Догадка пришла неожиданно, но принять ее на веру Артем не захотел, все в нем восставало против. И все-таки деваться было некуда — он расстегнул нагрудный карман, вытащил тюбик с завтрашним обедом, бросил его под ноги, засек время и опять двинулся вдоль барьера. Нет, этого просто не может быть, нервы шалят! Откуда здесь, на дикой окраине Галактики… нет! Он начинал терять самообладание, мысли путались, дыхание сбивалось. Через два с половиной часа он пришел к брошенному тюбику с другой стороны. Сомнений быть не могло это ловушка. Но почему? Кто? С какой стати, черт побери?! Ничего глупее просто не могло произойти. Ведь в каких только переделках не бывал, на краю гибели, на золоске! Но там хоть понятно было, там можно было хоть увидеть что-то, пощупать, защититься, вывернуться, убежать, наконец! Артем был близок к отчаянию, огромным усилием воли он сдерживал себя, чтобы не наброситься на преграду с кулаками, не раскричаться, как истеричная баба. Хорошо, ловушка, допустим. Но значит, должен быть и тот, кто посадил в нее, а как же иначе! Артем включил на полную мощность переговорник, вшитый в плотную ткань комбинезона у левого плеча. Сказал тихо, почти прошептал. Но оглушительный рев отозвался острой болью в голове.
— Я гуманоид!!! — прогремело многократно усиленное из динамика.
Ответа не последовало. Артем знал, что если они входят в Звездную Федерацию, то должны понять эту общую для всех фразу. А если нет? Он включил переговорник на авторежим, теперь его слова будут повторяться каждые полминуты. Через некоторое время понял — бесполезно. Стало совсем тоскливо. Кричать без передышки не было смысла — раз он в ловушке, то за ним наблюдают. Раз наблюдают, то и слышат. И если не понимают… Он вспомнил прошлогоднее решение Совета об исключении лучеметов и вообще оружия из числа необходимых для любительских путешествий вещей и тяжело вздохнул. У него не было даже перочинного ножика. А запаса пищи хватит от силы на три дня. Он снова уселся на пол, скрестив ноги, обхватил руками голову. Даже если капсула через сутки, как и положено в случае невозвращения, подаст сигнал бедствия, то где его будут искать?! И где, черт побери, сама эта нуль-капсула?! Может, в километре, а может, и… Артем не стал додумывать, где она могла быть еще, — во Вселенной места много. Оставалось только ждать.
Он вспомнил Таню, и к тоске примешалась грусть. Она не провожала его, даже не обернулась, не посмотрела в его сторону, когда уходил, только рукой махнула. И нельзя было понять, что это означает: может, "пока, до встречи!", а может, и "не мешай, иди себе!". Она была занята — выкладывала в низкой многогранной вазе композицию из полевых ромашек и каких-то серо-желтых веточек. Артем не разбирался и не вмешивался никогда. У нее были свои причуды, у него свои. Их расставания стали привычными, даже скучноватыми. Артем почти каждый вечер после работы отправлялся на два-три часа в любительский поиск. Чего он искал, сам не знал точно. На его счету было уже несколько интересных планет, пригодных для колонизации, были и другие открытия. В Обществе любителей он дважды получал дипломы, кое-что пригодилось для практического освоения… Но какое это имело значение сейчас — Таня, наверное, с ума сходит! Нет, он одернул себя, пока еще спит, а вот утром… И утром она не будет поднимать паники, мало ли что, подумает, что задерживается, так надо, ведь завтра выходной. Уж лучше бы сразу! Сообщили бы — погиб, так и так. Он не знал, как принято говорить в таких случаях, но там бы нашли слова. Так было бы гораздо лучше. А теперь ее будет давить неизвестность — неделю, год, десять лет, долго, мучительно долго. И он ничем не сможет помочь: ни сообщить о себе, ни последний сигнал подать. И дернул же черт выйти из капсулы налегке, без передатчика, без аварийного запаса! Но все, хватит распускать нюни! Артем встряхнул головой. Рано еще хоронить себя.
Он ковырнул пальцем пол и чуть не сломал ноготь. Посмотрел вверх. Тени мелькали по-прежнему, еле уловимые, не похожие даже на самые легкие облачка. Дыхание постепенно выравнивалось, его шум перестал заглушать все остальное. И тогда Артем заметил, что забыл отключить переговорник, и тот чуть слышно, на грани ультразвука, пищит. Он машинально отжал кнопку. Но тут же снова включил устройство, для проверки ведь никаких шумов и помех быть просто не должно. До отказа вывернул регулятор громкости — писк понизился до уровня комариного. Принимать его за сигналы разумного существа было бы наивно. Артем выключил переговорник — придется ждать, пока сами не соблаговолят… Однако роль пассивного, наблюдаемого, может, и вовсе никому не нужного объекта его не устраивала. А время шло.
Ничего, пускай потешатся, сейчас они выжидают, изучают, а потом сами же будут контакт наводить, никуда, миленькие, не денутся, успокаивал он себя, нечего суетиться, ведь им должно быть абсолютно ясно, что имеют дело с разумным существом! Ясно? А кому это ясно, кому "им"?! Еще часа полтора просидел в бездействии, да и о каком действии могла идти речь в такой обстановке! Однообразный, чуть помигивающий свет раздражал, а заодно намекал на то, что ни дней, ни ночей здесь нет все одинаково. Снова включил переговорник и, обращаясь неизвестно к кому, прочитал целую лекцию о том, что он мыслящий индивидуум и обращаться с ним надо соответствующим образом, соблюдая правила общения внутри Федерации. Тишина, пустота безответная. И все тот же комариный писк.
Артем вспомнил про ускоритель речи, вывернул ручку до отказа. Поиск стал прерывистым. Прислушался, но звуки, замедленные в сотню раз, все равно оставались неразборчивыми. Что-то в них было, чувствовалась какая-то система. Теперь он совершенно четко мог сказать — это речь! Членораздельная, принадлежащая существам, не лишенным разума. Несколько минут он напрягал слух, привыкал к пулеметным очередям слов.
Потом разобрал отчетливое: "Как мило, он будто живой…"
Кто живой, что еще за чушь, взбесились они, что ли! С большим трудом Артем заставил себя поверить, что речь шла о нем. Он переключил переговорник и снова заявил о себе. Повторил несколько раз, четко, стараясь говорить как можно быстрее, вслушиваясь до боли в висках. Кровь прилила к голове, тяжело стучала в затылке. "Мне кажется, что он шевелится даже…" Шевелится?! Артем вскочил на ноги и побежал. Натолкнулся на преграду, но не почувствовал боли, отскочил от нее подальше и принялся бегать по кругу. В эти минуты ему мог позавидовать профессиональный спринтер. Зато в голове прояснилось, появилась первая, пускай и небольшая, зацепочка. Все ясно, они живут в ускоренном ритме, может, в другом отсчете времени! И чтоб заметили, надо быстрее, как можно быстрее — и говорить, все время говорить! Через полчаса он выдохся, упал на спину. И долго лежал в одном положении. Тени мелькали над ним, то пропадали, то появлялись снова. Это они и есть, думал Артем, наверняка они, где-то там вверху! Переговорник, молчавший до сих пор, выдал: "Гляди, он, по-моему, чуть сдвинулся, позавчера он был левее…" Чуть? Артема захлестнуло раздражение. Он поначалу даже не обратил внимания на странное «позавчера». Сомневаться не приходилось — он для них неподвижен. А сутки здесь сменяются так быстро, что не поймешь: где вчера, где позавчера, а где послезавтра.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});