Читать интересную книгу Операция "Невозможное" (Лето и осень сорок пятого) - Евгений Белогорский

Нельзя сказать, что пулеметы английских самолетов были заряжены горохом, а их пилоты только вчера сели за штурвалы. И краснозвездные истребители покидали поле боя, дымя пробитыми крыльями или бессильно падали с небес охваченные пламенем. Борьба была жестокой и все же чаша победы склонялась в сторону советских летчиков. Уж слишком зло и дерзко, без оглядки и страха дрались они со своим противником.

Последней каплей переполнившей чашу терпения англичан стал воздушный таран, проведенный советским летчиком против поврежденного «Ланкастера». Во время атаки у истребителя отказало оружие, но пилот не вышел из боя, хотя, по мнению англичан, он был обязан это сделать. Ловко увернувшись от огня хвостового пулемета, советский истребитель пошел на сближение с бомбардировщиком и, выйдя в хвост, срубил его своим пропеллером.

Все кто наблюдал за атакой, отлично видели, что это не было простой случайностью боя. Русский пилот сознательно таранил хвост противника, что привело к сваливанию «Ланкастера» в штопор. Что касается истребителя то, совершив столкновение, он покинул поле боя, пытаясь при этом совершить вынужденную посадку.

Видя как, противник не дорожит своей жизнью, англичан охватил страх. Все как один, они решили, что против них сражаются штрафники-смертники, о которых им рассказывали сдавшиеся в плен немецкие асы. Оказывается, большевики создали особые части, в которых служили приговоренные к смерти летчики. Отправляя в полет, комиссары не только не давали им парашюты, но ещё и приковывали к штурвалу цепями. Именно этим высококультурные немцы объясняли своим цивилизованным братьям причины яростного упорства русских летчиков в бою.

Сражаться с подобными зверями никто из английских пилотов не имел ни малейшего желания. У многих из них оставалось по два-три вылета на боевое задание до законной демобилизации. Поэтому, они предпочли убраться восвояси и попутно опустошить свои самолеты от тяжелого груза. Без всякого разбора, они валили смертоносный груз на реки, равнины, леса, поля, ибо пустой самолет быстрее летит, чем тот, что набит бомбами под завязку.

От их бегства, в первую очередь потери понесли немцы, что изготовились для новой атаки русских позиций. Вжавшись в землю, они с упоением проклинали английских болванов, сидящих за штурвалами самолетов.

В результате неудачных действий пилотов, запланированное фельдмаршалом Александером на утро наступление так и не состоялось. Понеся чувствительные потери от «дружественного огня», Шернер не решился атаковать не разбомбленные порядки русских и затребовал от англичан подкрепления. В ответ на это, фельдмаршал Александер нелестно отозвался о боеспособности своего сателлита и приказал ждать скорого подхода канадской бригады генерала Монтегю.

Наступление было отложено на два часа. Немцы стали спешно устранять последствия от «дружественного огня», но не прошло и часа, как соединения Шернера сами подверглись нападению. Выполняя приказ Ставки, войска маршала Рокоссовского перешли от обороны в контрнаступление.

Главный удар был нанесен севернее Людвигслуста, где у немцев находились силы прикрытия в виде наспех созданных опорных пунктов. Массированный огонь гаубиц и ракетных установок за сорок минут буквально смел их с лица земли и когда в атаку устремился танковый батальон при поддержке пехоты, они не встретили серьезного сопротивления и вышли на оперативный простор.

Наступательный порыв войск генерала Гришина был активно поддержан действиями фронтовой авиации. Впитав в себя прибывшие с аэродромов Восточной Пруссии машинами, летчики устремились вслед за танкистами, прикрывая их с воздуха и расчищая им дорогу от врага.

Первыми силу удара соколов 2-го Белорусского фронта испытали на себе канадцы, спешащие на помощь Шернеру. Пешки и тушки прошлись по колонне британского доминиона мощным тараном, раскроив её подобно консервному ножу, вскрывшему на раз-два банку тушенки.

Нет ничего ужасней и страшнее чем попасть под удар пикирующих бомбардировщиков. Когда посреди тишины, из-за верхушек деревьев неожиданно вываливается тройка самолетов и с пронзительным завыванием начинает падать на машину, в которой ты едешь. Огромное счастье, если ты успеешь выскочить из неё, прежде чем сверху ударит тугая очередь горячего свинца, превращающая всех и вся в бесформенную груду мяса и железа. Если при этом тебя не заденут осколки упавшей рядом бомбы, и ты успеешь добежать до спасительного леса, ты явно родился в рубашке или у тебя сильный ангел хранитель. Если же ему в этот момент не совсем до тебя, то ты падаешь на землю и, закрыв голову руками, начинаешь истово молиться. Молиться так, как не молился никогда ранее, ибо только один господь Бог может спасти и защитить в эти ужасные минуты.

Только он один может укрыть распластавшуюся в пыли букашку от пушек и пулеметов воздушного охотника, яростно прошивающего своими очередями все живое и не живое на своем пути. Только он может сохранить от алчущего взора тех, кто, пройдя на бреющем полете всю колонну, разворачивается и возвращается вновь, желая поразить и уничтожить все, до чего ещё не успел дотянуться.

Чем труднее испытание, тем сильнее чувство радости когда, опустошив свой боезапас и баки, кровожадные валькирии пропадают за стеной леса раз и навсегда. Тогда можно безбоязненно поднять голову, вздохнуть полной грудью и смахнув с лица песок и травинки порадоваться жизни. Можно, но только это подлый обман. Новое иезуитское испытание, которому подвергает тебя судьба, ибо в дело вступают истребители, исполнявшие функцию прикрытия.

Не встретив в воздухе врага способного помешать действиям пикировщиков, они вносят свою лепту в общее дело. И вновь на деле проверяется, счастлив ли ты в этой жизни? Успеешь ли ты спрятаться в маломальское укрытие, прежде чем сверху вновь ударят очереди? Если да, то все хорошо, если же нет, то тебе вновь предстоит вжаться в землю и с замиранием сердца ждать окончание налета.

Ждать когда пилоты устанут стрелять во все, что движется или пытается двигаться. Все что живо, что проявляет хоть какую-либо активность или по непонятной причине ещё не горит. Ждать невыносимо долгие минуты пока у истребителей подойдет к концу горючее, и они также как и бомберы скроются за массивом сосен.

И вновь ты радуешься жизни. Ты начинаешь двигать своим затекшим телом, слышать голоса оставшихся в живых товарищей и то страшное чувство, что страшно коробило и плющило твою душу несколько минут назад, начинает отпускать. Ты вновь веришь, что жизнь прекрасна и вновь выясняется, что это подлый обман. Обман потому, что не пройдет и пяти минут как чей-то визгливый, ломающийся от страха голос, извести о появлении русских танков.

С грохотом и лязгом выползут на дорогу бронированные монстры, носящие имя советского вождя. Не ведая страха, они устремятся в атаку на так и не успевшую прийти в себя колонну. Из своих мощных 122 миллиметровых орудий они уничтожат все, что не успели уничтожить их летучие товарищи. Крупнокалиберный пулемет выкосит тех, то только посмел оказать сопротивление, а могучие траки впечатают в землю каждого, кто оказался на дороге этого исполина. И горе тому, кто не спрятался при его появлении или не успел бросить оружие и поднял руки, униженно прося о милости сохранить жизнь.

Так, или примерно так, было с канадским капитаном Джозефом Харпером, попавшего в русский плен впервые часы наступления. Разбитый и опустошенный, в разорванном кителе и грязи, забившись под упавшее дерево, он представлял собой жалкое зрелище, когда на него наткнулся сержант Перепеляк.

Вначале он отчаянно сопротивлялся и громко верещал когда, крепко ухватив за ворот, сержант стал вытаскивать канадца из его убежища. Когда же Перепеляк вытащил Харпера на свет божий, тот упал на колени. Трясясь мелкой дрожью от страха, сложив руки на груди, канадец стал просить русского не убивать его.

Видя, что сержант не понимает обращенных к нему слов и зло топорщит усы, капитан со слезами на глазах попытался поцеловать его руки, чем окончательно вывел из себя Перепеляка. Орденоносец, член партии, авторитетный человек в своей роте и батальоне, он не мог вынести подобного к себе обращения. Двинув в лоб для приведения в чувство кованым прикладом, он рывком поставил канадца на ноги. Забрав пистолет, документы и дав сильный пинок, погнал Харпера в нужном направлении.

— Сори, сори! — презрительно передразнивал сержант своего пленника, — и ведь родятся же на белом свете такие извращенцы. Срамота одна!

Гораздо сдержанней и достойней вел себя бригадный генерал Монтегю, когда его доставили в штаб генерала Гришина. Он не падал на колени, не хватал за руки в отличие от своего подчиненного. Пережив бомбовый налет и танковый удар, Монтегю неплохо выглядел и даже попытался требовать от Гришина достойного отношения к себе.