Читать интересную книгу Пограничные земли в системе русско-литовских отношений конца XV — первой трети XVI в. - Михаил Кром

Таким образом, есть основания утверждать, что в ряде случаев малые города вполне успешно отстаивали свои права. Но самое главное заключается в том, что жители даже небольшого города не были равнодушны к его судьбе, активно боролись за свою «старину», и что политическая система Великого княжества предоставляла им возможности для защиты своих прав.

Осталось рассмотреть статус крупных привилегированных городов. К ним в интересующем нас регионе относились Смоленск, Витебск, Полоцк, Минск: первые два города имели жалованные великокняжеские грамоты, а Полоцк и Минск получили в конце XV в. (соответственно, в 1498 и 1499 гг.) привилей на магдебургское право. В историографии обычно города на магдебургском праве рассматриваются отдельно от других городов, однако, вовсе не отрицая специфики магдебургского права, следует отметить, что в статусе названных городов было много общего. Поэтому для нашей темы представляется оправданным выделение этих наиболее могущественных и привилегированных городских общин в одну особую группу.

Главным оплотом Великого княжества на его северо-восточных рубежах были древние русские города Полоцк и Витебск. Еще в XIII в. они попали под власть Литвы, но до конца XIV в. здесь сохранялись удельные княжества, пока их не ликвидировал Витовт, посадив там своих наместников[746]. Тогда же (по предположению И. В. Якубовского, между 1392 и 1399 гг.[747]) оба города получили великокняжеские привилеи. Их текст до нас не дошел, но он может быть реконструирован по сохранившимся жалованным подтвердительным грамотам Полоцку и Витебску начала XVI в. Эту работу проделал И. В. Якубовский, выделивший в полоцком и витебском привилеях несколько пластов: древнейший — восходящий к «рядам» Полоцка со своими князьями в долитовский период; статьи, содержавшиеся в привилее Витовта 1390-х гг.; статьи, добавленные при подтверждении его Свидригайлом и Сигизмундом (1430–1440 гг.), Казимиром (1451 г.), Александром (1490-е гг.) и, наконец, Сигизмундом I в начале XVI в.[748] Эти наблюдения учтены мною в последующем изложении.

Перейдем к анализу областных привилеев Полоцкой, Витебской и другим землям. Прежде всего нужно подчеркнуть принципиальную разницу между ними и рассмотренными выше уставами господарским державцам: если уставы фиксировали повинности населения и, соответственно, предельные нормы наместничьих доходов, то привилеи содержали перечень прав, льгот и привилегий жителей данной земли. Этот перечень в древнейшей своей части, восходящей к пожалованию великого князя Витовта, почти полностью совпадает в витебском привилее (подтверждении) 1503 г. и полоцком 1511 г. (Уже это обстоятельство заставляет изучать строй обоих городов параллельно). Перечень включает в себя такие пункты, как неприкосновенность церквей, гарантии завещательного права, освобождение от подводной повинности, обязательство принимать челобитья от полочан и витеблян, судебные гарантии (без «явного» суда никого не казнить, давать «исправу» обиженным, «через поруку» в заточение не сажать и т. д.), освобождение от мыта по всему Великому княжеству, право самих жителей карать виновных в нарушении правил торговли и др.[749] К числу древнейших относилась и важная статья о праве населения требовать смены неугодного воеводы: «Також им нам давати воеводу по-старому, по их воли, — гласил витебский привилей, — и который им будет нелюб воевода, а обмовят его перед нами, ино нам воеводу им иного дати, по их воли»[750]. Аналогичную статью содержал и полоцкий привилей[751]. Кроме того, ряд пунктов регламентировал деятельность воевод в Полоцке или, соответственно, в Витебске: сразу по прибытии в город, «первого дня», он должен «крест целовати к полочаном» (витеблянам) на том, «штож без права их не казнити… ни в чом»; воеводе запрещалось ездить по волости и получать «дары» со станов[752]. Впоследствии, в конце правления Витовта или при его ближайших преемниках (Свидригайле и Сигизмунде), полочане получили новые гарантии, защищавшие их от наместничьего произвола (в витебском привилее этих дополнений нет): обязательное участие бояр и мещан в воеводском суде; запрет слугам воеводы держать тивунство городское и ездить с тивуном по волости; запрет подношения даров воеводе («А воеводу городом не дарити»)[753].

М. К. Любавский и И. В. Якубовский установили, что в середине XV в. в полоцкую и витебскую грамоты были внесены важные дополнения в связи с выдачей общеземского привилея 1447 г.[754] Так были распространены на Полоцк и Витебск «права вольная добрая хрестиянская, как в Коруне Польской» — в частности, обязательство женщин насильно замуж не выдавать, а также свобода завещания и неприкосновенность выслуженных и пожалованных великими князьями имений; кроме того, в полоцком привилее, в отличие от витебского, появилась важная статья об индивидуальной ответственности за преступления: виновного «самого казнити по его вине, а жены и детей не займати и именья не рушати», «отца за сыннюю вину не казнити, а сына за отцову вину не казнити»[755].

В витебский привилей с середины XV в. более изменений не вносилось: в таком виде он был подтвержден и в начале XVI в. (1503, затем 1509 гг.), а вот полоцкая грамота продолжала пополняться новыми статьями (правда, второстепенного значения) и в конце XV — начале XVI в.[756] Вообще текст полоцкого привилея — в том виде, в каком он дошел до нас в редакции 1511 г., — по объему записанных в нем прав и привилегий значительно превосходит аналогичную грамоту Витебской земли. Этот факт можно, видимо, объяснить тем, что Полоцк считался «старшим» городом по отношению к Витебску, своему бывшему «пригороду», а местная городская община была более влиятельной и добивалась от каждого нового господаря подтверждения и расширения своих прав и привилегий. Еще одним аргументом в пользу данного предположения может служить то, что именно Полоцку удалось в 1498 г. получить от великого князя Александра грамоту на магдебургское право.

В современной историографии уже не встречает поддержки столь распространенный в научной литературе конца XIX — начала XX в. тезис о том, что введение в «русских» городах Великого княжества чуждого им магдебургского права вело к их упадку. Как раз применительно к белорусским городам исследователи подчеркивают теперь, что предоставление магдебургского права отвечало интересам горожан и свидетельствовало о достижении этими городами достаточно высокого уровня экономического и социального развития[757]. Однако до сих пор сохраняется в литературе резкое формально-юридическое противопоставление магдебургского права обычному праву, существовавшему в этих городах прежде. Так, З. Ю. Копысский утверждает, что грамоты на магдебургское право отменяли прежние правовые нормы, перечеркивали вековые традиции городского строя, уже не соответствовавшие, по мнению исследователя, требованиям жизни[758]. Ближе к истине, на мой взгляд, точка зрения, высказанная Ю. Бардахом, — о том, что в городах Великого княжества магдебургское право не стало единственным, оно сосуществовало с обычным, «русским» правом, отнюдь не исчезнувшим из пожалованных магдебургией городов[759]. Вывод польского ученого полностью подтверждается, в частности, полоцким материалом.

Действительно, хотя в грамоте Полоцку на магдебургское право от 7 октября 1498 г. содержится стандартная формула — «тое место нашо с права литовского и руского… в право немецкое майдеборское переменяем на вечные часы», далее следует важное уточнение: «отдаляючи там же вси права, уставы и обычаи, перво держаные, которые ж тое право майдеборское нагабають або перекажають»[760]. Значит, отмене подлежали не все нормы, а лишь те, что противоречили магдебургскому праву. Кроме того, следует обратить внимание на тот факт, до сих пор не получивший объяснения в литературе, что в 1511 г., т. е. после указанного пожалования городу магдебургского права, Полоцк со всей «землей» получил подтверждение прав и привилегий, дарованных прежними великими князьями, начиная с Витовта, т. е. как раз кодекса местного обычного права. Мало того, этот областной привилей был подтвержден без изменений и в 1547 г., а с дополнениями конца XVI в. он сохранял силу еще в первой половине XVII в.[761] Как же областной привилей соотносился с грамотой на магдебургское право?

В тексте подтвердительного привилея 1511 г. есть статья (очевидно, тогда и внесенная), из которой видно, что законодатель учитывал изменения в структуре городского управления, вызванные пожалованным недавно магдебургским правом: церковные и боярские люди освобождаются от участия в уплате серебщины, «которую войт и бурмистры и радци на свое потребы кладуть на место нашо»[762], — названы как раз органы городской администрации, учрежденные грамотой на магдебургское право 1498 г.[763] Вообще же сравнение текстов обеих грамот показывает, что между ними очень мало точек пересечения. Есть повторы: так, освобождение от подводной повинности и мыта дается в областном привилее всем полочанам, а в магдебургских грамотах — жалованной 1498 г. и подтвердительной 1510 г.[764] — та же льгота предоставляется полоцким мещанам; повторяется и обязательство господаря не посылать мещан в заставу (в областном привилее оно дано в более общей форме: бояр, мещан и посельских путников[765]). Эти повторы объясняются, возможно, стремлением законодателя собрать воедино в магдебургской грамоте все права и привилегии мещанства, в интересах которого главным образом она и выдавалась. Некоторые пункты подверглись корректировке: во всех анализируемых грамотах есть статья о важнице (городских весах), но если в жалованной на магдебургское право 1498 г. доход от нее берется в казну, а в подтвердительном «листе» 1510 г. «плат» с ваги придается ратуше, то в областном привилее 1511 г. этот доход делится пополам между боярами и мещанами и тем самым восстанавливается положение, существовавшее некогда при Казимире[766]. Очевидно, из-за доходов с важницы шла борьба между боярством и мещанством, а верховная власть склонялась то на одну, то на другую сторону. Это противоборство между городскими сословиями явилось, по мнению ряда исследователей, предпосылкой введения в Полоцке и иных городах магдебургского права[767]. Другим проявлением той же борьбы служат метаморфозы статьи о «закладных» — боярских и церковных людях в городе, находившихся под судебным иммунитетом: магдебургские грамоты 1498 и 1510 гг. объявляли всех «людей» и слуг боярских, владычных, монастырских и т. п. «послушными» «права майдеборского»; грамота 1510 г. прямо запрещала боярам держать в городе закладней, за исключением одного дворника и огородника; привилей же 1511 г. снова разрешает церковным властям и боярам держать закладней — при условии если они законным образом приобрели дома и «местца» в городе и посадили там своих людей еще в правление Казимира и Александра[768]. Лишь в одном случае можно усмотреть прямое противоречие между текстами магдебургских грамот и областного привилея, не объяснимое подобной корректировкой: первые в качестве важнейшего пункта содержали положение о подсудности мещан, черных людей и закладней войту, бурмистрам и радцам, между тем как в привилее 1511 г. сказано: «воеводе нашому полоцкому мещан одному не судити, судити ему с бояры и мещаны»[769]. Этот казус становится понятным, если учесть, что в описываемое время процесс систематизации и кодификации законов находился в Великом княжестве еще в начальной стадии (I Статут появился, как известно, лишь в 1529 г.), что нередко приводило к повторам или даже к несоответствию разных правовых норм между собой. В данном случае, видимо, при подтверждении в 1511 г. областного привилея писарь механически переписал указанную статью с предыдущей грамоты вместе с другими традиционными нормами («через поруку в нятство не сажати» и т. д.).