не выпуская ее из своей.
Быстрыми шагами направился Белая Борода к реке. «Какой он стал впечатлительный. Он прощался так, как будто нам целые годы не предстоит свидеться!» — невольно подумал он.
Потом он взял стоявшую у берега гондолу, сдвинул ее в воду и сел в нее, еще раз отсалютовав Гассану веслом.
Челнок легко отчалил от земли, понесся по течению и вскоре исчез из глаз Гассана за выступом скалы.
За горой река делала изгиб, и в нее вдавалась длинная коса, по ту сторону которой для Белой Бороды начинались незнакомые места. Конец косы казался ему пограничной линией; там стояла на страже эмблема этих вод — птица, вышиною около четырех футов, с крыльями, достигающими в распростертом положении до семи футов в поперечнике. Она стояла на краю берега, напоминая аиста, и, подобно аисту, постукивала клювом. Это был «прототип туфли», как ее называют арабы за ее исполинский широкий клюв. Но Белая Борода не прельстился редкой дичью.
«Вперед!» — было его девизом. Непосредственно за косой горделиво возвышались заросли папируса, поднимавшегося над водой на десять-пятнадцать футов; вид этого классического растения мало радовал Белую Бороду; папирус являлся для него скорее вестником неудачи.
Чем дальше он продвигался вперед, тем гуще становились эти заросли; к ним присоединялись побеги амбача, плававшие по воде, наподобие зеленых островов. Эти островов было сотни; и наконец они слились в одну общую травянистую площадь. Канал, по которому скользил челнок, становился все уже и уже. Наконец вода совсем исчезла, остался один зеленый луг.
То, чего Гассан опасался давно и о чем Белая Борода начала догадываться недавно, действительно оправдалось: река была запружена травянистой отмелью, перед которой, раз она образовалась, человек бессилен. Даже на Ниле прекращается судоходство, и суда дожидаются целыми месяцами, пока сама природа не удалит этого препятствия разливами воды. Этот слой растительности иногда достигает такой толщины, что на нем пасутся стада рогатого скота!
Надежды многих путешественников были разбиты этими травянистыми отмелями, они принудили остановиться не одного смелого естествоиспытателя и доставили большие убытки многим купцам… Белая Борода также стоял перед ними в нерешительности.
Вокруг взор не встречал ничего, кроме папируса, амбача и водяной травы, той своеобразной, покрытой шерстяным пушком травы, которую называют «матерью шерсти», но которая так колюча, что человек не может долго ходить по таким водным лугам.
Белая Борода решил повернуть назад и поискать других протоков. Быть может, все-таки найдется пролив в этой траве, и падать духом сразу не следовало! Но тщетно он греб по разным направлениям: везде та же преграда, все каналы между островами папируса кончались у травянистой отмели!
Солнце заходило на горизонте; надо было возвращаться, хотя и с обманутыми надеждами. Ему удалось пробраться сквозь гору, но против травянистой отмели он был бессилен.
Но нельзя ли обойти эту отмель по берегу? Его челн так легок, что его без труда можно унести на себе. Последнее также оказалось невозможным, так как за отмелью начиналось обширное болото, которое тянулось на целые мили.
Нет, бегство было невозможно; приходилось оставаться, пока сама природа не уберет преграды, пока не наступит разлив. Но можно ли было надеяться на разлив в этот сухой год? Быть может, придется ждать целые двенадцать месяцев, прежде чем явится возможность достигнуть мешеры вниз по реке!
Окончательно обескураженный поплыл Белая Борода назад по извилистым каналам. Течение в узких протоках было очень стремительное, и смелый путешественник должен был упираться веслом в корни папируса или в чащи побегов амбача, чтобы продвинуться вперед. Наконец, он выплыл на широкую равнину вод, где встречались только отдельные заросли папируса. Здесь течение было слабее, и он уже приближался к косе.
Но тут неожиданно появилось новое препятствие. В двадцати шагах от него из воды выступал какой-то темный предмет. В пятнадцати шагах справа он заметил такой же предмет. Белая Борода принял было сперва эти предметы за стволы деревьев, сносимые течением, и употребил свою ловкость, чтобы провести свой челн между ними и избежать таким образом столкновения, которое могло сильно повредить его легкую гондолу.
Но вот вынырнуло что-то черное совсем близко, всего в нескольких шагах от Белой Бороды. Теперь он мог различить, что это было не бревно, а голова бегемота.
Чудовище смотрело на него с любопытством, как бы удивляясь его появлению на этих безлюдных водах. Белая Борода со своей стороны тоже наблюдал, хотя и с некоторым страхом, за громадным животным.
Встреча с этими водными колоссами теперь менее чем когда-либо могла быть желательной. Он решил осторожно и тихо убраться от неприятного соседства и пустил на мгновение свою лодку по течению, чтобы потом повернуть направо… Но и там возвышалась черная масса, на которой виднелись выступы и возвышения. При более тщательном наблюдении эти выступы оказались острыми ушами, а возвышения — глазами и ноздрями.
Это также была голова бегемота. Можно было отчалить налево. Увы, напрасно: и там возвышалась голова. Все черные брусья оказались бегемотами, которые окружали его со всех сторон.
Белая Борода насчитал их до двадцати штук.
Над водой было тихо; слышался только глухой шум волн, разбивавшихся о травяные острова; с далекого берега слабо доносился крик водяных птиц. Солнце бросало на реку косые лучи, и при этом своеобразном освещении головы бегемотов казались еще больше, еще страшнее.
Даже большие парусные суда, плавающие по Нилу, избегают встречаться со стадами бегемотов: эти неуклюжие животные не всегда уходят с дороги и иногда проламывают суда, которые становятся уже негодными после такого столкновения. Для маленькой же гондолы Белой Бороды было еще неизмеримо опаснее пробраться среди этих животных. Каждую минуту можно было ожидать, что вода взволнуется, что по ней пойдут волны в метр вышиной и на поверхности воды задвигаются, как пыхтящие паровики, темные тела великанов.