— То есть как? Мила не помнит, с кем у нее все было?
— Их было несколько, — он нахмурился, — мы подозреваем, что это были все, кто оказался поблизости в тот момент.
У меня открылся рот. Воображения не хватало, чтобы представить такое, но все равно стало страшно.
— Но… — я с трудом заставила себя говорить, — охотники дают клятву… они не могут причинять вред просто так… мы должны поступать справедливо… мы же не звери…
Лекс снова приподнял брови и посмотрел на меня с мрачной иронией.
— А Никита… — продолжила я.
— Мы все его любим. Он ни в чем не виноват.
— Но… он человек? То есть, он… обычный человек? Или лекхе?
— Мы пока не знаем. Ждем, появится ли у него фамильяр. Обычно это происходит годам к пяти, так что осталось недолго. Есть еще вариант раздобыть особого железа и приложить к его руке. Но, как ты понимаешь, никто не собирается этого делать. Мы просто ждем. Даже если он не такой, — Лекс развел руками, — что с того? Выгнать его на улицу?
— Нет… — я покачала головой. — Нет!
— Ну вот, охотница. Так и живем.
Я потерла виски. Лучше бы сидела в комнате. Чем больше узнавала, тем страшнее становилось от того, сколько утаил от меня отец.
— Ивар рассказывал мне… что девушек ловят патрули… Мила хотела убежать в город?
— Мила хотела убежать с Виктором. Был у нас такой один. Но ему не нравилось жить в Сопротивлении.
— В Сопротивлении?
— Так мы называем это место. Наше поселение. Мы — Сопротивленцы. Мы не живем в гетто, не подчиняемся законам и мечтаем, что когда-нибудь перемена законов случится в обратную сторону. Станет как раньше.
— Как вас до сих пор не нашли? — удивилась я.
— Этот кусок земли оформлен, как частное землевладение. Мы имеем право не открывать никому ворота. Все вопросы к владельцу земли.
— Но лекхе не имеют права владеть землей!
Мой собеседник рассмеялся.
— Ну естественно, земля не оформлена ни на кого из нас, охотница! Мы же не такие дураки, как ты считаешь. Слава Богу, есть люди среди Сочувствующих, которые готовы нам помочь. И их даже больше, чем ты думаешь.
— Сочувствующих?
— Это долго объяснять, — отмахнулся он, — и я не уверен, что Ивар будет рад, что мы уже с тобой так откровенничаем.
— Хорошо, расскажи мне про Виктора, — я уцепилась за любую возможность узнать больше о поселении, — почему ему не нравилось жить здесь?
— Он какой-то вечно скользкий был, — Лекс презрительно скривился, — гаденький. Но Милке нравился. Уж не знаю, чем вы, девчонки, себе предмет обожания выбираете. Но явно не головой. Виктор удрал от нас и стал «красноповязочником». Но Мила продолжала бегать к нему на свидания. А у них там свой кодекс есть. Типа проверки на профпригодность. И одним из пунктов кодекса является поимка кого-то из лекхе и передача его властям.
— И он выдал Милу? — поразилась я.
— Да. Пригласил ее на свидание в город. А сам договорился с соседним кланом.
— Это ужасно! Он предатель!
— Я рад, что ты тоже ненавидишь «красноповязочников», как мы, — улыбнулся Лекс.
— Но вы ее спасли? Милу?
— Позднее, чем хотелось бы. Да, спасли. Ивар через свои связи в городе узнал, где ее держали. Кое-как удалось выкупить. Все очень рисковали.
— А «красноповязочники»… Ивар говорил, что они ловили и его.
— Это было гораздо позже. Но без Виктора и тут не обошлось, — Лекс сжал кулаки. — Так бы башку этому гаду и оторвал. Вот только попадется он мне и Родиону!
— Так вот о чем Мила говорила, когда жалела, что у нее кошка, — сообразила я. — Она не смогла защититься. Она ведь твоя сестра, правильно?
— Мы с ней двойняшки, — кивнул Лекс. — Но я — все равно старший.
— А почему тогда у нее не медведь, как у тебя? Тем более, если вы родились в один день!
— Ох, охотница, — вздохнул он, — такое впечатление, что с другой планеты прилетела. Фамильяр дается нам как отражение нашей души. Это наш ментальный образ.
Я округлила глаза, показывая, что не совсем понимаю.
— Ну от характера зависит, какой у тебя будет фамильяр! — простонал Лекс, вынужденный втолковывать очевидные для него вещи.
— То есть… в другой жизни ты был бы медведем?
— Возможно, — он рассмеялся.
— А кошка Миле подходит… — задумчиво протянула я. — Она сразу показалась мне домашней, но очень уж своенравной. А Байрон… он слишком утонченный, чтобы иметь того же медведя.
— Только не спрашивай у меня, люблю ли я малину и мед, — с иронией произнес Лекс.
Я посмеялась вместе с ним, но потом закусила губу. Следующий вопрос так и вертелся на языке. Но стоит ли его задавать? Не воспримет ли мой собеседник простой интерес как нечто большее? В конце концов, чем больше информации соберу, тем лучше. Поколебавшись, я все-таки решилась.
— А какой фамильяр был у Ивара?
— Хочешь узнать о нем побольше? — хитро прищурился Лекс.
— Вовсе нет! — ответила я, пожалуй, чересчур поспешно.
Мысленно тут же одернула себя. Почему я должна испытывать стыд за то, что задаю вопросы о мужчине, который безжалостно лишил меня невинности? Имею право хотя бы знать, кто он такой.
— Тогда тебе с Ниной побеседовать надо, — продолжил мой собеседник, словно и не заметил смущения. — Она, кстати, тоже тобой интересовалась. Если хочешь, могу после завтрака тебя проводить. Наши уже успокоились немного, но одной тебе все равно на улице лучше не показываться.
— Кто такая Нина?
— Доедай, охотница. Увидишь. Если Ивар — это мозг нашей общины, то Нина — ее сердце.
С этими загадочными словами Лекс поторопился закончить завтрак. Я тоже проглотила бутерброды, почти не жуя. Вопросы только множились в голове. Но от общения с Ниной, кем бы она ни была, я не собиралась отказываться. К тому же, попутно нужно осмотреться. Прошлым вечером этого не удалось сделать, как следует. Должна же быть какая-то лазейка, через которую смогу ускользнуть!
Я помогла Лексу убрать со стола и даже сполоснула посуду. Почему-то история Милы кардинально поменяла мое к ней отношение. Вместо ответной злобы я чувствовала только жалость. Прошлой ночью Ивар все-таки подготовил меня, пусть и против воли. А если бы это была орава сбесившихся от похоти мужчин? Я поежилась и решила просто не давать Миле больше повода сцепиться со мной.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});