— Тогда пошли. Сюда.
И он повел Гаррета вниз, в подполье, по многочисленным переходам, опять вниз по винтовой лестнице под землю, в катакомбы.
— Что вы хотите мне здесь показать? — спросил Гаррет.
— Вас, убитого.
— Моего двойника?
— Да. И еще кое-что.
— Что же?
— Амонтильядо, — сказал Стендаль, шагая впереди с поднятым в руке фонарем.
Кругом, наполовину высунувшись из гробов, торчали недвижные скелеты. Гаррет прикрыл нос ладонью, лицо его выражало отвращение.
— Что-что?
— Вы никогда не слыхали про амонтильядо?
— Нет!
— И не узнаете вот это? — Стендаль указал на нишу.
— Откуда мне знать?
— Это тоже? — Стендаль, улыбаясь, извлек из складок своего балахона мастерок каменщика.
— Что это такое?
— Пошли, — сказал Стендаль.
Они ступили в нишу. Во тьме Стендаль заковал полупьяного инспектора в кандалы.
— Боже мой, что вы делаете? — вскричал Гаррет, гремя цепями.
— Я, так сказать, кую железо, пока горячо. Не перебивайте человека, который кует железо, пока оно горячо, это неучтиво. Вот так!
— Вы заковали меня в цепи!..
— Совершенно верно.
— Что вы собираетесь сделать?
— Оставить вас здесь.
— Вы шутите.
— Весьма удачная шутка.
— Где мой двойник? Разве мы не увидим, как его убьют?
— Никакого двойника нет.
— Но как же остальные?!
— Остальные мертвы. Вы видели, как убивали живых людей. А двойники, роботы, стояли рядом и смотрели.
Гаррет молчал.
— Теперь вы обязаны воскликнуть: «Ради всего святого, Монтрезор!» — сказал Стендаль. — А я отвечу: «Да, ради всего святого». Ну, что же вы? Давайте. Говорите.
— Болван!
— Что, я вас упрашивать должен? Говорите. Говорите: «Ради всего святого, Монтрезор!»
— Не скажу, идиот. Выпустите меня отсюда. — Он уже протрезвел.
— Вот. Наденьте. — Стендаль сунул ему что-то, позванивающее бубенчиками.
— Что это?
— Колпак с бубенчиками. Наденьте его, и я, быть может, выпущу вас.
— Стендаль!
— Надевайте, говорят вам!
Гаррет послушался. Бубенчики тренькали.
— У вас нет такого чувства, что все это уже когда-то происходило? — справился Стендаль, берясь за лопатку, раствор, кирпичи.
— Что вы делаете?
— Замуровываю вас. Один ряд выложен. А вот и второй.
— Вы сошли с ума!
— Не стану спорить.
— Вас привлекут к ответственности за это!
Стендаль, напевая, постучал по кирпичу и положил его на влажный раствор.
Из тонущей во мраке ниши неслись стук, лязг, крики.
Стена росла.
— Лязгайте как следует, прощу вас, — сказал Стендаль. — Чтобы было сыграно на славу!
— Выпустите, выпустите меня!
Осталось уложить один, последний кирпич. Вопли не прекращались.
— Гаррет? — тихо позвал Стендаль.
Гаррет смолк.
— Гаррет, — продолжал Стендаль, — знаете почему я так поступил с вами? Потому что вы сожгли книги мистера По, даже не прочитав их как следует. Положились на слова других людей, что надо их сжечь. Иначе вы сразу, как только мы пришли сюда догадались бы, что я задумал. Неведение пагубно, мистер Гаррет.
Гаррет молчал.
— Все должно быть в точности, — сказал Стендаль, поднимая фонарь так, чтобы луч света проник в нишу и упал на поникшую фигуру. — Позвоните тихонько бубенчиками.
Бубенчики звякнули.
— А теперь, если вы изволите сказать «Ради всего святого, Монтрезор!», я, возможно, освобожу вас.
В луче света появилось лицо инспектора. Минута колебания, и вот прозвучали нелепые слова.
— Ради всего святого, Монтрезор.
Стендаль удовлетворенно вздохнул, закрыв глаза.
Вложил последний кирпич и плотно заделал его
— Requiescat in pace, дорогой друг.
Он быстро покинул катакомбы.
В полночь, с первым ударом часов, в семи залах дома все смолкло.
Появилась Красная Смерть.
Стендаль на миг задержался в дверях, еще раз все оглядел. Выбежал из Дома и поспешил через ров туда, где ждал вертолет.
— Готово, Пайкс?
— Готово.
Улыбаясь, они смотрели на величавое здание. Дом начал раскалываться посередине, точно от землетрясения, и, любуясь изумительной картиной, Стендаль услышал, как позади него Пайкс тихо и напевно декламирует:
— «…на моих глазах мощные стены распались и рухнули. Раздался протяжный гул, точно от тысячи водопадов, и глубокий черный пруд безмолвно и угрюмо сомкнулся над развалинами Дома Эшеров».
Вертолет взлетел над бурлящим озером, взяв курс на запад.
Август 2005
Старые люди
И наконец — как и следовало ожидать — на Марс стали прибывать старые люди; они отправились по следу, проложенному громогласными пионерами, утонченными скептиками, профессиональными скитальцами романтическими проповедниками, искавшими свежей поживы.
Люди немощные и дряхлые, люди, которые только и делали, что слушали собственное сердце, щупали собственный пульс, беспрестанно глотали микстуру перекошенными ртами, люди, которые прежде в ноябре отправлялись в общем вагоне в Калифорнию, а в апреле на третьеклассном пароходе в Италию, эти живые мощи, эти сморчки тоже наконец появились на Марсе…
Сентябрь 2005
Марсианин
Устремленные вверх голубые пики терялись в завесе дождя, дождь поливал длинные каналы, и старик Лафарж вышел с женой из дома посмотреть.
— Первый дождь сезона, — заметил Лафарж.
— Чудесно… — вздохнула жена.
— Благодать!
Они затворили дверь. Вернувшись в комнаты, стали греть руки над углями в камине. Они зябко дрожали. Сквозь окно они видели вдали влажный блеск дождя на корпусе ракеты, которая доставила их сюда с Земли.
— Вот одно только… — произнес Лафарж, глядя на свои руки.
— Ты о чем? — спросила жена.
— Если бы мы могли взять с собой Тома…
— Лаф, ты опять!
— Нет, нет, прости меня, я не буду.
— Мы прилетели сюда, чтобы тихо, без тревог прожить свою старость, а не думать о Томе. Сколько лет прошло, как он умер, надо постараться забыть его и все, что было на Земле.
— Верно, верно, — сказал он и снова потянулся к теплу. Его глаза смотрели на огонь. — Я больше не заговорю об этом. Просто, ну… очень уж недостает мне наших поездок в Грин-Лон-Парк по воскресеньям, когда мы клали цветы на его могилу. Ведь мы больше никуда не выезжали…
Голубой дождь ласковыми струями поливал дом. В девять часов они легли спать; молча, рука в руке, лежали они, ему — пятьдесят пять, ей — шестьдесят, во мраке, наполненном шумом дождя.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});