4 ноября 1897 г. на полуострове Шаньдун были убиты два немецких миссионера. Воспользовавшись этим убийством как поводом, Германия захватила порт Циндао в бухте Цзяочжоу и прилегающую к нему территорию. Немецкая дипломатия и военные моряки присматривались к этой территории с осени 1895 г., причем первоначально рассматривались три варианта: порт Амой к северо-востоку от Гонконга, бухта Замза (залив Дапэнвань) и острова Чусан (Чжоушань), расположенные около Шанхая. От всех этих трех пунктов в Берлине отказались по разным причинам, самым главным из которых было нежелание войти в противостояние с Великобританией, которая, безусловно, восприняла бы появление германской базы и коммерческого порта как вторжение в зону своего традиционного влияния. Циндао имел ряд преимуществ: более здоровый, чем на юге, климат; близость шаньдунского угля; порт быстро превращался в центр ввоза в Китай нефти; и, наконец, это была одна из гаваней, опираясь на которую, можно было контролировать морские подступы к столице Поднебесной империи. Именно поэтому выбор немцев и был остановлен на Циндао, но на предварительные запросы в Пекине в 1895 г. последовал отказ{796}.
В марте 1897 г. немцы вновь попытались настоять на передаче этого порта в аренду, но добились лишь того, что в Циндао была направлена комиссия с целью составления проекта укреплений. Германский посланник, так и не дождавшись захвата русскими порта в Корее, считал возможным сослаться на обнародование устава КВЖД для захвата гавани Германией. Правительство Китая даже не пожелало обсуждать это предложение и вновь ответило категорическим отказом{797}. Очевидно, по этой причине в августе 1897 г. при встрече с русским императором в Петергофе кайзер предложил ему не принадлежавший ему Циндао{798}. 10 августа 1897 г. Гогенлоэ известил Муравьева: «На вопрос Его Величества Императора Германского, имеет ли Россия виды на бухту Киао-Чао, Его Величество Российский Император ответил, что действительно Россия заинтересована в том, чтобы обеспечить себе доступ в указанную бухту до того момента, пока она приобретет порт, более северный, и такой порт она уже имеет в виду. На вопрос германского императора, усмотрит ли император Николай какое-либо неудобство, если германские корабли. В случае необходимости и согласия русских морских властей, бросят якорь в бухте Киао-Чао, Его Величество Император Всероссийский ответил отрицательно»{799}.
Согласия со стороны России на захват порта не последовало, но кайзер немедленно распорядился, чтобы его тихоокеанская эскадра готовилась к зимовке в Циндао по согласованию с русскими морскими властями, которых, кстати, там не было{800}. После убийств на Шаньдуне Берлин мог действовать по-другому, без всякой оглядки на формальности. Уже 7 ноября 1897 г. в письме к Николаю II кайзер объяснил это следующим образом: «Так как католическая миссия находится под моим личным покровительством, я должен наказать этих китайцев. Надеюсь, что согласно нашим личным переговорам в Петергофе, ты одобришь переход моей эскадры в Кио-Чау (т. е. Циндао. — А.О.) для того, чтобы оттуда действовать против мародеров, это единственно удобная гавань, а я обязан показать католической партии в Германии, что я в состоянии защитить их. Наказание необходимо, и принесет пользу всем христианам»{801}. Вильгельм II с самого начала событий был полон желания «защитить христианство и его слуг и провозвестников»{802}. Согласие со стороны России на захват Циндао не последовало и в этом случае.
В телеграмме от 26 октября(7 ноября) 1897 г. Николай II выразил сожаление по поводу случившегося, и заметил: «Не могу одобрить или неодобрить твоего распоряжения направить германскую эскадру в Кио-Чау, так как недавно узнал, что эта гавань была в наших руках только временно в 1895-96 гг. Боюсь, что строгие меры наказания могут вызвать тревогу и неспокойное настроение на Дальнем Востоке и, возможно, еще более увеличат пропасть между христианами и китайцами»{803}. Командирам русских кораблей было приказано ни в коем случае не принимать участия «в насильственных действиях немцев, которые вызваны не обстоятельствами, служащими им предлогом, а, быть может, только желанием добиться известной цели»{804}. 27 октября(8 ноября) русский поверенный в делах Германии получил инструкцию действовать примирительно, предупредив о возможности отправки в Циндао части русской эскадры. «Мы надеемся, впрочем, — сообщал Муравьев, — что германо-китайский инцидент будет мирно улажен и, благодаря вмешательству других держав, положение не осложнится»{805}.
В тот же день соответствующие инструкции были направлены в Пекин. Китайцам предлагали не медлить с расследованием убийств и удовлетворением германской стороне, подчеркнув, что Россия не поддерживает немедленные принудительные меры{806}. Опасения русского монарха, высказанные им в телеграмме кайзеру, стали оправдываться немедленно. 14 ноября 1897 г. в Циндао вошла крейсерская эскадра адмирала Отто фон Дидерихса — 3 немецких корабля. С них был высажен десант в 200 человек, который немедленно разрушил телеграфную линию. Затем под угрозой обстрела с моря город вынужден был покинуть китайский гарнизон, оставив немцам орудия, боеприпасы и склады{807}. Уже на следующий день китайские власти заявили о своей готовности дать удовлетворение на обычных в таких случаях условиях: казнь преступников, денежное вознаграждение потерпевшим и семействам убитых, строгое наказание местных властей, если они окажутся виновными в непринятии мер для предотвращения убийств{808}.
Узнав о действиях Германии на Шаньдуне, Ли Хунчжан немедленно прибыл в русскую миссию в Пекине и обратился за помощью к своему союзнику России, так как был уверен, что заключил в Москве оборонительный союз против любой державы, которая посягнет на китайскую территорию{809}. «Китайцы крайне поражены, встревожены. — Сообщал 4(16) ноября 1897 г. русский поверенный в делах в Китае. — Ли Хун-чан от имени китайского правительства убедительно просит помочь советом, поддержать, чтобы не допустить германцев силой завладеть портом»{810}. Просьбы Китая становились все настойчивее. В тот же день Ли Хунчжан обратился к России с просьбой об отправке русской эскадры в Циндао с целью заставить фон Дидерихса увести свои корабли из китайских вод. Поначалу контр-адмирал Дубасов получил распоряжение об отправке части своих кораблей к берегам Шаньдуна, что произвело крайне благоприятное впечатление на Пекин, но вскоре в Петербурге было принято решение воздержаться от этой меры. Разочарование китайского правительства было безграничным — все свои расчеты оно строило на вмешательство третьей державы{811}.
20 ноября 1897 г. Вильгельм II издал декларацию, в которой объяснял свои действия незаинтересованностью России в бухте на Шаньдуне и желанием поднять авторитет своей страны в Китае. По мнению кайзера, влияние Берлина оказалось на недопустимо низком уровне. Декларация прежде всего была обращена к Николаю II: «Какова бы ни была причина, очевидно, что Германия в данный момент находится по отношению к Китаю в недойстойном положении, которое император должен исправить раз навсегда и всеми средствами, которыми он располагает. Его Величество полагает, что Его Величество Император Российский, политику которого Германский Император поддерживает в Европе и в Азии, и мнение которого в настоящем случае он хотел знать прежде, чем действовать, согласен с ним в том, что в данный момент всякое изменение, внесенное в план начатой уже акции, подкрепило бы правительство и народ китайский в поведении, несовместимом с интересами и достоинством Германии»{812}.
На самом деле, немцы давно уже действовали, не интересуясь ничьим мнением. Вильгельм II всего лишь делал реверанс, граничивший с угрозой. Попытка остановить его моряков и морскую пехоту грозила для Петербурга риском резкого ухудшения отношений с Германией, отказ сделать это — падением авторитета союзника в Китае. В конце концов в ответ на запрос о помощи из Пекина русское правительство заявило, что оно дало гарантии только на случай японских захватов, а вскоре на запрос Ли Хунчжана о гарантиях нового кредита для выплаты контрибуции Японии Витте ответил весьма жесткими и далеко не союзническими условиями: расширения прав России в Манчжурии и Монголии и проведения ветки КВЖД к Желтому морю{813}. 11(23) ноября Министр иностранных дел подал на Высочайшее имя Всеподданнейшую записку, которая начиналась следующими словами: «Возникшие в 1895 году осложнения на Крайнем Востоке побудили наше морское ведомство озаботиться изысканием в Тихом океане прочные базы для судов нашего военного флота, пользовавшихся до того для зимовок, временных стоянок и иных надобностей исключительно портами Японии»{814}.