Почти во всех окнах, выходящих на площадь, виднелись любопытные мордашки детей, а те, что постарше, расселись на крышах, которые в Курре негласно почитались детским царством. Какое счастье, подумал Форзон, что на площади нет ребятишек: когда неразрушимый объект встречает неодолимую силу, без жертв не обходится.
Сперва по городу разнеслась весть, что король объявил трубачей вне закона, и горожане разбежались по домам. Затем - не без помощи агентов Команды Б - вихрем пронеслась весть о том, что трубачи устроили марш-протест, дабы подать петицию королю. Тогда горожане вышли на улицу и побежали к королевскому дворцу. Единственная причина, помешавшая всему населению Курры собраться на дворцовой площади, заключалась в том, что площадь эта была недостаточно велика. Все окрестные улицы, насколько Форзон мог видеть сверху из окна, были плотно забиты толпами, пытавшимися хотя бы на несколько десятков шагов приблизиться к дворцу.
И все эти люди хранили странное, неестественное молчание.
Глядя на них, Форзон почувствовал себя любознательным химиком-недоучкой, который намешал в колбе что ни попалось под руку и только что поджег фитиль… Взорвется или погаснет с тяжким чадом? Он слишком мало знал об этих людях, хотя надеялся, что понимает их. Команда Б, напротив, знала о куррианцах практически все, но абсолютно не понимала.
– Раз в жизни я видел нечто подобное, - задумчиво произнес Леблан. - В другом мире, когда хоронили народного героя. Эти люди действительно скорбят о кончине духовой музыки?
– Любопытство, - отрезала Энн. - Кто и когда на Курре в последний раз подавал петицию королю?
– Нет, не так, - сказал Форзон. - Они просто не в силах поверить… Как я надеюсь.
– Что кто-то осмелится подать петицию королю?
– Что король навсегда запретил трубачей. Народ не желает в это верить.
– Ты так считаешь, - сухо заметила Энн. Форзон упрямо кивнул.
Наконец издалека донеслись приветственные крики: к площади приближались трубачи. Медленно. Невыносимо медленно. Людская масса с трудом расступалась, образуя узенький проход для колонны в алых плащах, и моментально смыкалась за нею. Музыканты, гордо выпрямившись, шли по двое в ряд, прижав к груди сияющие медью трубы. Когда они вступили на площадь, запрудившая ее толпа, взревев от восторга, начала раздвигаться, однако Торовы трубачи шагали все медленней. Они остановились перед фасадом дворца (на таком расстоянии Форзон различал лишь алую полоску в многоцветном волнующемся море), и снова настала неестественная тишина.
– Я вижу короля, - вполголоса пробормотал Леблан, вооружившийся биноклем. - В центральном окне, откуда Ровва обычно следит за празднествами.
Они не услышали ни слова из петиции Тора, но когда тот закончил говорить, в толпе прокатился одобрительный ропот. Король, по-видимому, ответил краткой фразой. Музыканты повернулись и начали прокладывать обратный путь через толпу.
Фитиль догорел - и ничего не случилось.
– Пустышка, - печально вздохнул Форзон.
– Пустышка? - взорвался Леблан. - Да ты хотя бы понимаешь, что мы впервые за четыреста лет вывели здешний народ на демонстрацию?! А что же будет дальше?
– Не знаю, - сказал Форзон. - А впрочем… - Он высунулся из окна по пояс и крикнул что было мочи:
– Музыку!
– МУЗЫКУ! - грянул над его ухом Леблан с такой акустической мощью, что Форзон чуть было не вывалился из окна.
– Му-зы-ку, му-зы-ку! - завопили они дуэтом, и кто-то в толпе подхватил этот ритм. Через несколько секунд вся дворцовая площадь и все окрестные улицы грозно громыхали:
– МУ-ЗЫ-КУ! МУ-ЗЫ-КУ!
Музыканты остановились, по-прежнему прижимая свои трубы к груди. Ну давай, давай же, Тор, мысленно заклинал Форзон, неужто ты не осмелишься?.. И вдруг ворота замка отворились, и на площадь повалили королевские стражники: размахивая копьями и обнаженными мечами, они врезались в толпу.
Горожане ахнули и на миг подались, но тут же, взревев, штормовой волной накрыли стражу. Трофейные копья полетели в окна замка, створки главных ворот, не выдержав напора, разошлись; огромное людское море ворвалось в королевскую резиденцию, стремительно обтекая неподвижный алый островок в центре площади. Внезапно Торовы трубачи синхронным жестом вскинули инструменты… И над ревущей толпой вознесся к небу победный трубный глас!
Форзон обнаружил, что остался один. Команда Б, которая четыреста лет дожидалась этого момента, не могла его упустить. Поль Леблан уже был на площади, энергично проталкиваясь вперед, чтобы возглавить толпу. Внизу под окном Джо Сорнел отчаянно кричал, размахивая руками, но Форзон не мог разобрать ни слова: в невероятном шуме и реве не слышно было даже труб. Он увидел, что музыканты перестали играть, но по-прежнему стоят в центре площади, изумленно наблюдая за происходящим. Разгневанный авангард, ворвавшийся во двор замка, тем временем пытался с помощью подручных средств взломать мощные внутренние врата. Вряд ли удастся, решил Форзон, но это уже забота Леблана.
Почувствовав, что рядом кто-то есть, он обернулся и увидел Энн: губы девушки зашевелились, но Форзон ничего не услышал и покачал головой. Они постояли немного, радостно улыбаясь и глядя друг на друга, а потом стремительно обнялись. Краем глаза счастливый Форзон заметил скользнувшую по площади тень…
И настала оглушительная тишина.
Форзон отпустил Энн, и они увидели на площади тысячи поднятых к небу бледных лиц. Тень вернулась: почти над головами людей в абсолютном молчании скользнул бесшумный гравиплан, предназначенный для контактов базы БМО с Курром. Машина сделала круг, забирая выше на подлете к замку и, обогнув его, снова нырнула.
Огромная человеческая масса, которая накапливалась часами, растворилась за считанные минуты. Люди, штурмовавшие внутренние врата, были слишком заняты, чтобы смотреть в небо, но дрогнули при внезапной тишине и были вытеснены стражниками на площадь. Планер опять нырнул, до смерти перепугав и преследователей, и преследуемых; первые в панике кинулись назад, вторые со всех ног помчались к ближайшему туннелю.
На площади не осталось ни души, если не считать нескольких десятков неподвижных тел, затоптанных в минуты всеобщего бегства. Планер продолжал кружить и нырять, кружить и нырять, постепенно расширяя круги и снижаясь при виде любого скопления куррианцев. Когда улицы города совершенно опустели, машина набрала высоту, качнула крыльями и улетела в сторону моря.
В комнату ворвался Леблан - в изорванном платье и с огромным кровоподтеком на скуле.
– Уилер! Или он в замке, или у него там свой человек. Этот мерзавец…
– Где трубачи? - перебил его Форзон. - С ними все в порядке?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});