Читать интересную книгу Дипломатия Волков - Холли Лайл

Сколь полное равновесие... какая узкая грань между недостатком и избытком.

Первым делом он перерезал ладони трупов и стиснул ранки вместе. Потом положил собственную окровавленную ладонь поверх двух мертвых и зашептал:

Кровью живых,Плотью усопших,Вас призываю,О духи Предков,Ушедших прежде.Враги за стеной,Враги внутри Дома,Они ворвались,Они убивали,Грабеж творили,Брали добычу,И побеждали,И покоряли.

Придите ныне, о духи мертвых,Всю плоть усопших в Доме ГалвеевВам предлагаю я вместо крови.Гоните из Дома, чужих гоните,Но не вредите, не лейте крови.И даже боли да не чините.Прошу не мести,Прошу спасенья.Вам отдаю я и кровь, и душу,За безопасность врага и другаВнутри стен Дома,Покуда чары сии вершатся.И так да будет!

Холодный голос – далекий, как темное королевство между мирами, и близкий, как сама смерть, – шепнул ему на ухо: «Мы слышим».

Палец духа провел черту на его щеке, и язык, не существующий в физических областях мира, слизал кровь с ладони. Нечто вздохнуло. Нечто захихикало. Волосы на затылке Дугхалла встали дыбом, ледяной пот высыпал на верхней губе и лбу, струился по ложбинке меж лопаток, увлажняя ладони. Ему еще ни разу не приходилось призывать мертвых и оставалось лишь надеяться, что подобной нужды в его жизни больше не будет.

Но тут трупы вдруг засветились изнутри – как толстые свечи с горящими в глубине фитилями. Неяркий поначалу красный свет разгорался, тела теряли плотность, становились прозрачными. Дугхалл ощущал течение чар, сильное, словно река. Однако сила их явно превосходила ожидаемые им пределы. Сколько же мертвецов находилось сейчас в стенах дома? Неужели он пробудил дремавший магический поток? Дугхалл не мог найти места, из которого заклинание черпало дополнительную силу, однако пока он искал исток, отчаянно пытаясь подчинить своей власти самовольно выплеснувшуюся энергию, магическая река вздыбилась и, преодолев пределы, внутри которых он мог еще ограничить ее, хлынула наружу.

Дугхалл закрыл глаза и принялся молиться о том, чтобы в совершенном им заклинании не оказалось даже тени ненависти, тайного желания погубить, уничтожить врагов. Тогда враги, безусловно, умрут – а вместе с ними и он сам, и все, что находится с ним в комнате.

Хасмаль беспокойно переворачивался с боку на бок на койке корабля, вновь пробужденный от кошмарного сна чьим-то хохотом. И опять лишь смех задержался в его памяти, звонкий, женственный, не имеющий никакого отношения к миру, в котором он обитал.

Во сне его осмеивало повисшее над ним в воздухе крохотное создание, волосы его светились словно рубины, крылья сверкали и искрились в ослепительном солнечном свете, нежное тельце не превышало размером ладонь. Порождение мира духов – того самого мира, к которому он обратился, пытаясь избегнуть судьбы. Одна из подобных этому созданию велела Хасмалю бежать. А собственные гадания и заклинания привели на этот корабль, капитану которого нужен был человек, умеющий чинить всякие вещи и обращаться с металлом.

Его предшественник, корабельный кузнец, прибыл в порт, имея в избытке деньги, но не досчитываясь здравого смысла: он умудрился напиться и попал в беду. Так что, нанимая Хасмаля, капитан твердо заявил, что не будет выкупать своих людей из тюрьмы. Хасмаль, будучи человеком непьющим, к тому же посвятившим последний период своей жизни уклонению от неприятностей, никаких проблем в этом требовании не усмотрел. Несколько предшествующих нынешнему дней он работал, готовя корабль к выходу в море, а капитан проводил свое время – пока безуспешно – в поисках груза. Он заверил Хасмаля в том, что «Кречет» подолгу в гаванях не стоит и что через каких-нибудь пару-тройку суток они отплывут.

Хотя плыть по морю было бы лучше, обещание это пока утешало Хасмаля. Впрочем, смех какой-то ехидной феи звенел в его снах, мешал ему спать, и теперь, лежа во тьме, он подумывал, не бежать ли в глубь суши, подальше от людей, не укрыться ли в сырых, мрачных джунглях.

Гадания на костях и картах давали один и тот же совершенно очевидный результат, даже единственная ночная проверка подтвердила его: очередной из призванных кровью духов ответствовал Хасмалю, что он находится именно там, где ему и положено быть. Нервничай не нервничай, но это правильный путь. И нужный корабль – «Кречет»... Имя это является разновидностью сокола, как и сам он Сокол – в известном смысле... Разве это само по себе не знак? Один Сокол вполне может спасти другого от опасности и гибели.

Сидя на койке, Хасмаль прислушивался к умиротворяющему потрескиванию досок и плеску воды о корпус. Утешительные, спокойные звуки сулили ему в итоге и неизбежное спасение, и светлую свободу. Хасмаля начало клонить в дремоту, в сумеречное состояние между бодрствованием и сном, и сразу перед ним в воздухе возник этот крылатый дух; усевшись со скрещенными ногами прямо в воздухе, нечестивая тварь с гадкой улыбкой на физиономии тянула к нему пальцы.

Жалкое создание. Хасмаль напрягся, черпая энергию из воды и воздушных течений вокруг, сплетая из нее новый слой стены, ограждавшей его от зла и превращавшей его в ничто, – в человека, который не создает никакого впечатления, не оставляет следов, не привлекает ничьей фантазии, – и таким образом обрел тишину. Благословенную тишину. Отгороженный стеной, дух исчез из его сознания. Вскоре Хасмаль уснул.

Вставай! Вставай немедленно, или ты умрешь!

Голос кричал откуда-то из далекой дали, то досадуя, то сердясь на нее. Девушка свернулась клубком и попыталась отгородиться от этого голоса: он пробуждал ее, а она, не помня еще причины, знала, что не хочет просыпаться.

По крайней мере перейди под деревья, там у тебя будет какое-то укрытие! Двигайся! Двигайся, девочка! Ты не можешь умереть и бросить меня!

Тело ее болело, но совершенно непонятным образом. Она словно бы не имела отношения к своим болячкам. Да, боль была, однако она как бы не принадлежала ей. Болело там, где у нее просто не было тела. Болело неправильно,хотя она не могла понять, как такое возможно. Ей казалось, будто она попала в незнакомое тело, и тело это чувствовало не так, как она привыкла, и обоняло иначе, и слышало по-другому.

Словно из какой-то дали она ощутила, что замерзает. Сам воздух казался чужим – густым и стерильным. Всю свою жизнь она знала лишь мир, насыщенный запахами буйных джунглей, сочными, темными ароматами земли, нежным благоуханием цветов, тысячью спорящих друг с другом запахов Калимекки. И теперь они исчезли, вытесненные пустотой. Холод не так беспокоил ее, как эта пропажа запахов и звуков. До слуха ее доносились лишь стоны да посвист ветра, к которым время от времени присоединялся далекий резкий треск и ничего более.

Вставай! Пожалуйста, вставай! Девочка, я не могу позволить тебе умереть. Мы нужны друг другу– ты и я.

И почти ничего более. Значит, ОН так и не отстал от нее. Зачем ей докучает какой-то незнакомец? Она никогда не слышала его голоса. Более того, она вообще не слышала ничего похожего, даже акцента – пусть и слабого. А она-то уж думала, что слышала все. Она приоткрыла один глаз, и белизна поразила ее. Нечто безликое стерло весь мир, оставив ее в пустоте, подобной листу пергамента, к которому не прикасалось перо. Немыслимо. Она протрет глаза, и все изменится. Она попыталась это сделать, но едва шевельнула рукой, как перед глазами появилась чудовищная когтистая лапа и потянулась к ней. С воплем она попыталась отползти в сторону, но белая почва подалась под нею и вблизи нее, превращаясь в пыль; она залетала в нос, глаза, рот... колючая, тающая, вкусом похожая на...

Снег.

Она угодила в глубокий сугроб... И тут только поняла, что окружает ее. Снег, который купцы привозили с далекого юга и чашками продавали на рынке. Она просто представить себе не могла мир, покрытый этим веществом; ей всегда представлялось, что купцы добывают драгоценный деликатес из-под земли, ищут его карманы и жилы – как горняки находят опалы и изумруды. Перед ней рассыпано было целое состояние; снег укрывал ее от ног до шеи и уходил во все стороны, насколько мог охватить глаз. Она повернулась в надежде отыскать хоть что-то еще и, совершая оборот, заметила не столь уж далеко небольшую купу деревьев. Бесконечные ветры сгорбили растения, превратив их в подобие усталых старцев, несущих дрова на спине. Листья их скорее напоминали короткие иголки; они были зелены, однако их цвет казался скучным и темным.