Квини, еще до рассвета выступив в путь и после ее игривой скачки, оказалась одной из первых у источника и быстро наполнила свои мешки.
Теперь, когда она вернется, она, несомненно, найдет своего мужа уже у пегого жеребца, к которому не так-то просто подступиться чужому человеку и который также пугал карего. Она рада будет посмеяться над этим со своим мужем, прежде чем полуденный зной снова не сморит людей и животных.
Маленький домик выплыл перед ее глазами; бабушка сидела снаружи и чистила дикую репу, собаки лениво разлеглись на солнце, лошади искали под старой сосной окропленную росой траву. Но Стоунхорна нигде не было видно и автомобиля — тоже. След вел вниз, под гору.
Квини спрыгнула, разгрузила и отпустила лошадь. Она не могла от самой себя утаить, что была разочарована. Бабушка помогла ей стащить мешки к дому, в прохладное место. Подвала не было.
Квини подумала, что утренние часы скоро сменит жаркий день. На что еще с толком употребить время? Она достала принадлежности для акварели. Решила последовать совету Кэт Карсон и набросать эскиз родео. Штаб агентуры, суперинтендент, заведующие отделами, даже Эйви могли заплатить. Но Квини была внутренне смущена, потому что она еще никогда не принималась за работу ради денег. Одно впечатление у нее сменяло другое. А когда она обстоятельно подготовилась и решилась наконец попытаться сделать эскиз бронк-рейтара, бабушка, не поднимая головы от репы, сказала:
— Инеа-хе-юкан уехал с суперинтендентом.
Сообщение ожгло Квини, как слепень лошадь. Ее настроение тотчас переменилось.
— Что задумал Холи, Унчида?
— Я не знаю, Тачина. Я не поняла слов, которые они говорили, ведь они говорили по-английски, а потом, пока я возила удобрения, они уехали.
— Они?
— С суперинтендентом приезжал еще один человек.
Бабушка произносила слово «суперинтендент»с каким-то полным ненависти и страха оттенком. Она принадлежала еще к тому поколению, для которого в юности суперинтендент было торжествующим злом, высшим духом и одновременно всемогущим отцом. Для Квини, которая ходила в школу и которая училась у знаменитых профессоров, человек был человеком, а суперинтендент — человеком с приемной и креслом, которые давали ему право управлять индейцами.
— Значит, ты, бабушка, не знаешь, когда Стоунхорн вернется?
— Нет.
Репа была очищена; Квини развела огонь и поставила еду вариться на маленькую железную печку. Затем она снова вернулась к своему эскизу. Она долго думала о бронке и его рейтаре, но вот ее рука быстро и уверенно, направляемая неожиданным вдохновением, набросала черного длиннорогого быка, который поднял на рога своего противника. И тут появились ветер, пыль, мужество и измождение, одолевающая и ослабевающая силы; все было в движении: опасность и пот, полная неразбериха и — ничего от правил искусства. Казалось, все каноны нарушены.
Создавая эту картину, Квини уже ненавидела ее, ведь она была напитана духом вражды.
Репа была готова, и Квини поела вместе с бабушкой. Ее мысли были в смятении. В первый раз после смерти старого Кинга она подумала о том, что в этом доме мать Джо убила пьяного старика, и страшный образ старого Кинга в ночи снова возник перед ней. Стоял день. Дверь к освещенному сверкающим солнцем лугу была открыта. Но Квини казалось, что она в темноте, словно под черным зверем. Бабушка положила ей на плечо руку.
— Такое бывает иногда, — сказала она. — Когда просыпаются злые духи.
Квини удивилась, но ей стало спокойнее.
И к вечеру Стоунхорн не возвратился.
Квини улеглась одна и сдвинула одеяла, нагревшиеся от жары, в сторону. В противоположном углу улеглась бабушка, и обе могли видеть друг друга.
Квини долго лежала с открытыми глазами, опасаясь видений предстоящей ночи.
В маленьком деревянном доме, хотя дверь и была оставлена открытой, и ночью сохранялось угнетающее тепло. Мимо шныряли худые собаки. Они были голодные. Даже за полночь вокруг в лугах стрекотали кузнечики. Когда бабушка увидела, что Квини тоже лежит с открытыми глазами и не может заснуть, она подошла и села рядом с молодой женщиной. Ее рука была холодной и жесткой.
— У тебя нет типи? — спросила она.
Квини вскочила, ей надо было сначала отвлечься от своих мыслей.
Дома у бабушки еще сохранялась старая палатка — типи, в которой она выросла, типи охотников на бизонов. Летом, когда в деревянном доме становилось почти невыносимо, она, как и другие старые индейцы, спала в типи, и часто Тачина, приходя к ней туда, слушала истории, которые старая женщина рассказывала тихо, как тайну.
— Это верно, — сказала Тачина, — нам надо иметь и типи на лето. Стоунхорн уже как-то говорил об этом.
К утру они наконец задремали.
Проснувшись, она пошла к лошадям, распутала их и поехала вместе с бабушкой напоить животных. На порядочном расстоянии от них был ручей, в котором и в засушливое время обыкновенно местами сохранялась вода. Для людей она, правда, не годилась.
Квини ехала на своей кобыле и вела пегого жеребца, который без конца пританцовывал, но покорно следовал за нею. Бабушка ехала на карем Стоунхорна, вторую кобылу вела в поводу. Старая женщина неплохо держалась на лошади. Карий Стоунхорна знал дорогу к водопою и, как только он понял, что они направляются туда, пустился резким галопом. Теперь и Пегого стало трудно держать в узде, потому что он не хотел дать другому вырваться вперед. Какие уж тут Тачине мечты.
Вскоре после полудня женщины с лошадьми вернулись обратно. Из своего высоко расположенного дома они увидели автомобиль, который двигался от агентуры по шоссе в долине. Это не был автомобиль Стоунхорна, это не был и автомобиль семьи Бут. Это было новое приобретение Гарольда — «Фольксваген». Он свернул с шоссе на боковую дорогу, которая вела наверх, к дому Кингов. Квини спряталась в дом и закрыла дверь. Бабушка ничего против этого не возразила.
Спокойно, не проявляя ни любопытства, ни пренебрежения ожидала Унчида незваного гостя.
Гарольд остановился, выбрался из машины, захлопнул дверцу и подошел к старой женщине.
— Твоих детей нет? — спросил он, видимо подразумевая Джо и Квини.
Бабушка не ответила, но посмотрела на молодого человека так, будто ждала объяснения такому любопытству.
— Вам, конечно, не надо так далеко ездить за водой. Вы можете ее брать у нас. В колодце воды хватает. Вы можете и лошадей на водопой приводить к нам. Это велел передать отец. — Гарольд бросил взгляд на Пегого. — Было бы жаль дорогое животное.
Бабушка спокойно кивнула.
Гарольд снова залез в свой «Фольксваген», развернулся и, виляя по высохшей с колеями дороге, медленно поехал вниз.
Бабушка через несколько минут вошла в дом и сообщила Квини, что сказал Гарольд Бут.
Квини села на кровати, сложив руки.
— Ему что-то должно быть известно, иначе бы он не приехал, — сказала она. — Если Стоунхорн сегодня к вечеру не вернется, я поеду завтра в агентуру.
— Они могут спрятать человека, но не машину, — ответила бабушка. — Ты это увидишь, моя дочь, таковы они!
Через час после того, как появился и исчез Гарольд, на дороге внизу показались два автомобиля: служебная машина и кабриолет Стоунхорна.
Оба свернули на боковую дорогу и друг за другом поднялись наверх, к хибаре Кингов. Из автомобилей вышли мужчина средних лет, одетый добротно, но демократично-небрежно, и юная, даже очень юная, девушка. Мужчина вышел из автомобиля Стоунхорна, девушка вела служебную машину.
Квини стояла на пороге дома, бабушка была в помещении. Приезжие поздоровались:
— Добрый день!
Квини, как обычно, ответила теми же словами.
— Браун, — представился мужчина, и Квини поняла, что это тот, кто замещает Хавермана. — Мы возвращаем автомобиль. Привет вам от мужа, он на несколько дней поехал в Нью-Сити и Карнивилл, суперинтендент повез его на своем автомобиле.
Браун держал руки в карманах и озирался по сторонам. Медленно подошел он к огороженному выгону, где находились пегий жеребец и кобыла. Два других животных паслись на воле.