Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эмилия Карловна как будто слушала и как будто понимала. Потом пришла Лора с чайным подносом. Сахарница, молочник, чашки розовые — все было родное. И печенье было то самое: два желтка стереть с полстакана сахара, сто грамм шоколадного масла… Научилась Лора. Раньше не умела. Эмилия зашевелила пальцами и открыла рот. Раздалось что-то вроде «уать».
— Сейчас, мамочка. — Лора сунула в подвижную правую руку половинку печенья.
Эмилия запихнула его в рот и счастливо зажевала.
— Вот такие дела, понимаешь, весь бы день ела и ела. Злится, если не даю. А потом с желудком проблемы. За год без клизмы ни разу…
Лидия раскрыла сумочку и вынула из нее плитку шоколада, предназначенную горничной. И, подумав, достала только что начатый небольшой флакон духов — «Шанель номер пять». Свой собственный…
— Это, Лора, тебе сувениры.
Эмилия Карловна ела печенье одно за другим, напрочь забыв о деликатной науке поглощения пищи, которую преподавала годами своим воспитанникам. Она засовывала печенье глубоко в рот, проталкивая его обломанными ногтями, и крошки падали на грязный воротничок, на протершуюся грудь старой кофты, и у Лидии ломило затылок и тошнило ее по-настоящему. Она не знала еще, что это был первый признак надвигающейся гипертонии.
— Я пойду, Лора. Завтра утром позвоню, перед отъездом я вас еще увижу.
— Да посиди, скоро Женя придет, — искренне просила Лора, но Лидия страстно хотела поскорее унести ноги, быстро переночевать и уехать отсюда навсегда-навсегда.
Обула ботиночки, надела плащевое пальто на австралийском, спрятанном от посторонних взглядов звере и с усилием подняла клетчатую сумку:
— Мне еще надо в одно место заехать, вот отвезти просили друзья…
Квитанции все были одна к одной, на всякий случай, по привычке делового человека, в верхнем ящике письменного стола дома сложены, в отдельном конверте. Сдать обратно можно. Всегда есть смысл в дорогих магазинах покупать — и сдать, и обменять можно, тем более когда тебя уже знают.
Такси она просила переводчицу заказать на более ранний час, чем следовало бы. Переводчица просто лишилась дара речи, когда Лидия сказала шоферу на чистом русском языке:
— По дороге в Шереметьево мне надо заехать на Спартаковскую улицу, я покажу вам, где поворачивать.
Заехали на Спартаковскую. Дом стоял как стоял, четырехэтажный король-корабль среди одноэтажных дровяных бараков. Трущоба трущобой. Она улыбнулась, представив себе, что испытал Мартин, когда первый раз вошел в ее убогую квартиренку. Сначала она думала подняться на третий этаж, позвонить в свою дверь, попросить, чтобы ей показали, как сейчас выглядит ее прежнее жилье. А потом подумала: зачем?
И велела ехать в Шереметьево. Чемодан и клетчатую сумку сдала в багаж. Об обещанном Лоре звонке и не вспомнила.
Всю дорогу в самолете она умирала от нетерпения: скорей бы попасть домой, поцеловать Мартика в опустившийся уголок рта. Он был получше, гораздо получше, чем Эмилька. Он все же ходил, улыбался более внятно и говорил некоторое количество слов вполне осмысленно. Да и вообще — как там три дня без нее дела двигались…
Голова все болела, и тошнота не проходила. Она прошептала почти про себя, но все-таки немного вслух: Цю-юрихь… Цю-юрихь… И задремала с мыслью: а все же я самая умная…
Лариса Миллер
Цветные мелки
Миллер Лариса Емельяновна родилась в Москве. Поэт, прозаик, эссеист. Автор нескольких лирических сборников. Живет в Переделкине.
* * *Шаг влево, шаг вправо — и будет пиф-паф.Не прав ты, начальник, ей-Богу, не прав:Так целишься долго, мурыжишь давно,Что нам уже стало почти все равно.«Убью!» — говоришь. Отвечаем: «Убей!» —Без страха гуляя по зоне твоей.Опять невредимы, опять пронесло,Опять не вошли в убиенных число.А может, затем лишь грозишься убить,Чтоб мы научились все это любить:Весеннюю лужу, где рай воробью,И небо, и зону с привычным: «Убью!»
Февраль 2000.
* * *Неуютное местечко.Здесь почти не греет печка,Вымирают печники.Ветер с поля и с рекиСтудит нам жилье земное,А тепло здесь наживное:Вот проснулись стылым днем,Надышали и живем.
Декабрь 2001.
* * *Господь посылает сырую погоду,Чтоб вывести всех нас на чистую воду,На чистую воду, что льется с небес…Ютится ли ангел, ютится ли бесВ душе нашей призрачной? Что в ней ютится —В душе, что в конце улетает, как птица?В конце бытия улетает туда,Откуда течет дождевая вода?
Август 2000.
* * *Все бессмысленно и плохоС точки зрения травы,Жизнь ее достойна вздохаИ печального «увы»,Жгут ее, и рвут, и топчут,И покоя не дают,Поострей косу наточат —И давай крушить уют,Насекомую обитель,Столь любимую жучком…Не губи траву, воитель,Лучше ляг в нее ничком.На тебя здесь зла не держатИ тебе не отомстят…Пощекочут и понежат,На ушко прошелестят.
Август 2000.
* * *Где же все это — язвы, проказа?Кто-то стер аккуратно с доски.Существует лишь tabula rasa.Нарисуй на ней, Боже, с тоски,Нарисуй на ней снова со скукиРыбок, птиц, человечьи полки.Вот тебе в Твои чуткие рукиКисти, уголь, цветные мелки.Стерто прошлое — как ни бывало,Не кровила ранимая плоть,Никого еще не убивало,И доски не касался Господь.
Июнь 2001.
* * *Ну и как он в переводеНа земной и человечий?Получилось что-то вродеБесконечно длинной речи.
Хоть бессмыслица сверкаетТут и там и сям порою,Но процесс нас увлекает,Все мы заняты игрою:
Переводим, переводимС языка оригинала,Где-то возле смысла бродим,Есть сюжет, а толку мало.
И пером не очень нежнымБожий замысел тревожим,Окончанием падежнымИх скрепляя, строки множим.
Но в хорошую погодуСвет такой ОТТУДА льется,Что земному переводуНу никак не поддается.
Июнь 2001.
* * *Всё от лукавого, ей-ей…Иначе как могло случиться,Что дождь прошел, и сад лучится,И белый день еще белей.Всё от лукавого. В манокДни напролет свистит лукавый,И листья ластятся, и травы,Дрожит роса у самых ног.И этот луч средь бела дня,И миг стремительного летаСтрижа — ловушка и тенета,Силки, тенета, западня.
Июнь 2001.
* * *Увы, хлебаю, что дано.Уже едва прикрыто дно,Уже на донышке остатки,Но, говорят, остатки сладки.Пока июнь идет к концу,Стекает дождик по лицу,Водичку пьет из лужи птичка,Пресна небесная водичка.Стекает дождик по устам,Пока шагаю по крестам,По влажным крестикам сирениИз света в тень, на свет из тени.
Июнь 2001.
* * *Вторник, пятница, среда…Жить-то надо — вот беда,Дни недели обилетить,Проводить, потом приветить,После снова проводить,С ними есть и с ними пить,В их дождях-лучах купаться,В их подробностях копаться,Их дарами дорожить…Ну, короче, надо житьОт восхода до восходаИ в любое время года.
Июнь 2001.
* * *Звонят отсюда через ноль,А также через боль и муку.Коммуникации наукуОсвоить просто. Уж не стольОна немыслимо сложна:Нажмете точку болевую —И речь услышите живую,Ту самую, что вам нужна.
Июль 2000.
Анна Матвеева
Восьмая Марта
Матвеева Анна Александровна родилась в Свердловске. Окончила факультет журналистики Уральского университета. Автор книг «Заблудившийся жокей» и «Па-де-труа». Печаталась в журналах «Урал» и «Новый мир». Живет в Екатеринбурге.
Действуют:Марта Зайцева, 25 лет — преподаватель русского как иностранного.
Лариса, 24 года — ее коллега и подруга.
Мужчина Z, 30 лет — засекреченный возлюбленный Марты (по телефону).
- Чужой Бог - Евгения Берлина - Современная проза
- Папа - Татьяна Соломатина - Современная проза
- Ночные рассказы - Питер Хёг - Современная проза