Доктор продолжал изучать меня взглядом, а я принялся нервно теребить руками края футболки. Да сколько можно?
— Простите, сэр, вы психиатр? — не выдержал я. — Мне лучше лечь на кушетку или остаться здесь? — спросил я хриплым голосом.
Доктор молчал. Я чувствовал себя неуютно и не знал, куда деть руки. Внезапно доктор наклонился вперед.
— Почему ты спрашиваешь? — послышался его ровный голос.
Я вскинул голову и удивленно посмотрел на него:
— Сэр? — Я не был уверен, что правильно расслышал его слова.
Мужчина откашлялся.
— Почему ты спрашиваешь? — повторил он, делая ударение на каждом слове.
Я сжался, стараясь казаться как можно меньше. Что ему говорить? Наверное, целая вечность прошла, прежде чем я ответил:
— Не знаю…
Доктор мигом схватился за карандаш и принялся что-то записывать в тетради. Через секунду карандаш исчез. Доктор улыбнулся. Я не сдержался и улыбнулся в ответ. Я знал, что мой ответ прозвучал довольно глупо, поэтому пытался придумать что-то поумнее. Мне не хотелось, чтобы доктор считал меня идиотом. Поэтому я выпрямился и обвел взглядом кабинет:
— Темновато у вас тут, правда?
— Неужели? — Доктор снова взялся за карандаш и застрочил в тетради.
Я понял: он будет записывать все, что бы я ни сказал.
— А этот вопрос ты зачем задал? — спросил доктор.
Я решил подумать, прежде чем открывать рот.
— Ну… потому что… здесь темно, — пробормотал я наконец.
— А ты боишься темноты, так? — Доктор словно пытался мне подсказывать.
«Сумасшедший, — испуганно подумал я. — Он думает, что я сумасшедший!» Я вжался в стул, не зная, что ему ответить. В тот момент мне очень хотелось, чтобы миссис Катанзе ворвалась в кабинет и забрала меня отсюда.
Последовало долгое молчание. Я предпочел не открывать рот и не рыть себе могилу, поэтому сосредоточился на собственных пальцах. Доктор снова прочистил горло.
— Итак, тебя зовут Дэниэл?
— Дэвид, сэр. Меня зовут Дэвид, — гордо произнес я, поднимая голову. Хотя бы на этот вопрос я знал ответ!
— И ты живешь с опекунами, правильно?
— Да… сэр, — медленно ответил я, раздумывая, куда ведут его вопросы.
— Расскажи мне, почему так получилось, — попросил доктор, сцепляя руки в замок за головой и откидываясь на кресле.
— Что, простите? — нерешительно произнес я. Вдруг я неправильно понял вопрос?
Доктор наклонил голову вперед.
— Расскажи мне, юный Дэвид, почему ты оказался у опекунов, — сказал он с явным раздражением в голосе.
Его слова подействовали на меня хуже пощечины. Я вдруг почувствовал себя абсолютно беззащитным. Мне не хотелось злить доктора, но я просто не понимал, зачем он просит меня о таких вещах.
— Я… эммм… я не знаю, сэр.
Доктор взял карандаш и принялся постукивать по столу тупым концом.
— То есть ты говоришь, что понятия не имеешь, почему оказался в чужой семье? Я тебя правильно понял? — уточнил он, снова делая пометки в тетради.
Я закрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями. Я не знал, какой ответ доктор хотел от меня услышать, поэтому просто придвинулся к его столу:
— Что вы пишете, сэр?
Он моментально закрыл рукой тетрадь. Судя по выражению его лица, мое поведение доктору явно не нравилось. Я снова вжался в спинку стула, а он впился в меня глазами.
— Наверное, мне стоит обозначить некоторые правила. Здесь я задаю вопросы. Я психиатр, а ты, — он указал на меня карандашом, — пациент. Надеюсь, теперь мы друг друга поняли.
Он кивнул, словно говоря, что я должен с ним согласиться, а когда я кивнул в ответ, улыбнулся.
— А сейчас, — продолжил он уже более приветливым тоном, — расскажи мне о своей матери.
В голове прояснилось, но от слов доктора мне почему-то стало обидно. Согласен, я не слишком сообразительный мальчик, но это не значит, что со мной можно обращаться, как с дурачком. Психиатр тем временем пристально изучал выражение моего лица и продолжал делать пометки.
— Ну, — неуверенно начал я, с трудом подбирая слова, — моя мама, она… На самом деле, я не думаю, что она…
Доктор махнул рукой, призывая меня замолчать.
— Нет! Здесь я анализирую и делаю выводы, а ты всего лишь отвечаешь на вопросы. А теперь скажи, почему твоя мать с тобой плохо обращалась.
Я резко выдохнул и уперся глазами в стену за письменным столом. Попытался представить, что находится за окном, скрытым за занавесками. Оттуда доносился шум проезжающих мимо машин. Я представил, как Руди сидит в своем «крайслере» и слушает по радио старые песни…
— Молодой человек? Дэниэл! Ты со мной? — громко спросил доктор.
От его голоса я только глубже вжался в спинку стула. Мне было стыдно, что я отвлекся, будто маленький ребенок.
— Я спросил, почему твоя мать плохо с тобой обращалась.
Неожиданно для себя я огрызнулся:
— Откуда мне знать? Вы же психиатр — вот вы мне и расскажите! Я не понимаю, зачем вы задаете мне… такие вопросы… а каждый раз, когда я пытаюсь ответить на них, вы меня обрываете. Почему я должен рассказывать вам о себе, если вы даже имя мое запомнить не можете?
Я замолчал, чтобы перевести дыхание, и в этот момент услышал непонятное дребезжание. Доктор нажал на кнопку, поднес к уху телефонную трубку, молча выслушал собеседника, кивнул, затем вернул трубку на место. Помахал рукой, призывая меня успокоиться, после чего вернулся к своей тетради:
— Сможешь повторить это в следующий раз? На сегодня наше время истекло, так что… посмотрим… я запишу тебя на следующую неделю. Что ты об этом думаешь? Мне кажется, мы неплохо начали, Дэниэл. Согласен? Увидимся на следующей неделе. До свидания, — сказал он и склонился над столом, очевидно занятый более важными делами.
Я смотрел на него, не понимая, что происходит. Как я должен был на это реагировать? «Неужели сеансы у психиатра всегда так проходят?» — задумался я. Нет, такого просто не может быть. Я чувствовал: что-то не пошло не так, и, скорее всего, проблема во мне. Посидев неподвижно несколько секунд, я молча слез со стула и пошел к двери. Когда я открыл ее, доктор едва слышно пожелал мне хорошего дня. Я обернулся и улыбнулся ему.
— Спасибо, сэр! — сказал я настолько бодро, насколько мог.
— Как все прошло? — сразу спросила меня миссис Катанзе по пути к машине.
— Не знаю… — Я пожал плечами. — Кажется, у меня ничего не получилось. Наверное, он теперь думает, что я тупой. А еще он записал меня на следующую неделю.
— В таком случае, ты, вполне возможно, произвел на него хорошее впечатление. Расслабься, ты слишком много об этом думаешь. Поехали домой. — Миссис Катанзе потрепала меня по плечу и открыла дверь машины.
Я забрался на заднее сиденье. Мы тронулись, за окном замелькали дорожные знаки. Я чувствовал себя еще более расстроенным, чем перед сеансом. Мне хотелось рассказать об этом Лилиан, но я знал, что если попытаюсь озвучить свои мысли, то получится коряво и я только опозорюсь перед ней и Руди.
Лилиан, судя по всему, поняла, что со мной что-то не так.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила она, отвлекая меня от окна.
— Сбитым с толку, — твердо ответил я и скрестил руки на груди.
— Что ж… — Лилиан явно подбирала слова, пытаясь меня хоть как-то подбодрить, — такие вещи требуют времени. Сразу ничего не получится.
Но следующая встреча с психиатром была еще хуже.
— Для начала я хочу тебя вот о чем спросить… Дэниэл, что ты чувствовал, когда мать над тобой издевалась? Как я понял, однажды она…
Доктор принялся копаться в документах, взятых, очевидно, из моего дела, и бормотать что-то себе под нос. Наконец он закрыл папку.
— Вот, — сказал он сам себе. — Тебе было восемь лет, когда твоя мать… — Он нацепил на нос очки и принялся читать вслух: — Держала твою руку… правую руку… — он снова кивнул, но на этот раз явно обращаясь ко мне, — над газовой плитой. Все правильно?
У меня в животе словно бомба взорвалась. Руки судорожно задергались, а тело превратилось в непослушное желе. Я машинально наблюдал за тем, как доктор спокойно кладет на стол документ, в котором записаны самые ужасные моменты моей жизни. «Он держит в руках — этот великий доктор держит в руках! — листок, нет, не листок, всю мою жизнь и даже не знает, как меня зовут! Господи, как так может быть? Это же бред!» — кричал я про себя.
— Дэниэл, как ты думаешь, почему твоя мать хотела сжечь тебя в тот день? Ты ведь помнишь о том, что случилось… Дэниэл? — Он на секунду замолчал.
Я ущипнул себя за правое плечо, чтобы не сорваться в мучительные воспоминания.
— Расскажи, — не унимался психиатр, — какие чувства ты испытывал по отношению к матери в тот момент, Дэниэл.
— Дэвид, — едва слышно ответил я, сдерживая себя из последних сил. Доктор не отреагировал. — Меня зовут Дэвид! — закричал я тогда. — И я думаю, что моя мама больна! Точно так же, как и вы!