Читать интересную книгу Миллион причин умереть - Галина Романова

Что «и», Ольга и сама затруднялась представить. Но в любом случае ей удалось бы избежать этого жутковатого свидания с воскресшим прошлым, если бы она не попалась ему на глаза.

– Могу представить твои чувства, – хмыкнул он, поднимаясь со своего места и направляясь следом за ней в комнату.

– Не можешь...

– Могу, могу! Потому как сам едва в сугроб не сел, чуть не наткнувшись на вас, воркующих у подъезда. Такая сладкая парочка...

Вот, значит, когда он сумел ее запеленговать. Когда этот безнадежно невезучий Кулешов ждал ее, полный раскаяния в содеянном. Будь он неладен, в конце концов! Ведь стоило ей тогда беспрепятственно улизнуть, кто знает: увидел бы ее Ленский или нет.

– А зачем ты сюда? – почти машинально поинтересовалась она и, что было совсем уж некстати, предположила: – У дружка, наверное, своего, уголовничка, решил перекантоваться...

Мгновенно его рука ухватила ее за плечо и резко развернула.

– Что ты о нем знаешь, сучка?! Слышал, его замели. Опять твоих рук дело?!

Вот тут она снова заледенела. Таким могильным холодом повеяло на нее из его глазищ. Таким зловещим смыслом было исполнено каждое его слово, что ноги ее сами собой подогнулись, и Ольга поняла, что еще мгновение – и она рухнет на пол.

– О, черт! – Артем подхватил ее под мышки и потащил волоком к дивану, совершенно не собираясь вести себя по-джентльменски. – Хватит чудачествовать, идиотка!

Грубо (и как только можно так поступать со слабым полом!) он швырнул ее на диван и заходил по комнате, ероша без конца ежик черных волос. Ольга пришла в себя почти сразу, но с заявлением о своем душевном и физическом состоянии решила повременить. Обессиленно раскинув руки в стороны, она опять же горестно опустила уголки губ и принялась рассматривать из-под подрагивающих (якобы от еле сдерживаемых слез) ресниц мечущегося киллера.

Да... Господь ему от щедрот своих отвесил всего предостаточно. Тело крепкое, гибкое. Мужчин такой стати ее бабка Люба всегда клеймила загадочным для Марьяши в том возрасте ярлыком: «Хишшник!» Они подолгу смотрели им вслед, когда бабушке и внучке случалось вместе прогуляться по улицам их городка. Происходило это, правда, редковато – по случаю сильной занятости бабули, но когда случалось, Ольга (тогда еще Марина) бывала по-настоящему счастлива.

Перво-наперво, баба Люба никогда ее не журила. Учить уму-разуму любила, но это учение сводилось к пропаганде внебрачных половых отношений, вернее, к правильному ведению оных. Марина мало что понимала тогда, но по прошествии времени поняла и даже оценила.

Во-вторых, ей импонировал тот факт, что баба Люба видела в ней скорее подругу, чем внучку. И часто делилась с ней своими сокровенными желаниями и мечтаниями. Правда, с применением словосочетаний из ненормативной лексики.

Так вот, относительно «хишшников» девочка с детства уяснила невероятную истину: бежать от них нужно как можно дальше и как можно быстрее, но... Но, убежав, никогда уже не сможешь насладиться настоящей страстью. Той, о которой мечтает каждая женщина с раннего детства (записано со слов покойной бабули).

– Только хишшник знает, как ублажить бабу, детка! – шамкала баба Люба много лет назад. – Только ему ведомо, как найти нужный ключик к бабьему сердцу.

– Я за такого замуж выйду, – вполне серьезно заявляла тогда Марина, держась за бабкину руку.

– Упаси тебя бог, детка!!! Упаси тебя бог!!! Пропадешь. Сгоришь и будешь кучкой пепла...

Теперешний «хишшник» вполне соответствовал тому типажу, от связи с которым ее так предостерегала покойная баба Люба. И пусть любви между ними не было и не могло быть, судьба имела наглость посмеяться над ними, сведя бок о бок в этой жизни.

Артем был красив до неприличия. Мужчине нельзя быть таким красивым. Мужчины с подобным набором внешних данных действительно оставляют после себя пепелище погребального костра, разожженного из дамских сердец.

Попасться в сети к подобному красавцу бывает несложно. Ему и делать-то для этого ничего особо не нужно. Просто чуть попристальнее посмотреть в глаза жертве. Дернуть уголком губ в загадочной, многообещающей улыбке. Или произнести что-нибудь своим хрипловатым, исполненным сексуальности голосом. Пусть даже глупость, это все равно будет расценено как нечто остроумное и экстраординарное. Неспроста же они с Нинкой едва слюной не захлебнулись в школьном коридоре, стоило ему лишь рот открыть. Он даже издали производил неизгладимое впечатление, а уж что говорить при более детальном и пристальном рассмотрении.

Сейчас Артем был немного другим, но от этого не менее прекрасным. Его внешность очень удачно подретушировали, придав ей законченную утонченность и даже аристократизм.

Кисти рук... Она всегда обращала внимания на мужские руки. Почему-то это для нее имело значение. Его руки были созданы не для убийства. Эти пальцы должны перебирать струны гавайской гитары, рождая на свет божий умопомрачительно зажигательные мелодии, будоражащие кровь... А они эту самую кровь не будоражат, а проливают. Жуткая метаморфоза...

– Тебе бы музыкантом быть, – хрипловато выдала Ольга, которой надоело притворяться. Сев на диване, она уточнила: – Гитаристом. У тебя пальцы прирожденного гитариста, а ты...

– А я убиваю, – мрачно изрек Артем, прекратив метания. – И что?!

– Почему? Ты воевал? Или...

– Да пошла ты со своим психоанализом куда подальше! Черт бы тебя побрал!.. – Он витиевато выругался и, опустившись рядом с ней, вздохнул. – Не воевал я ни в Чечне, ни в Афганистане, поскольку для последнего возраст явно не подходящий. И кошек в детстве я не мучил, и собак тоже. А убитого соседским парнем воробья оплакивал неделю. И сцены насилия у меня ничего, кроме отвращения, не вызывали. Я рос нормальным ребенком в нормальной семье, с вполне распространенным классическим набором: мать, отец, любовник матери и любовница отца.

– Это нормально?! – Ольга непонимающе вытаращила на него глаза.

– А по-твоему – нет? – Он гадко ухмыльнулся и отечески потрепал ее по щеке. – А по-твоему, норма: мать – труженица ломовая, отец – алкаш запойный. Бабка – одна в гробу, а вторая – лучше бы там была, чем пропивала все подряд... Это – твоя норма?

– Вот это да! Снимаю шляпу, Ленский! – Она не без сарказма легонько захлопала в ладоши. – Бурные и продолжительные... Когда только успел!

– У меня было время. Ты же не забыла – я был в тюрьме, а там день – за три.

– Не знаю, не была, – грубо перебила его Ольга.

– О-о, еще погоди, тебе еще может представиться такая возможность, – многообещающе прошептал он, склоняясь к ее уху. – Сама знаешь не хуже меня: от сумы и от тюрьмы...

Вот это ей совсем и совсем не понравилось. Это за что же, интересно, ее могут посадить? Что за многообещающий тон? И эта пословица, таящая в себе массу скрытого смысла или злого умысла, черт его знает...

– Не боись, – криво заухмылялся Артем, уловив ее замешательство, и потянулся с хрустом. – Слушай, давай-ка спать. С завтрашнего утра у нас с тобой очень много дел. Просто невпроворот. Сил понадобится много. Давай спать, девочка.

– У нас? – Ольга, которая рванулась было к шкафу за дополнительным комплектом постельного белья, резко тормознула на полдороге. – Что значит у нас?

– А то и значит, – он слегка щелкнул ее по носу. – У тебя с работой-то как? А, впрочем, это и неважно. Прогуляешь, если не уложимся в срок. Давай стели постельку, я устал.

Ольга набрала полную грудь воздуха, намереваясь выразить отчаянный протест по поводу прогулов вообще и приказного тона в частности, коим с ней изволят разговаривать, но, посмотрев на Артема, передумала. Кому доказывать-то? Ему, что ли? Так не тот человеческий индивидуум перед ней, который способен прислушаться к голосу разума или внять уговорам и мольбам. Затвор, приклад, курок – вот его неоспоримые аргументы. А все остальное – мусор, не заслуживающий внимания. Единственное, на что она все же решилась, так это уточнить места ночной дислокации присутствующих.

– Диван у меня один, – Оля растерянно вертела в руках чистый пододеяльник и изо всех сил старалась не покраснеть под его пристальным взглядом. – Раскладушки нет. Лишнего матраца тоже. Так что...

– Уговорила, – Артем радостно хлопнул в ладоши. – На полу я не сплю. Зима, холодно и все такое... Так что ложимся вместе на диване.

– Но я не собиралась тебе этого предлагать! – попыталась возмутиться она.

Но Артем и эту ее попытку быстренько свернул одним всеобъемлющим предложением:

– А я не собираюсь к тебе приставать.

Ну что тут возразишь! Начать барахтаться в словесной дребедени, пытаться отстоять некое подобие территориальной независимости, так опять поймает ее на чем-нибудь и обернет себе во благо.

Черт с ним, в конце концов! Пусть укладывается, как пожелает. Ее этот факт совершенно не волнует.

Кривя душой таким вот образом, Ольга не без помощи Артема разложила старый диван, все порывавшийся развалиться на две половинки. Застелила чистой простыней, положила две тонюсенькие подушки, больше походившие на мамкины оладушки. И швырнула два одеяла. Одно себе – ватное. Другое ему – тонкое байковое, которое оставалось в шкафу от прежних хозяев и которое она под дулом пистолета не взяла бы себе из соображений личной гигиены.