Наши «театралы» кое-что о нем, конечно, знают. Положение обязывает – и как причастных к кинематографической среде, и в силу занятий сценфехтом. Все же ведущий специалист Союза, это вам не жук чихнул…
А вот широкой публике он известен куда меньше. Эпизодическая роль адъютанта Кутузова в «Гусарской балладе», постановки сцен фехтования в «Берегись автомобиля» – Рязанов вроде пробовал его на роль Семицветова, но предпочел Андрея Миронова, и правильно сделал.
Его «час славы» впереди. Собственно, он уже наступил, когда под Новый год по телеэкранам с триумфом прошла четырехсерийная лента «Д’Артаньян и три мушкетера». Теперь зловещего де Жюссака, блестящего фехтовальщика и смертельного врага неунывающего гасконца, знает вся страна. Работа над фильмом продолжалась весь минувший год, а теперь вот «верный пес кардинала», устроившись в специально принесенном кресле, травит в кругу восторженных почитателей байки из склепа… В смысле – со съемочной площадки.
Я чуть было не спросил: правда ли, что шпаги для фехтовальных эпизодов делали зэки? Прочел как-то в Интернете, что во время съемок под Таллином кто-то залез на склад и украл часть реквизита, и пришлось договориться с администрацией местной колонии о «шефской помощи» в обмен на выступление великолепной четверки – Старыгина, Боярского, Смехова и Смирнитского, исполнителя роли Портоса, перед «контингентом». К счастью, в последний момент успел прикусить язык – вспомнил, что история эта приключилась (приключится?) на съемках «Двадцати лет спустя», аж в девяносто втором…
Ну, вот и все, воспоминания закончены. Руководитель группы дает сигнал к началу занятий. Первое выступление наше с Астом. Килты заранее намотаны по всем правилам, береты лихо сдвинуты набок. Берем палаши, выходим на середину зала. Балон, опершись подбородком на кулак, готов наблюдать за успехами подрастающей смены. Легкий толчок под локоть альтер эго – давай, не подведи учителя! Парнишка-белорус заводит «Черную стражу» на своей дуде, салют зрителям, и мы начинаем.
Вот это называется – настоящий мастер. Нет, даже Маэстро – именно так, с большой буквы. Полюбовавшись на наши пляски с палашами (без вступительной джиги на этот раз обошлось), он попросил у Аста палаш и сделал приглашающий жест: «А ну-ка, парень, покажи, на что способен!»
Кто бы знал, как хотелось мне устроить очередной «щелк-щелк». И ведь Женька был не против – честно говоря, он изрядно перетрусил, осознав, что сейчас предстоит.
Давай, парень, это твоя охота. Откажешься – так и будешь прятаться за чужие спины…
На самом деле никакого боя не было. Балон с самого начала задал довольно медленный темп, с фиксацией промежуточных стоек в начале и конце каждого приема. Он словно приглашал своего юного партнера: «Давай, бери инициативу на себя, я подыграю, не сомневайся…»
И альтер эго не подкачал. Сначала последовал обмен прямыми рубящими – с замаха, в ноги, торс, ноги, голову, – от которых оба уходили, страхуясь простейшими сливами. Потом Женька осмелел и включил левую руку с баклером – принимал удар на меч и щит одновременно, отбрасывал клинок в сторону и толкал партнера в грудь левым плечом. Тот картинно отшатывался и рубил навстречу – Женька отмахивал удар и снова шел в ближний бой, угрожая баклером, словно стальной боксерской перчаткой. А под конец продемонстрировал наш коронный номер: принял рубящий в левый бок на перевернутый острием вниз палаш, рука с баклером скользнула под клинок партнера, заплела, подобно змее, запястье – рывок вверх с шагом назад, и оружие по широкой дуге улетает за спину.
Балон картинно разводит руками, обозначает поклон, приложив ладонь к сердцу, и несколько раз хлопает в ладоши. «Театралы» присоединяются к аплодисментам. Финита.
Дальше были похлопывания по плечам, довольная улыбка руководителя – еще бы, такую смену воспитал! – и предложение обоим посетить семинары по сценическому, которые ведет Маэстро. Разумеется, благодарности и заверения: да, конечно, будем счастливы. Женька старается унять нервную дрожь, Аст улыбается до ушей и победно косится на Илзе. Та холодно улыбается в ответ.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
А вот мне сейчас не до восторгов. Сегодня вечером, после репетиции намечена вылазка на поиски первого схрона. Он тут, недалеко, километрах в трех по шоссе, во дворе птицефермы местного совхоза, и это было тем бонусом, из-за которого я принял приглашение на сборы с таким энтузиазмом. Что до семинаров – спасибо, конечно, но бывал я на них, приходилось…
3 января 1979 года.
Московская область.
Вечер, прожитый не зря
В узком снежном лазе тесно. Хорошо, что догадался захватить из дома круглый алюминиевый фонарик, работающий от двух картонных цилиндрических батареек. Его желтый свет выхватывает из темноты снег, смешанный с землей, голова упирается в тракторную гусеницу, холодную, как девятый круг ада.
А вот кое-что другое я прихватить не догадался. Например, малую саперную лопатку или туристический топорик на металлической ручке. И то, и другое хранится дома, на антресолях, рядом с закопченным котелком, свернутой брезентовой палаткой и чехлами с ружьями. Ну, дурак…
Белье под свитером и поддетыми под брезентовые брюки шерстяными спортивными штанами насквозь пропиталось потом. А вот кисти рук занемели от холода так, что «Белка» при каждом ударе так и норовит выскользнуть и сгинуть. Но я упорно ковыряю, бью лезвием ножа в мерзлую глину под вросшим в грунт траком, точно под вторым катком правой гусеницы, как и говорилось в инструкции. Выгребать кусочки промерзшей земли приходится пальцами, отчего вязаные шерстяные перчатки давным-давно изодраны и толку от них чуть.
Дз-занг! Маму твою нехорошим способом!.. Лезвие карманного ножика, не рассчитанное на такое варварское обращение, ломается у самой рукоятки. Просовываю фонарик дальше, освещаю получившееся углубление… Ура! Есть уголок чего-то, что вполне может сойти за жестяную коробку из-под печенья, в которой, согласно описанию, и хранится клад. Об нее-то и сломалась несчастная «Белка», вон, и углубление имеется от удара.
Отбрасываю обломок прочь, изворачиваюсь, лезу в карман, достаю явару – с некоторых пор я с ней не расстаюсь. Увы, проку от японской «боевой палочки» никакого. Пытаюсь зацепить вожделенный приз пальцами. Бесполезно, с тем же успехом можно позвать его «кис-кис-кис». Промерзший грунт крепко держит добычу. Угол коробки выглядывает из неглубокой ямки, каждый сантиметр которой дался такими усилиями.
– Аст?
– А?
Голос глухой – я затыкаю лаз в сугробе собой, словно пробкой.
– Слышь, найди там какую-нибудь железяку, небольшую. Арматурину там или что-нибудь в этом роде. Подцепить надо, а руками – никак!
Варианты захоронок, которым предстояло стать основой финансового благополучия попаданца, подбирались с таким расчетом, чтобы добраться до них было бы несложно и вместе с тем не вызвало бы сопутствующих проблем в виде хватившегося своего добра уголовника или оперативника, идущего по следу преступника.
Та, которую я решил навестить в первую очередь, казалась самой безопасной: она будет найдена через считанные месяцы, весной, когда ржавый остов решат оттащить в металлолом, тогда-то жестяная банка из-под печенья и вывернется из раскисшей земли. К великому сожалению рабочих, свидетелей окажется много, и среди них – главный механик совхоза. Находку сдадут в милицию (где та и была надлежащим образом задокументирована), а еще через полгода найдется и хозяин – ворюга-бухгалтер, попавший в семьдесят шестом под следствие и, прежде чем пуститься в бега, припрятавший часть нетрудовых доходов на родной ферме. Арестуют его только в восемьдесят первом, вот тогда и прояснится происхождение клада, о чем появится соответствующая запись в уголовном деле.
Помню, офицер, отвечавший за эту часть подготовки, особенно упирал на то, как легко извлечь «захоронку»: даже яму копать не надо, достаточно чуток ковырнуть землю, и вот она, бери – не хочу. Это меня и подвело – совершенно выпустил из головы, что январь и май несколько отличаются в плане погоды…