Читать интересную книгу Темная сторона Солнца - Эмилия Прыткина

Я почти не курю, разве что одну сигарету за домом и одну, возвращаясь из института. Мне тошно смотреть на лица подруг, тошно сталкиваться с ними на улице. Мне тошно все. Без него моя жизнь пуста и бессмысленна. Вчера Артур послал меня за хлебом. Разбудил в шесть утра, толкнул в бок и сказал: «Сходи один раз, а то совсем разленилась». Я пошла. Выстояла километровую очередь, поругалась с соседом и ушла несолоно хлебавши. На обратной дороге встретила Лалу.

– Не хватило хлеба? – спросила она.

– Да.

– Возьми. – Она достала из холщовой сумки три лепешки матнакаша. – Я купила десять штук. Хотела на базаре продать подороже, но раз уж такое дело…

– Я не могу взять с переплатой. У меня денег впритык.

– Тогда давай сколько можешь, потом сочтемся. Кстати, туфли отдала соседке Варсик. Они ей впору пришлись.

– Ну и хорошо! – ответила я и, прижимая к груди еще теплый хлеб, побежала домой.

25 декабря

Холодно.

26 декабря

Холодно.

27 декабря

Холодно. Господи, пожалей меня!

28 декабря

Недолго мы были вместе, мой дневник. Сегодня я пишу последнюю главу. Больше всего на свете мне хочется умереть, но я допишу ее, а потом – будь что будет.

Сергей вернулся. Его вызвал отец Дианы. Я узнала об этом сегодня утром. Зашла в кафе и увидела их. Ашхен тараторила что-то, Кристина курила, Диана сидела чуть поодаль и брезгливо морщила нос: «Девочки, не дымите на меня. Меня тошнит! И вообще некурящей вредно находиться среди курящих!»

Я поздоровалась, присела рядом и подумала: а почему вдруг Дианка бросила курить? Решила, что сейчас выясню все, что мне надо. Лучше бы я этого не делала… Увидев очередного человека, которому можно похвастаться, Диана любовно погладила свой плоский живот и вздохнула:

– Ох, кажется, уже шевелится.

– Не говори ерунды, – прыснула Кристина. – На таком сроке ты ничего не можешь чувствовать.

– Ты беременна? – спросила я.

– Да! Уже четыре недели как. Сегодня была у врача, он подтвердил беременность.

– И что ты собираешься делать?

– Как что? Конечно же рожать ребенка. Я рассказала отцу, он позвонил Сергею и вызвал его обратно.

– Он вернулся?

– Да, сегодня утром. Ведет себя странно, не может толком ничего объяснить.

– Это он от счастья, поверь мне, – сказала Кристина, поглаживая Диану по волосам. – Я же обещала тебе, что все наладится. Вот видишь, как хорошо получилось.

– Да, ты права. Интересно, кто у нас будет?

После занятий я отправилась искать Сергея. Обежала все этажи в его институте, но так и не нашла. Отчаявшись, пошла в мастерскую. Он сидел, склонившись над какой-то картиной, и ленивыми, небрежными мазками наносил краску. Увидев меня, посмотрел на меня таким взглядом, что я поняла без слов – моя любовь умерла, еще не успев родиться. Я села рядом и негромко спросила:

– Это правда? Правда, что Диана ждет ребенка?

– Да, – ответил он, продолжая рисовать как ни в чем не бывало.

– И что мы теперь будем делать?

– Не знаю.

– Я убью ее, клянусь богом, убью! – крикнула я, сжимая кулаки.

Видимо, он испугался меня, потому что отшатнулся и схватил за плечи:

– Лусо, не смей так говорить! Она носит моего ребенка, понимаешь, моего!

– И что теперь я должна делать? Что? Я поверила тебе, поверила, что ты любишь меня. Я отдала тебе самое дорогое. Скажи мне, кто, кроме тебя, возьмет меня замуж, зная, что я не девственница? Кто это сделает, Сергей? Кто?

– Я не знаю, Лусо. Я ничего не знаю, но я люблю тебя и мне очень больно… – простонал он, прижал меня к себе и стал осыпать поцелуями.

– Прошу тебя, Сергей, прошу тебя, давай уедем. Хоть в Москву, хоть куда. Я готова идти за тобой на край света, только давай уедем из этого города.

– Я не могу, Лусо, не могу ее бросить сейчас. Прошу тебя, подожди. Мы придумаем что-нибудь, только подожди.

– Сколько мне ждать?

– Не знаю, я ничего не знаю. Я не могу бросить мать своего ребенка. Мы должны смириться и ждать. На все воля божья. Не мучай меня.

– Я? Я мучаю тебя? Посмотри, что ты сделал со мной? Посмотри на меня? Ты был единственным человеком, которого я любила. Ты просишь меня смириться? Смириться с чем? С тем, что ты вычеркиваешь меня из своей жизни?

– Прости меня, Лусо, прости меня.

– Нет, Сергей. Ты не отделаешься так просто. Выбирай, или она, или – я.

– Она и мой ребенок.

Я выскочила из мастерской и кинулась сама не зная куда. Наверное, я сошла с ума, потому что какой-то промежуток времени напрочь выпал из моей памяти. Я очнулась на лавочке в парке.

– Эй, красавица, хочешь выпью с тобой? – Проходящий мимо мужчина присел на край лавочки и подмигнул мне.

– Пошел вон! – крикнула я и побежала прочь.

Когда я добралась домой, было уже далеко за полночь. Дверь открыл Артур.

– Где ты шлялась?

– Пошел к черту, козел! Ненавижу тебя. Я всех вас ненавижу!

Он влепил мне пощечину, схватил за горло и процедил:

– Твоя мать сдохла, как проститутка, ты тоже так сдохнешь. Отныне ты не моя дочь.

29 декабря

Артур выгнал меня из дома. Сказал, чтобы я катилась на все четыре стороны, а лучше туда, где я провела полночи. Я собрала вещи и поехала к бабушке Вардитер. Та три часа рассказывала мне, как я опозорила их семью. Я молча кивала и думала лишь об одном – куда я пойду, если и она меня выгонит? Но она не выгнала, поорала для приличия, но не выгнала. Теперь я живу у нее. В комнате моей матери.

30 декабря

Вардитер ходила в гости к моим приемным родителям. Я ждала ее и думала, что, возможно, она приведет Гора или Гоар. Но она вернулась одна и почему-то завела разговор о сектах, которые наводнили Армению подобно крысам, снующим в недрах мусоропровода в поисках лакомого кусочка.

Сектанты собираются в свежеотгроханных двухэтажных домах, которые мало чем отличаются от всех остальных. Ни туфовых куполов в форме многоугольника, ни возвышающихся над ними крестов, ни монахов в черных одеяниях. Никакого намека на церковь. Только гладковыбритые, с зализанными чубчиками американские юноши, заразившие своими блаженными улыбками добрую половину города. Я всегда относилась к ним с толикой брезгливости, присущей человеку, который считает себя достаточно умным, чтобы не попасть в сети этих ловцов человеческих душ.

– Представляешь, – сказала Вардитер, – Лала повадилась ходить в церковь пастора Джона и во всеуслышание заявила, что отныне она не кто иная, как кающаяся блудница Мария. Сосед Вагаршак, который частенько к ней хаживал, клянется, что видел живого бога, который явился ему во время проповеди, коснулся его лба своим перстом и объявил, что Вагаршаку дарована вечная благодать. Тьфу на них, тьфу!

Я в ответ молча усмехнулась. Даже моя приемная мать однажды чуть не попалась на эту уловку. Как-то раз Вардитер захворала, и Гоар, как бы между делом, заметила, что в соседнем квартале появилась женщина по имени Карен, которая исцеляет все хвори наложением рук. Вардитер мрачно посмотрела на нее и прошипела:

– Узнаю, что ходила туда – прокляну! Клянусь могилой твоего отца – прокляну!

– Я не ходила, что ты, – испугалась Гоар. – Соседи сказали. Говорят, там еще вещи бесплатно раздают. А некоторые даже в Америку уезжают.

– Эх, ахшар-ашхар, – покачала головой Вардитер и перекрестилась на образ. – Господи, за что ты нас так испытываешь? Откуда эти дьяволы свалились на нашу голову?

Господь не ответил. Гоар перевела разговор на другую тему, а я подумала, что пастор Джон и его сообщница Карен не такие уж дьяволы по сравнению с теми людьми, которые довели некогда цветущую страну до голода и нищеты. Мы никогда не возвращались к этому разговору. Я отбивалась от свежеиспеченных адептов, которые пытались завербовать меня в свои секты, Гоар сидела дома, отец и Гор совершенно не интересовались религией, а Вардитер все так же молилась своему богу. Но сегодня, после рассказа Вардитер, мне почему-то захотелось заглянуть в церковь пастора Джона.

Дождавшись, когда старуха уйдет, я позвонила Лале:

– Я слышала, что ты ходишь в церковь пастора Джона. Можно мне сходить с тобой?

– Конечно! Я как раз сегодня иду на проповедь. Давай встретимся возле церкви в два часа дня.

Мы встретились на пороге двухэтажного дома, поднялись по ступенькам на второй этаж и очутились в просторном зале со скамьями вдоль стен. На скамьях сидели люди, среди которых были и мои соседи. Я низко опустила голову и двинулась вслед за Лалой. Мы сели в первом ряду, неподалеку от сцены, на которой возвышалась трибуна. Вскоре на сцене появился мужчина средних лет с живыми, маленькими глазками, плутовато смотревшими из-под белесых бровей. Зал встретил его бурными овациями. Мужчина приветствовал свою паству по-английски. Тут же из-за кулис выскочил переводчик и встал по стойке смирно рядом со своим наставником. Пастор говорил много и громко. Он скакал по сцене, призывая народ покаяться и помолиться живому богу. Через полчаса началась массовая истерия. Некоторые рвали на себе волосы и кричали, что они видят бога, другие катались по полу, бормоча что-то невнятное. Я посмотрела на Лалу. Она плакала навзрыд и воздевала руки к небу с криком: «Господи, приди ко мне! Господи, я вижу тебя, Господи!»