— Вот значит ты какой знаменитый капитан Прохоров.
— Извините товарищ генерал-полковник, почему знаменитый?
— А кто дважды из окружения выходил, причём каждый раз личный состав только увеличивался, а не уменьшался, да и немцев уничтожил столько, сколько дивизии незазорно на своём счету иметь.
— Так голова человеку даётся не только шапку носить и в неё есть, а ещё и думать. Я вот думаю, отсюда и успехи, а кроме того действую не по шаблону, потому и в выигрыше.
— С этим ты конечно молодец, но вот у члена военного совета армии к тебе претензии есть.
С этими словами генерал Кирпонос показал на генерала Колесникова.
— Дмитрий Емельянович обвиняет тебя в уничтожении раненых.
— Извините меня товарищ генерал, но я не пойму, в чьей армии служит генерал-майор Колесников, в нашей или немецкой?
При этих словах генерал Колесников аж покраснел от возмущения и хотел возразить, но Кирпонос дал ему знак молчать.
— Вы ведь знаете, как немцы бомбят наши госпиталя, медсанбаты и санитарные колонны с поездами, а как они уничтожают наших раненых. Есть люди с которыми можно легко договорится словами, а есть такие, которые понимают только язык грубой силы. Если мы хотим хоть как-то защитить наших раненых и прекратить обстрелы и бомбёжки госпиталей и санитарных поездов, то просто необходимо целенаправленно вырезать немецкие госпиталя и санитарные колонны вместе с ранеными и медперсоналом. Это необходимо делать демонстративно с пояснением, что это наш ответ на их обстрелы и бомбежки наших госпиталей и санитарных колон с поездами. Только так и ни как иначе, так как по нормальному с немцами не договорится, только показав, что мы будем брать кровь за кровь и ни как иначе.
Кирпонос задумался услышав это, наконец он спросил у остальных:
— А вы что думаете товарищи?
Первым ответил член военного совета фронта дивизионный комиссар Рыков.
— С одной стороны действия капитана Прохорова противоречат правилам ведения войны, а с другой, немцы первыми стали их массово нарушать. Пожалуй я соглашусь с капитаном, в сложившихся условиях другого способа заставить противника соблюдать правила ведения войны нет.
— Я тоже согласен с капитаном. — Сказал мой непосредственный начальник, генерал Костенко, и его поддержал начальник штаба генерал-майор Тупиков, таким образом генерал Колесников оказался в меньшинстве.
— Капитан, у тебя есть какие идеи? — Спросил меня Кирпонос.
— Так точно товарищ генерал, есть. Сейчас быстро провести обслуживание своей техники и уйти в немецкий тыл, а там немного похулиганить. Недели на две примерно, за это время хорошо пройтись по вражеским тылам сделав основной упор на уничтожение госпиталей, санитарных колон, колон тылового снабжения, складов, артиллерии и аэродромов. Всё это недели на две, не больше.
— Почему на две недели?
— А больше навряд ли получится, немцы все силы бросят на наш поиск и уничтожение, а я всё же не самоубийца. Для меня главное нанести противнику максимально возможный урон и при этом самому остаться живым.
— Хорошо капитан, свободен, мы подумаем над твоим предложением.
Я +вышел из кабинета и направился к себе, а что мне тут ещё делать, о рейде отчитался, предложение о новом выдвинул, а теперь от меня больше уже ничего не зависит, теперь большое начальство решать будет. Вернувшись к себе в расположение занялся текучкой, а штабе фронта тем временем разгорались нешуточные страсти. Командующего фронтом генерала Кирпоноса всерьёз заинтересовало предложение капитана Прохорова. То, что он на самом деле способен совершить предложенное никто не сомневался, его дела говорили сами за себя. Единственный, кто встретил их в штыки, оказался член военного совета 26-ой армии генерал Колесников.
— Я всё же не пойму, Дмитрий Емельянович, что ты так взъелся на капитана Прохорова?
— Он Михаил Петрович субординацию не чтит, на политотдел внимания не обращает, даже пригрозил трибунал политработникам, если те будут вмешиваться в приказы командиров. А его расправы над пленными немцами и ранеными, советский человек так себя вести не должен.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— И тем не менее другого такого командира, кто с лёгкостью выходит из окружения и громит превосходящие силы противника у нас нет. И капитан во многом прав, немцы тоже абсолютно не соблюдают правила ведения войны, так что по большому счёту капитан действует так же, как и они. Также он прав, что если мы хотим заставить противника прекратить бомбить и обстреливать наши госпиталя и медсанбаты, то необходимо планомерно уничтожать немецкие госпиталя, только это может заставить немцев не трогать раненых.
— Михаил Петрович, я хочу дать Прохорову звание майора и назначить его командиром отдельного механизированного полка. Он уже доказал свою состоятельность и наибольшую пользу принесёт именно на этой должности. Сидеть в обороне большого ума не требует, а вот проводить рейды по тылам противника и ликвидировать его прорывы как раз по нему. Понимаю, он слишком молод, но другого командира, который сможет делать тоже самое и также хорошо у нас просто нет.
— Майора говорите… а что, пожалуй заслужил, и не смотря на свою молодость вполне потянет, согласен, пишите приказ. Василий Иванович, — Обратился Кирпонос к своему начальнику штаба. — Подготовьте приказ о присвоении капитану Прохорову звания майора, а также о назначении его командиром отдельного механизированного полка при штабе фронта.
При этих словах генерал Костенко невольно скривился, когда услышал, что Прохорова у него просто забирают вместе с его полком, но ничего поделать в сложившейся ситуации он не мог. На следующий день меня снова вызвали в штаб фронта, где сначала поздравили со званием майора и назначением командиром полка, а затем одобрили рейд по немецким тылам. Честно говоря это меня несколько обескуражило, я просто не ожидал, что высокое начальство одобрит мою задумку с рейдом по немецким тылам, но видимо ему было жизненно необходимо хоть немного притормозить немцев. Получив новые документы на майора, я прикрутил к петлицам по второй шпале и направился к себе теперь уже в полк, когда на выходе из штаба меня не окликнули.
— Игорь, постой.
Я оглянулся на голос, ко мне от остановившейся полуторки шёл улыбаясь старлей.
— Привет Игорёк, ничего себе, ты уже майор, глазам своим не верю. Рад, что ты жив, честно говоря просто не ожидал, когда узнал, что твой батальон погиб, то думал, что и ты тоже, но чертовски рад, что ты всё же жив.
— Простите товарищ старший лейтенант, мы знакомы?
— Игорь, что с тобой?
— Контузия, в бою, когда погиб мой батальон контузило, в результате потеря памяти, ничего и никого не помню.
— Эко как тебя. Я старший лейтенант Трифонов из соседнего батальона. Неужели не помнишь?
— К сожалению нет.
— А как майора получил? Что с тобой вообще произошло и где ты сейчас?
Вот меня и нагнал мой страх встретить бывших сослуживцев и знакомых моего тела. Можно конечно сослаться на занятость и отсутствие времени, но пожалуй это не лучшая идея. Встретился с одним, встречусь и с другими, так что всё равно в итоге придётся объясняться, так что тянуть с этим, смысла нет.
— Тут поблизости есть, где посидеть? У меня час или два времени есть, так что лучше тогда где спокойно посидеть.
— Здесь недалеко, что-то среднее между рестораном и столовой.
— Тогда веди.
Через десять минут мы спускались в полуподвальное помещение со сводчатыми потолками, где оказалась довольно неплохая кухня. Взяв мяса с жареной картошкой, квашеной капустой и солёными огурцами и большую кружку холодного кваса, я уселся за небольшой столик. Быстро поев, и начав не спеша пить квас, я коротко рассказал старлею свои приключения.
— Значит ни чего не помнишь, что до того боя было?
— Ничего, считай начал жить с нового листа.
— Дела, а чего ты в нашу дивизию не вернулся, когда вышел, раз знамя полка вынес, то тебе тем более туда дорога.
— Просто вышел в расположении 26-ой армии, да и в моём отряде в основном оказались бойцы именно из её частей, вот и остался. Меня ведь моим отрядом так и оставили командовать. Официально батальоном, а неофициально полком.