В "отчете" под загл. "Порядок последования и испытания на степень лекаря своекоштному студенту Пирогову" и в "Копии дневной записки Отделения врачебных наук" от 8 мая 1828 г. No 7, составленной секретарем отделения П. И. Страховым, сообщается: "На основании определения факультета, произведено было окончательное испытание на степень лекаря своекоштному студенту Пирогову.
Г. Адъюнкт Эйнбродт [П. П., 1802-1840, ученик и помощник Лодера] спрашивал из анатомии - о связках позвонков, о мышцах предплечия и спины, о сосудах сердца; и головы, о мозге; из физиологии - о кровообращении, о жевании, глотании и пищеварении. Испытуемый отвечал на латинском языке очень хорошо".
Затем был экзамен из фармакологии. П. спрашивали о врачебных средствах вообще, их действии, в особенности о свойстве укрепляющих лекарств, о действии ртути в различных болезнях. Испытуемый, как удостоверяет декан Котельницкий, отвечал весьма хорошо.
Из рецептуры подробно спрашивал адъюнкт Иос. Кир. Тихонович, и экзаменующийся отвечал очень хорошо.
Из общей патологии спрашивал проф. В. И. Ромодановский о причинах болезней, о различиях пульса; из общей терапии-он же-о методе прохлаждающем и возбуждающем. Испытуемый отвечал весьма хорошо.
Из повивального искусства, о женских и детских болезнях П. отвечал М. В. Рихтеру (1799-?) очень хорошо.
Проф. Мухин спрашивал о разных предметах из судебной медицины и медицинской полиции. Испытуемый отвечал превосходно.
На вопросы проф. Мудрова из терапии и клиники П. отвечал превосходно.
Проф. Альфонский испытывал из хирургии о воспалениях и о их различных исходах. П. отвечал весьма хорошо.
Проф. Бунге экзаменовал П. из ветеринарной науки о чуме рогатого скота. Ответ был хороший (АМУ, дело No 47, т. I, л. 49 и 51, ст. 3-я).
И в "Порядке последования..." и в "Копии" Страхова имеется существенная описка. В обоих документах говорится об испытаниях "своекоштному студенту Александру Пирогову". Однако все сообщаемое в этих документах относится к Н. И. Пирогову. Это видно из их содержания, а также из помещенных рядом, в том же "деле" собственноручных экзаменационных ответов П. Кроме того, ни в одном списке слушателей Московского университета за годы 1824-1828 не числится студент Александр Пирогов. Указанная выше описка имеется также в оглавлении цитируемого "дела". Такая же описка была на одном документе дела No 67, т. II, но ее своевременно исправили .
Результат всех этих испытаний был рассмотрен в заседании факультета, который определил: "Поелику сим словесное испытание студенту Пирогову на степень лекаря оканчивается и как г. профессор Альфонский словесно донес факультету, что вследствие определения оного факультета от 28 февраля с. г. студент Пирогов сделал в присутствии его, г. профессора, хирургическую операцию "трахеотомика" на трупе весьма хорошо сего же года марта 15 дня; то: 1) взять сведения от г. адъюнкта Терновского о сделанной студентом Пироговым анатомической демонстрации и 2) на основании высочайше утвержденных правил об экзаменах медицинских чиновников, статьи IV, 2 послать его, Пирогова, в Клинический институт университета, дабы он доказал практические свои сведения под надзором директора Института в течение двух недель и обязать по окончании сего срока представить журнал о пользовании им больных, также свидетельство от г. директора, о чем известить (и извещено) г. директора Института проф. Мудрова".
Что касается журнала о пользовании больных, то в "деле" под назв. "Экзамен в лекари" (No 67, т. II, за 1828 г.) имеется несколько историй болезней, "представленных от Николая Пирогова". Из них видно, что П. вел след. больных: 1. Крепостного генеральши Муравьевой, Петра Михайлова, 20 лет; он был болен изнуряющей, нагноительной лихорадкой; поступил в Институт 31 марта 1828 г., пробыл там до 20 мая; ежедневные наблюдения этого больного записаны П. в истории болезни на нескольких страницах большого формата с указанием способов лечения и применявшихся средств; заключительная пометка П. удостоверяет, что больной "чувствует себя лучше". 2. Лекаря Г. Смельского, 25 лет; он страдал психическим расстройством; П. наблюдал его с 19 по 30 апреля 1828 г.; история болезни записана на двух страницах, с указанием применявшихся способов лечения и заключительной пометкой: "лучше себя чувствует". 3. "Крестьянина госп. Серебрякова" (крепостного) Бор. Григорьева, 38 лет, поступившего в Институт 28 апреля и пробывшего там до 18 мая 1828 г.; у него была катаракта; в истории болезни, написанной П. на двух страницах, изложены способы лечения (не хирургического характера) и в заключение отмечено: "в лучшем состоянии" (лл. 80-85). Все истории болезней написаны по-латыни; на всех листах пометка руководителя Института: "представлено от Николая Пирогова". Только на одном листе в истории болезни Михайлова было написано: "представлено от Александра Пирогова"; но прямо по этому имени исправлено-"Николая".
Имеется еще собственноручно написанный П. 12 мая 1828 г. на латинском языке "образец рецепта", подписанный им: "Nicolaus Pirogoff"
(дело No 47, т. I, л. 50).
Директор Института также представил требуемый от него документ:
Свидетельство. Дано сие г. своекоштному студенту медицинского факультета Николаю Пирогову, выдержавшему словесное испытание на степень лекаря, в том, что он, Пирогов, вследствие определения факультета от 8-го числа майя сего 1828 года, с 9-го числа того ж майя и по 23-е число, в течении двух недель находился в Клиническом институте Университета и занимался лечением больных под моим надзором, причем свои практические сведения доказал пользованием больных очень хорошо, в чем свидетельствую. Директор Клинического института Матвей Мудров. 1828 года. Майя 23 дня" (Дело No 67, т. I, л. 67).
В конце мая завершились все испытания новых московских лекарей, назначенных к "путешествию". Попечитель предложил совету университета прислать избранных к 1 июня в Петербург для поверочного испытания при Академии Наук с тем, чтобы они могли прибыть в Юрьев до начала осеннего курса-в августе 1828 г. Но в звании лекаря П. был утвержден значительно позднее. Лишь 28 июля 1828 г. поступило в Отделение врачебных наук [медиц. факультет] сообщение Совета университета от 23 июля за
No 533 о том, что попечитель 4 июля известил Совет (за No 897) об утверждении своекоштного студента медицинского отделения Николая Пирогова в звании лекаря 1-го отделения (Дело No 47, л. 106). В медицинском факультете это было оформлено 28 августа (Дневная записка No 25, л. 107).
Все это не помешало П. отправиться вместе с другими профессорскими кандидатами в Петербург, хотя расписываться ему пришлось в Москве при отъезде званием студента)
Что же я вез с собою в Дерпт?
Как видно, весьма ничтожный запас сведений, и сведений более книжных, тетрадочных, а не наглядных, не приобретенных под руководством опыта и наблюдения.
Да и эти книжные сведения не могли быть сколько-нибудь удовлетворительны, так как я в течение всего университетского курса не прочел ни одной научной книги, ни одного учебника, что называется, от доски до доски, а только урывками, становясь в пень перед непонятными местами; а понять многого без руководства я не мог.
(Недовольство гениального ученого знаниями, вынесенными им из Московского университета, преувеличено. Это видно из приведенных выше сообщений о студенческих полукурсовых и курсовых и лекарских экзаменах П. Его блестящие способности, любовь к науке, обширные знания были замечены уже в его студенческие годы товарищами по университету. Известный впоследствии археолог Н. Н. Мурзакевич (1806-1883) учился в Москве - на Отделении нравственно-политических наук - одновременно с П. Вспоминая выдающихся студентов своего времени, он писал: "На анатомических лекциях знаменитого Лодера указывали на молоденького студента Николая Ивановича Пирогова, уже тогда обращавшего на себя внимание своих сверстников". "Жестокая оценка Н. И. Пирогова, доходящая до сарказма, может быть понята и иначе: это ретроспективное сожаление старика о даром и непроизводительно потерянном времени в молодости" (Н. Н. Бурденко, 1940, стр. 108).
Хорош я был лекарь с моим дипломом, дававшим мне право на жизнь и смерть, не видав ни однажды тифозного больного, не имев ни разу ланцета в руках. Вся моя медицинская практика в клинике ограничивалась тем, что я написал одну историю болезни, видев только однажды моего больного в клинике, и для ясности прибавив в эту историю такую массу вычитанных из книг припадков, что она поневоле из истории превратилась в сказку.
Поликлиники и частной практики для медицинских студентов того времени вовсе не существовало, и меня только однажды случайно пригласили к одному проживавшему в одном с нами доме больному чиновнику. Он лежал уже, должно быть, в агонии, когда мне предлагали вылечить его от последствий жестокого и продолжительного запоя. Видя мою несостоятельность, я, первое дело, счел необходимым послать тотчас же за цирюльником; он тотчас явился, принеся с собою на всякий случай и клистирную трубку. Собственно, я и сам не знал, для чего я пригласил