Часа через два тряпка превращается в настоящий парашют, теперь для его установки нам нужно больше помощников. Я уже заготовил ровный крепкий шест длиной метров шесть, который мы вкопаем в заранее определенное место. Накидываем ткань на самую верхушку шеста, поднимаем его. В ход снова идут скорлупки кокоса. Самую большую из них используем как наперсток для шеста, чтобы он мог свободно вращаться вокруг своей оси, пока его не закрепим. Другими скорлупками укрепляем шест в яме. Сколько же у кокосов сфер применения?! Конструкция получается крепкая. Остается растянуть лапы этого осьминога по лагерю, чтобы он не улетел от ветра, который в последнее время становится все сильнее. Для этого задействовали практически все стропы, а значит, и все пальмы вблизи нас. Крыша получилась великолепная, только с одного края она закрывает плот все же недостаточно.
В очередной раз убеждаюсь в пользе совместного труда. За работой забываешь об альянсах, борьбе, интригах, вранье. А когда люди вместе работают, невольно становятся ближе. Вот и сегодня мы сделали большие шаги навстречу друг другу. Инна, Сакин и я.
Вскоре в лагере с песней появляются Одинцов со Снежаной. Чувствуется, они провели время не зря. С Одинцова градом льет пот, хотя сегодня не очень жарко, к тому же лица веселых соплеменников имеют странный красный цвет, а глаза блуждают. Но не это главное. Главное, в руках у загулявшей пары бутылка вина и поднос с луком, мясом, уксусом и тремя корочками ХЛЕБА! Аромат еды разносится по лагерю. Племя уминает принесенные дары в таком темпе, будто их вскоре могут отнять. К счастью, вовремя спохватились и вспомнили о Целованьском, оставив и ему часть калорий с барского стола. Лицо Одинцова из красного становится бордовым. «Ладно, — говорит он, — пойду полежу чуток, а то, кажется, мне нехорошо. Нахлобучился, черт». Вот это да, Серега пьяный!
Вечером строительный дуэт Сакин — Любименко продолжает свою деятельность. Мы хотим убрать из-под навеса один из плотов и развесить на его месте несколько гамаков. На них намерены устроиться Сакин и Анька (идея с отдельным домиком, по сути, провалилась), а на третий гамак очень хочется лечь мне. Предпочитаю спать один в своем коконе, а не на плоту со всеми, где трудно определить границы личного пространства. Надвигающиеся сумерки торопят. Сакин сетует на свои проблемы с техническим мышлением и предоставляет мне почетное право завершить установку гамаков. Я, разумеется, «польщен», приходится доделывать все одному. Сразу после ужина молодые укладываются в свои висячие кроватки, остальные болтают, сидя у костра. Неожиданно раздается страшный треск, глухой звук падающего тела и голос Сакина.
— Ваня! — кричит он.
Все остальное на бумаге обычно не пишут. Главное, он собирается сделать что-то с моим лицом. Оказывается, как только Аня и Сергей устроились в гамаках, те упали на землю вместе с ними. Сакин, естественно, заподозрил диверсию и энергично выразил свой протест. Момент неприятный, молча иду разбираться. Как выяснилось, причиной падения стало гнилое изнутри бревно, к которому привязаны гамаки. Оно сломалось аккуратно пополам. Аня, отчитав Сергея за скверные манеры, со стоном идет к костру. Мы с Сакиным выясняем отношения.
— Серега, мы же с тобой вдвоем висели на нем, гамак выдержал, — холодно обращаюсь я к Сереге.
— Братец, извини, что так получилось. Сболтнул лишнего.
— Если я обещаю что-то сделать, делаю на совесть.
— Я понял, извини.
После этого трогательного диалога Сакин прилюдно извиняется также за мат перед дамами. Инцидент исчерпан, драки и иных зрелищ не будет.
Гамак я все-таки в свое распоряжение заполучил. Правда, не тряпичный, как у Сакиных, а сетчатый, гораздо менее удобный. В нем ужасно устает спина, но я готов потерпеть, чтобы только не спать всем колхозом на плоту. Заснул очень поздно.
Ночью идет дождик, который проверяет прочность новой крыши. Непривычно, но в домике почти не капает. Профильтрованная морось, летящая с купола, куда лучше крупных холодных капель, падающих за шиворот.
Утром решаем первым делом перенести костер с его привычного места под новый навес. Делаем это, прежде всего, из-за ужасного смрада вокруг костра. Это пеликаны за долгое время приноровились сбрасывать свои «бомбы» на кухню в момент, когда племя трапезничает. Одежда уже у многих в крупный горошек. Этим утром птицы вновь вышли точно на цель, после чего непривыкшие к такому хамству выходцы с Лагартос предложили перенести костровище. Нас, Черепах, ситуация, конечно, тоже не устраивала. Но, видимо, толстый панцирь уже притупил ощущения.
В почтовом ящике неожиданно находим мобильник. Когда пару дней назад Сакин рассказывал, что в американской версии Surviver'a (аналог «Последнего героя») разыгрывали приз — звонок домой, я был единственным, кто усомнился в его ценности. Лучше совсем не звонить, чем общаться всего чуть-чуть. Услышать родной голос, конечно, приятно, но стоит ли вообще звонить домой, реветь от счастья, чтобы потом еще тяжелей переживать разлуку? И еще вопрос: кому звонить — девушке или родителям? Но философствовал я несколько дней назад, сейчас рвусь, как и другие, занять очередь к телефону.
На всех дали пятнадцать минут. Поделив их на восьмерых, начинаем звонить. Хотя это дело личное, где-то даже интимное, никто не уходит, словно звоним одному человеку, по которому соскучились. Все испытывают схожие чувства, поэтому нам представляется абсолютно нормальным говорить при соплеменниках. Да и разговор проходит по схожему сценарию:
— Привет!
— Привет!
— Как дела?
— Нормально. Как у тебя там, на острове? Выживаете?
— Ага! У вас как?
— Все нормально.
— Ну, ладно, времени мало.
— Как вы там?
— Все нормально!
— Тут все за тебя болеют! Сколько вас осталось?
— Восемь! Все, время заканчивается, пока!
Можно представить лица родных после такого скоротечного обмена новостями. Они ведь наверняка настроились на обстоятельный разговор. Но главное не содержание состоявшегося диалога цивилизаций, а сам его факт. Захлестывают эмоции, причем настолько сильно, что, передав трубку соплеменнику, словно заново попадаешь на остров, крепко ударяешься при этом и с изумлением рассматриваешь сидящих вокруг тебя людей. Медленно осознавая случившееся, сравнимое разве что с путешествием во времени, постепенно замечаешь недорубленный тобой кокос. Он никуда не делся, его надо дорубить. А значит, надо признать, что ты существуешь именно здесь, а сном был этот короткий звонок.
Наиболее важной была короткая телефонная связь для Ани с Серегой и Целованьского. Первые просили у мамы Ани благословения на свадьбу, которую они намерены сыграть на острове, и получили его. По словам Аньки, это было непросто. Ее мама не привыкла к таким вопросам по телефону. Саша звонил домой, чтобы проверить свою догадку. Он по-прежнему убежден, что призом за победу в интеллектуальном конкурсе станет визит на остров его жены. Оксаны дома не оказалось, значит, она уже в пути. Целованьский светится от предчувствия счастья.