Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мужики пожалели его, и сказали, что сами едут на заработки на Сорокинский рудник, и могут взять Филиппа с собой, так как на руднике всегда есть надобность в мальчиках на побегушках. И Филипп согласился, так как не видел для себя иного исхода.
И вскоре он уже прибыл на Сорокинский рудник, которому в будущем предстояло стать городом Краснодоном.
Его поселили в большом, общем бараке; который весьма напоминал солдатские казармы; так как всё там было на виду, а измождённые, усталые и часто пьяные шахтёры ютились в своих уголках, между общими проходами.
А у работавших на шахтах мальчишек были свои, самые тесные, самые неприспособленные к жизни уголки. И эти беспризорные мальчишки, против ожиданий, не озорничали, не дрались, даже не ругались; они измождённые и усталые, задыхающиеся от наплывающих со всех сторон испарений пота немытых рабочих, и от вони спиртного перегара, чахли, и сами готовились стать такими же пьяницами, как эти и эти не видящие никакого улучшения в своей жизни шахтёры.
Целыми днями работал Филипп Лютиков в шахте. И хотя работа была не тяжёлой: всего-то открывать, да закрывать вентиляционные ворота — от нехватки свежего воздуха, он постоянного давящего сумрака — он испытывал самые настоящие мучения.
А ведь где-то наверху светило солнце, и так хотелось побегать там, подышать свежим воздухом, а ещё лучше — поплескаться в речушке. Но какой там! О таких удовольствиях нечего было и думать, зато надо было отрабатывать свой чёрствый хлеб…
И вот из этих удушливых подземелий, из вонючих бараков, из бессчётных и однообразных образов придавленных жизнью и из-за этого пьющих людей, родилась Филиппе Петровича та страстная и огромная тяга изменить этот мир к лучшему, которая и придавала ему силы в борьбе, в течении всех последующих лет.
Да — он стал коммунистом; и он всеми силами своей души и сердца доказывал, что он достоин этого высокого звания. Ещё в 1925 году его, за выполнение важного правительственного задания, одним из первых наградили орденом «Трудового Красного Знамени».
Одно время он управлял шахтой в городе Красный Луч, и эта шахта вышла в число передовых предприятий области. Затем, некоторое время он возглавлял строительные организации и, наконец, в 1934 году переехал в город Краснодон, где возглавил электромеханические мастерские.
Он был не только руководил школьным советом школы, но и часто выступал на собраниях молодёжи, где делился со слушателями своим богатым жизненным опытом.
И Евгений Мошков, который ни раз присутствовал на этих выступлениях, верил Филиппу Петровичу. Понимал, Женя, что такой человек, как Лютиков, который так искренне рассказывал о своём обездолённом детстве, и о страданиях тех, окружавших его детей и взрослых. И который так, всем своим сердцем верил в будущую победу, не смог бы пойти в услужение к немцем; потому что, уж если бы и он, Филипп Петрович на такое был способен, так кому бы вообще можно было верить?
Но Женя верил Филиппу Петровичу, и знал, что раз уж тот устроился работать в электромеханические мастерские, так, значит, так надо, и не для немцев, конечно, а для той Советской страны, в которой вырос Женя.
И вот с такими чувствами, счастливый уверенностью в том, что Филипп Петрович действительно поможет ему найти нужную работу — то есть работу борьбы со врагом, Женя Мошков вошёл в мастерские.
* * *Возле ограды электромеханических мастерских прохаживался толстый полицай, лицо которого оплыло и выражало смертную скуку. Завидев Женю, он спросил своим сонным, постоянно зевающим голосом:
— Чего тебе здесь надо?
— А пришёл к вам на работу устраиваться! — решительно ответил Мошков, и посмотрел в унылые глаза полицая своим пламенеющим взором.
Полицай отшатнулся от Жени, передёрнулся, и больше уже ничего не спрашивал.
И вот Женя вошёл на территорию мастерских. Здесь было несколько цехов, в которых копошились, вроде бы как выполняя какую-то работу, граждане самых разных возрастов.
Кое-где прохаживались, не обращая, впрочем особого внимания на рабочих полицаи — и хотя эти полицаи скучали, им не хотелось каких-либо изменений.
Женя уже подумывал, у кого бы спросить о местонахождении Филиппа Петровича, когда к нему подошёл опрятный, развитой парень; который часто щурился, но в глазах которого виделся такой тёплый огонёк, что хотелось ему верить.
И Женя вспомнил, что видел этого паренька на тех собраниях молодёжи, где выступал Филипп Петрович, и только он хотел задать свой, касающийся Лютикова вопрос, как паренёк уже протянул уже ему, свою широкую и сильную ладонь рабочего. Они пожали друг другу руки, и паренёк спросил:
— Ведь ты Женя Мошков, правда?
— Да, но откуда…
— А нам про тебя Филипп Петрович рассказывал, и внешность твою описывал; да я и сам тебя прежде не раз на собраниях видел. А Лютиков говорил, что ты свой парень; что можно тебе доверять. Ну, пойдём, ведь Филипп Петрович говорил: как Мошков появится, так давай — сразу его ко мне веди.
Они пошли по цеху, и, оглядываясь, Женя видел, что присутствующие в этом цехе рабочие, если и занимаются какой-либо работой, то работа эта самая незначительная и вялая.
Тут к ним подошёл ещё один юноша невысоко роста, в аккуратном пиджачке, и сосредоточенными, умными глазами.
И тот юноша, который подошёл к Жене первым, произнёс:
— Вот, прошу познакомиться: Толик Орлов. Отличный парень, и верный товарищ. Ну а я — Володя Осьмухин.
А навстречу им шёл полицай с длинным, постоянно дёргающимся носом. И этот полицай спросил:
— А почему от работы отлыниваете, а, гадёныши?!
И он хотел отвесить Володе Осьмухину затрещину, но тот ловко увернулся.
Полицай аж побагровел от ярости, а нос его затрясся с удвоенной скоростью. Он прошипел:
— Ах вы… Пристрелю!
Полицай действительно начал снимать с плеча винтовку; и в глазах его было что-то такое, что говорил о том, что он прямо сейчас же может убить человека.
Но тут Толик Орлов произнёс громко:
— Послушай ты, нас вызвал Филипп Петрович Лютиков; а у него для нас дело от немецкого командования. Понял ты?!
И этот уверенный и злой тон подействовал на полицая; он, правда ещё пробормотал какое-то ругательство, но всё же перевесил свою винтовку через плечо, и зашагал, дёргая своим больным носом, дальше.
Ну а трое юношей: Женя Мошков, Володя Осьмухин, Анатолий Орлов вошли в небольшой, но аккуратно обставленный кабинет, который находился прямо внутри цеха, но был отделён от него перегородками. Возле двери этого кабинета находилось зарешеченное окно, так что изнутри можно было видеть не подходит ли кто-нибудь, и не стоит ли кто возле дверей.
В кабинете их уже ждали, потому что заметили их приближение издали.
И Филипп Петрович Лютиков, поднялся из-за стола, и, протянув Евгению руку, проговорил:
— Вот, хороший сегодня день. Появился Евгений Мошков. Человек идейный, и до недавних пор боец Советской армии. Познакомься — это Николай Бараков.
И он кивнул на второго мужчину — высокого, подтянутого, но несколько сутуловатого. У этого мужчины глаза были таким большими, и мечтательно-сосредоточенными, словно он был рождён для поэтического вдохновения.
Но Николай Петрович Бараков во время Гражданской войны сражался с белофиннами; а с 1937 года, когда он, опытный, знающий инженер приехал в Краснодон, работал главным механиком шахты имени Энгельса.
С первых дней Великой Отечественной войны воевал на фронте, но в начале 1942 года его отозвали из рядов Красной армии, и как специалиста по угольной промышленности, отправили на прежнее место работы. Затем, когда приблизились враги, Николай Бараков, в составе группы специального назначения, занимался эвакуацией промышленного оборудования.
В первые недели оккупации он находился на нелегальном положении, но затем, по совету Филиппа Петровича Лютикова, выказал своё мнимое желание сотрудничать с оккупантами.
Немцы провели долгую беседу с Бараковым, и в течении этой беседы Николай Петрович проявил такое страстное желание сотрудничать с ними, что враги с очень даже большой охотой приняли его, а, выяснив, каким хорошим он является специалистом, даже и назначили начальником электромеханических мастерских, так что по их разумению Филипп Петрович находился в подчинении Баракова. Но на не деле, естественно, всё было не так как думали оккупанты.
На самом деле Николай Бараков выполнял распоряжения Лютикова; и не только устраивал работу на немцев так, чтобы никакой работы и не было, но и выискивал надёжных людей, которые могли бы стать участниками дальнейшей борьбы с оккупантами.
И вот теперь Филипп Петрович попросил Мошкова рассказать о себе, и Женя начал рассказывать: и о тех боях, через которые он прошёл в рядах Советской армии, и о пленении, и о побеге из плена.
- Потерянный рай. НКВД против гестапо - Анатолий Шалагин - Историческая проза
- Гражданин Города Солнца. Повесть о Томмазо Кампанелле - Сергей Львов - Историческая проза
- Нашу память не выжечь! - Евгений Васильевич Моисеев - Биографии и Мемуары / Историческая проза / О войне
- Олег Рязанский - Алексей Хлуденёв - Историческая проза
- Двор Карла IV (сборник) - Бенито Гальдос - Историческая проза