Читать интересную книгу Пучина - Хосе Ривера

Здесь по ночам раздаются неведомые голоса, блуждают призрачные огни, царит погребальная тишина. Это проходит смерть, создавая жизнь. Слышен стук плода; ударяясь о землю, он обещает отдать ей свое семя; падают листья, наполняя лес невнятными вздохами; они — удобрение для корней дерева-отца; лязгают челюсти, пожирающие из страха быть пожранными; раздается тревожный свист, крик агонии, чей-то свирепый рык. А когда заря вознесет над лесами свой трагический венец, начинается веселый праздник оставшихся в живых; жужжанье крикливой павы, хрюканье дикой свиньи, хохот потешной мартышки. И все это из-за короткого счастья прожить несколько лишних часов!

Сельва, девственная и кровожадно-жестокая, нагоняет на человека навязчивую мысль о неминуемой опасности. Ее растения — это одаренные чувствами существа, психики которых мы не знаем. Когда они разговаривают с нами в этих пустынных дебрях, их язык бывает понятен только нашему внутреннему чутью. Попадая под их власть, человеческие нервы превращаются в пучок нитей, тянущихся к грабежу, к предательству, к засаде. Органы чувств сбивают с толку разум: глаз осязает, спина видит, нос распознает дорогу, ноги вычисляют, а кровь громко кричит: «Бежим, бежим!»

Но цивилизованный человек — паладин разрушения. Какое-то своеобразное мужество заключено в эпопее этих пиратов, порабощающих пеонов, грабящих индейцев и сражающихся с сельвой. Потерпев неудачу в больших городах, где они оставались затерянными в толпе, они ринулись в пустыни, стремясь найти исход своей бесплодной жизни.

В горячечном бреду лихорадки они навсегда потеряли совесть. Сжившись с любой опасностью, они прошли сквозь жестокие испытания и непогоду, вооруженные лишь ружьями и мачете, стремясь к наслаждению и изобилию, вечно голодные, в истлевшей на теле одежде.

Но вот настает день, и на скалистом берегу реки они строят хижины, называя себя «владельцами предприятий». Оказавшись лицом к лицу с враждебной сельвой, они не знают, с кем бороться; а в промежутках своей отчаянной борьбы с лесом они травят, убивают и порабощают друг друга. Посмотрите, и вы сразу убедитесь, что порой следы их деятельности подобны опустошениям, причиненным лавиной. Колумбийские каучеро ежегодно губят миллионы деревьев. На территории Венесуэлы уже вывелась балата.[49] Так совершается преступление против грядущих поколений.

Один из таких «паладинов разрушения» бежал из Кайенны, известной на весь мир тюрьмы, окруженной вместо рва океаном. Он знал, что тюремщики прикармливают акул, подманивая их к стенам крепости, и все же, несмотря на это, бросился в море. Он появился на Папунагуа, захватил чужие фактории и, покорив беглых каучеро, монополизировал добычу каучука, поселившись со своими клевретами и рабами в хижинах на Гуараку, дальние огни которых, в ночь, когда мы вышли на Исану, замерцали перед нами сквозь чащу леса.

Кто бы сказал в тот миг, что судьбы наши так трагически столкнутся?..

В дни перехода я, к стыду своему, убедился в том, что физически я совсем ослабел: силы мои, подточенные лихорадкой, иссякли. Товарищи не знали, что такое усталость, и даже старый Клементе, несмотря на свои годы и болезни, оказывался выносливей, чем я. Они ежеминутно останавливались, поджидая меня, и, хотя я был освобожден от груза — котомки и карабина, — мне приходилось призывать на помощь всю свою гордость, чтобы не броситься на землю и не признаться в своем бессилии.

Я хмуро шагал босиком, обернув ноги тряпками. Мы переходили вброд топи и лагуны среди высокого леса, корневища которого не знают солнечного света. Фидель протягивал мне руку, помогая переходить по упавшим стволам деревьев; собаки тщетно лаяли, прося спустить их с поводка в этом раю для охотников. Но даже и это не могло поднять мой упавший дух.

Сознание превосходства товарищей сделало меня недоверчивым, раздражительным, упрямым. Нашим вожаком был, несомненно, старик Сильва, и я начал испытывать к нему тайную зависть. Я стал подозревать, что он нарочно избрал этот путь, рассчитывая заставить меня на опыте убедиться, насколько я бессилен против Кайенца. Дон Клементе не пропускал случая поведать мне о тяжелой жизни каучеро, о всех трудностях бегства — их постоянной мечты. Живя этой мечтой, они, однако, никогда ее не осуществляют. Им хорошо известно, что смерть сторожит все выходы из леса.

Рассказы Сильвы находили отголосок в сердцах моих товарищей, и они советовали мне вернуться. Я не слушал их и ограничивался ответом:

— Вы идете со мной, но я знаю, что иду один. Вы устали? Хорошо, я пойду впереди вас...

Тогда они, не говоря ни слова, уходили вперед и, дожидаясь меня, перешептывались, искоса поглядывая в мою сторону. Это наполняло мое сердце негодованием. Я злился на них. Они издевались, наверное, над моим зазнайством. А может быть, они избрали направление, ведущее в сторону от Гуараку?

— Слушайте, дон Клементе! — окликнул я как-то раз старика. — Если вы не выведете меня на Исану, я влеплю вам пулю в лоб!

Старик прекрасно понимал, что угрозы мои — не шутка. Он не удивился им. Он понял, что сельва завладела мною. Убить человека? Что в этом особенного? Почему не убить? Это самый естественный выход. Как же иначе защищаться? Как отделаться от врага? Разве убийство — не самый легкий способ разрешения жизненных конфликтов?

И через это — о сельва! — прошли все, кто попал в твою пучину!

Засев в кустарнике с карабинами в руках, мы наблюдали за огнями в бараках, опасаясь, как бы нас оттуда не заметили. Нам предстояло переночевать тут, не разводя костра. Где-то во тьме слышались всхлипыванья невидимой реки. Это была Исана.

— Дон Клементе, — сказал я, обнимая Сильву, — на свете нет румберо опытнее вас.

— Да, но я испытываю страх перед своей профессией: я скитался больше двух месяцев, заблудившись в сирингалях на Ягуанари.

— Мне хорошо известны все подробности. Когда вы сбежали на Ваупес...

— Нас было семеро каучеро.

— И они хотели убить вас.

— Они думали, что я намеренно сбил их с пути.

— И они оскорбляли вас...

— А затем умоляли на коленях спасти их.

— И держали вас связанными целую ночь...

— Они боялись, что я покину их.

— И разошлись в разные стороны в поисках пути...

— Да, но встретили одну смерть!

Несчастья всю жизнь преследовали старика Сильву. С того дня, как по дороге из Икитос в Манаос Сильва узнал о смерти сына, он жил надеждой, что ему удастся продолжить срок своего рабства. Ему хотелось еще несколько лет остаться каучеро, пока земля не позволит ему откопать останки сына. Сельва требовала его назад, как беглого, и призрак Лусьянито звал его вернуться.

Мадонна с радостью отпустила бы его на волю, но что выиграл бы он от свободы, раз нужда неминуемо заставила бы его опять завербоваться в партию нового хозяина и еще дальше удалила бы его от Ваупеса? В Манаос он обошел все агентства по найму пеонов и, отчаявшись, ушел из тех трущоб, где вербовали рабов; люди требовались лишь на Мадейру, Пурус и Укаяли. А он хотел добраться до злосчастной реки, на берегу которой таилась в бурьяне могила, отмеченная четырьмя камнями.

У турка Песиля не было участков на Ягуанари, но он согласился взять с собой Клементе на верховья Рио-Негро, а это было для старика очень важно. Сначала Песиль притворялся, что не хочет покупать Сильву; однако, вняв его мольбам, он перекупил старика у мадонны с условием вернуть его, если способности колумбийца не удовлетворят нового хозяина. Он взял Сильву на свою роскошную Померанцевую виллу и держал его первое время на легкой работе. Турок с презрительностью мусульманина молча следил за стариком, не допуская по отношению к нему ни грубостей, ни издевательства.

Но однажды женщины поссорились на кухне и разбудили сеньора Песиля, когда тот отдыхал. Клементе в это время разглядывал карту на стене коридора. За этим занятием и застал его хозяин. Крича во всю глотку, хозяин приказал старику обнажить провинившихся женщин и высечь их, но Сильва отказался исполнить это распоряжение. В этот же день вечером его отослали на реку Ягуанари в качестве сирингеро.

Одна из кухарок Песиля служила прежде горничной у мадонны и знала Лусьяно Сильву, когда тот был возлюбленным доньи Сораиды на Ваупесе. Она не была на его погребении, но знала, что могила находится у порогов Яварате. Эта женщина и сообщила Клементе все приметы, по которым можно было найти могилу.

Отказ колумбийца не спас кухарку от наказания: свирепый турок, держа по плети в каждой руке, засек ее до крови. Рыдая в кладовой, она написала записку своему любовнику, работавшему в сирингалях, и попросила Клементе передать ему это письмо и рассказать все подробности позорной экзекуции.

Любовника кухарки звали Мануэль Кардосо, он работал надсмотрщиком на реке Юрубахи. Узнав о беде, случившейся с его возлюбленной, он поклялся убить Песиля при первой же встрече, а пока, чтобы отомстить хозяину, он решил подговорить пеонов бежать, захватив с собою из барака весь каучук.