Читать интересную книгу Ночь печали - Фрэнсис Шервуд

— Во имя Девы Марии! — закричал кто-то, обернувшись к берегу. — Наши корабли!

Ни один из девяти кораблей не потонул полностью. Голые мачты покачивались в лучах утреннего света, словно скелеты, махавшие костяными пальцами на прощание. Корпуса кораблей подрагивали под ударами волн. Их днища сели на мель. «Кладбище кораблей, — подумал Агильяр, — руины кораблей». А ведь он так мечтал о прекращении всей этой суеты, ему так хотелось выспаться в мягкой постели! Агильяр плакал над делом рук своих. Ах если бы он мог закрыть глаза, вернуться домой, распрощаться с помпезностью, лицемерием, предательством и обманом! Как же ему хотелось мира и покоя!

— Во имя Девы Марии, во имя Девы Марии, — стонали солдаты. — Наши прекрасные корабли!

— Что они говорят? — спросила у Малинцин Кай.

Они вместе с другими женщинами собрали вещи для похода в Теночтитлан и сейчас заворачивали железные котлы в хлопковую ткань, чтобы погрузить их на тележки, которые должны были тянуть семпоальские носильщики. Лапа Ягуара развесил свои инструменты на двух шестах, которые тоже будут нести семпоальцы. Они уже подготовили мешки с зерном. Эти мешки привяжут к палкам носильщиков. Альварадо осматривал лошадей, на которых поедут офицеры в доспехах.

— Кортес говорит, что предатели хотели сбежать и те же плохие люди потопили корабли, чтобы за ними не было погони. — Впрочем, Малинцин знала, что разделение на плохих и хороших людей было нечетким, как в этом лагере, так и повсюду в мире.

Она понимала, что Куинтавалю даже с помощью Аду, Мануэля и Хуана не удалось бы потопить корабли. Куинтаваля собирались повесить. У испанцев, как и у ацтеков, высказывания против правителя карались смертью. Но Кетцалькоатль так бы не поступил. С другой стороны, Кетцалькоатля выгнали из его собственного королевства… Опять же, если эти корабли потопили по приказу Кортеса, означало ли это, что он хотел остаться здесь навсегда, поселиться в Веракрусе или Семпоале, завести маисовое поле и собственное хозяйство, жениться?

— Мы не желаем, чтобы слабые сердцем люди, не верные нашей священной миссии, жили среди нас. Мы должны искоренять противоречия и враждебные поступки, мы должны задушить это незаконное восстание в зародыше.

«Судя по всему, в саду Эдемском беда», — подумал Франсиско, но высказать свои мысли вслух не осмелился.

Кортес до смерти устал оттого, что всю ночь сверлил дыры в днищах кораблей.

— Именно поэтому сегодня Куинтаваля и его рабов Аду, Мануэля и Хуана казнят за преступления против Испании, Веракруса, Папы Римского, армии христианских солдат, а также за неповиновение приказам капитана. Их сообщникам отрубят ноги. Эти злоумышленники не только вступили в заговор, направленный против законов Божеских и человеческих, но и, ведомые жаждой мести, не думая о благе всех остальных, потопили наши корабли, собственность Кубы.

На самом деле два корабля принадлежали Кортесу, заложившему ради них свое поместье на Кубе. Еще два корабля являлись собственностью Веласкеса.

— Они и правда останутся здесь, — шепнул Лапа Ягуара Кай и Малинцин, стоявшим рядом с ним. — Без кораблей им не выбраться отсюда. Они останутся здесь, но сумеют ли выжить?

— Два корабля удалось спасти. На одном из них мы отправим золото в Испанию в качестве подарка верных подданных королю Карлу. Так мы сумеем добиться его благосклонности. Наши послы вернутся сюда с флотом, наделенные полномочиями. Поплывут те, которые пожелают отвезти богатства в Испанию… и возвратиться под эгидой королевских представителей… с полными полномочиями… Капитаном назначаю Пуэртокарреро… — Кортес импровизировал. — С документами, подтверждающими наш статус официальных губернаторов, донов, владеющих имениями… рабами и золотом… Это дает нам огромные перспективы…

Кортес уже представлял себя губернатором Юкатана и всех земель мешика, принцем, защитником интересов Испании в Новом Свете. При этом, отдавая приказ потопить корабли, он думал лишь о том, как бы предотвратить бегство дезертиров, тосковавших по родине, и превратить войска в боеспособное подразделение единомышленников. Им придется победить или умереть. Другого выхода у них нет. Как бы то ни было, две-три казни подавят инакомыслие и потушат зарождающееся восстание.

— Пуэртокарреро поедет в Испанию с письмом королю и золотом? — шепнул Франсиско Агильяр. — Он представит Кортеса, то есть нас, королю? Да он же едва говорит по-испански.

— Следи за своей речью, Агильяр, — предупредил его Франсиско. — Что, тоже на виселицу захотел?

Войска окружили виселицу так, чтобы все могли насладиться зрелищем. Это будет их последним развлечением, прежде чем солдаты покинут Веракрус.

— Который час, Нуньес? — спросил Кортес.

— Семь утра.

Нуньес посмотрел на Кай, стоявшую рядом с рабами и семпоальскими носильщиками. Он будто пытался сказать ей: «Да, это ужасно, но ты не бойся. Я сумею тебя защитить».

— Ну что ж, пора. — Кортес подал сигнал барабанщикам, и под барабанную дробь и звуки труб приговоренных вывели из тюрьмы, заставив пройти перед солдатами так, чтобы все их увидели — Куинтаваля, Аду, Хуана, Мануэля и всех остальных.

Стояла прекрасная погода, утро не было ни дождливым, ни жарким. Веревки, на которых собирались повесить Куинтаваля и Аду, уже болтались в воздухе. Рядом находились плахи, на которых остальным отрубят ноги. Куинтаваля намеревались казнить первым, а Аду вторым. Отец Ольмедо приготовился совершить последние таинства.

— Это всего лишь представление, — сказала Малинцин, повернувшись к Кай. — В последнее мгновение они все отменят. Виселицы поставлены для устрашения, а не для казни.

— Вот как? — усмехнулся Лапа Ягуара.

— Предатели! Предатели! — хором закричали солдаты, увидев приговоренных.

Куинтаваль плакал, Аду смотрел прямо перед собой с каменным лицом, все остальные кричали. Франсиско бросился в кусты: его вырвало.

— Кортес, — сказал Альварадо, только что вернувшийся после осмотра лошадей. — Вам не кажется, что казнь — чересчур суровое наказание?

— Разве мы это еще не обсуждали?

Куинтаваль с укором посмотрел на Альварадо. Он знал, что это Альварадо предал его, и хотел, чтобы раскаяние терзало его всю оставшуюся жизнь. Франсиско стыдился того, что его вырвало. Он считал, что должен быть сильным перед лицом смерти ближнего своего.

— Я подотчетен лишь Господу и королю и потому не потерплю возражений, — заявил Кортес, заставив всех замолчать.

Франсиско понимал, что король находится очень далеко и не знает, что они здесь, на другой стороне океана. Король, которому вскоре суждено стать императором Священной Римской империи, никогда не слышал о городке Веракрус. Да этого городка и не существовало раньше, он появился всего несколько месяцев назад. Таких слов, как «Моктецума» или «Теночтитлан», никогда не слышали в Испании, а может быть даже и на Кубе и во всей остальной Вест-Индии. Император из рода Габсбургов никогда не видел колибри, броненосца, ревуна. Видел ли он когда-нибудь такой цветок, как бархатцы? Мог ли он представить столь алый цвет, как цвет сальвии? А Бог? Где же Бог? Почему он допускает, чтобы подобное происходило?

— Сеньор Кортес, — вмешался Франсиско. — Дон Кортес. Я умоляю вас…

— Да, Франсиско, ты ведь из ордена нищих, они только и умеют, что умолять. Не этим ли занимался святой Франциск, бродя со своим знаменитым котлом?

— Я вовсе не уверен в том, что наш возлюбленный святой Франциск владел котлом, но он не желал зла ни одному живому существу, дон Кортес. Людям свойственно роптать, когда они собираются вместе. — Брат Франсиско глубоко вздохнул. — Люди жалуются на свою судьбу и критикуют командиров, ссорятся из-за того, кто что получит и сколько получит, кто лучший в том или ином. Это свойственно человеческой природе. Возможно, следует выпороть Куинтаваля и его друзей розгами и посадить их на некоторое время в тюрьму. Подобного остракизма будет достаточно для того, чтобы они как следует обдумали свое поведение. Это внушит войскам любовь к вам. Да и как они могли потопить все эти корабли? И зачем?

— Чтобы мы не бросились за ними в погоню, конечно же.

По толпе пронесся одобрительный гул, но кое-кто зашушукался. Конечно же, солдаты радовались тому, что увидят такое представление, но на самом деле каждый из них втайне выказывал свое недовольство, а значит, их тоже могли обвинить в сомнениях. Как же можно завоевать страну, имея лишь четыреста солдат?! Подобная перспектива порождала разногласия. Кроме того, многие солдаты не верили в то, что именно Куинтаваль потопил корабли, ведь это было просто не по силам жалкой горстке заговорщиков, собиравшихся уплыть прочь во тьме ночи. Украсть корабль — это да, но уничтожить флот?

— Я настаиваю на дуэли, — заявил Куинтаваль, пытаясь перекричать толпу.