— Ну разумеется! — вдруг погрустнев, отозвался он, напрягся, и Лотти в тревоге почувствовала, что он продвинулся еще глубже. Головка его орудия во что-то уперлась, Лотти вздрогнула, и Ник сразу слегка отстранился, поглаживая ее грудь. — В следующий раз будет гораздо лучше, — пообещал он, не прекращая легкие толчки. — Ты такая горячая, Лотти, такая нежная… — Он начал задыхаться, зажмурился, вцепился в простыню. Его движения причиняли боль, но несмотря на это, у Лотти возникло странное чувство близости… даже нежности. Она провела ладонью по его спине вдоль позвоночника, согнула ноги в коленях, охватила его большое тело и притянула к себе, прислушиваясь к ритму его дыхания. Внезапно он погрузился в нее на всю длину копья и замер, затем вздрогнул и со стоном выплеснулся в нее. Поглаживая его спину, Лотти спускалась все ниже и ниже и наконец задержалась на его мускулистых ягодицах, таких упругих и твердых, какой только может быть человеческая плоть.
Наконец Ник вздохнул и открыл глаза — ослепительно синие на раскрасневшемся от страсти лице. Услышав, как он позвал ее по имени, Лотти сладостно вздрогнула. Аккуратно поправив простыню, Ник приподнялся на локте и взглянул на Лотти. Между его густыми бровями обозначилась морщинка.
— Как ты?
— Неплохо. — Она сонно улыбнулась. — Да, это было неплохо. Пожалуй, даже приятнее душа.
Ник усмехнулся:
— И вкуснее шоколада?
Лотти провела пальцем по его выразительной скуле и, не удержавшись, поддразнила:
— Увы, нет.
У него снова вырвался смешок.
— Господи, ну и капризная же ты! — Он повернул голову и поцеловал ее во влажную ладонь. — А вот я счастлив, как матрос в своем раю.
Лотти продолжала водить по его лицу кончиками пальцев. Его щеки по-прежнему были румяными, губы растягивались в улыбке, он выглядел моложе, чем обычно.
— И как же выглядит матросский рай?
— Там вдоволь вина и женщин, там поют, гуляют и веселятся дни и ночи напролет.
— Значит, таким ты и представляешь себе рай?
— Я не верю в него. Глаза Лотти округлились.
— Мой муж — язычник? — выговорила она, и он усмехнулся:
— Да, возможно, ты скоро еще пожалеешь, что отвергла Раднора.
— Не надо, — обиделась она и отвернулась. — Такими вещами не шутят.
— Прости. — И он обнял ее за талию, привлек к себе и прижался к ее спине мускулистой грудью. — Я не хотел тебя обидеть. Ложись вот так. — Он ткнулся носом в светлый водопад ее волос. — Какая же ты вспыльчивая!
— Я не вспыльчивая, — запротестовала Лотти, поскольку в Мейдстоуне ей внушили, что настоящей леди не пристало проявлять подобные качества.
— Как бы не так! — Он по-хозяйски положил ладонь ей на бедро. — Я понял это с той минуты, как мы встретились. Поэтому меня и потянуло к тебе.
— Ты же говорил, что женишься ради удобства.
— Да, говорил, — подтвердил он с усмешкой и продолжал:
— Но на самом деле удобства здесь ни при чем. Ни об одной женщине я не мечтал так, как о тебе.
— Почему же ты настоял на браке, когда я предложила стать твоей любовницей?
— Потому, что положение любовницы не для тебя. — И он тихо добавил:
— Ты заслуживаешь всего, что я могу дать тебе, в том числе и моей фамилии.
Насладиться этим комплиментом Лотти помешала отрезвляющая мысль.
— Когда все узнают, что на самом деле ты лорд Сидней, ты станешь завидной добычей, — предупредила она. Эффектная внешность, состояние, титул — сочетание, перед которым невозможно устоять. Ник вмиг превратится в предмет пристального внимания множества дам, охотниц за аристократами.
— От тебя я никуда не денусь, — заявил Ник, удивив Лотти своей догадливостью.
— Не зарекайся! Человеку с твоим прошлым…
— Что тебе известно о моем прошлом? — Ник опрокинул ее на спину и навис над ней, просунув ногу между ее ногами.
— Очевидно, у тебя большой опыт в любовных делах.
— Это верно, — признался он. — Но это еще не значит, что я неразборчив в связях. Напротив…
— Что «напротив»? — живо откликнулась Лотти. Он отвернулся.
— Да так, ничего.
— Ты хотел сказать, что женщин у тебя было не так уж много? — не скрывая скепсиса, предположила Лотти. — «Много» — понятие растяжимое. Что оно означает для тебя? Сто женщин? Пятьдесят? Десять?
— Не важно, — нахмурился он.
— Ни за что не поверю, что женщин у тебя было меньше двадцати.
— И ошибешься.
— Намного?
— У меня было всего две женщины, — сухо объяснил Ник. — Вместе с тобой.
— Не может быть! — с недоверчивым смехом воскликнула она.
— Не хочешь — не верь. — И он отвернулся.
Он явно был раздражен и, казалось, сожалел о своей откровенности. Ник встал и направился к шкафу, а Лотти смотрела на него, в изумлении приоткрыв рот. Поверить ему ей никак не удавалось, но, с другой стороны, ему было незачем лгать ей.
— Кем была та, вторая? — не удержавшись, спросила Лотти.
Мускулы перекатились на его спине, он набросил на плечи бордовый бархатный халат.
— Одна мадам.
— Француженка?
— Так называют содержательниц публичных домов, — без обиняков объяснил он.
Лотти чуть не свалилась с постели. К тому моменту как Ник обернулся, ей едва удалось взять себя в руки.
— И долго вы… встречались?
— Три года.
Лотти молча переварила этот ответ и с недовольством обнаружила, что тяжесть у нее на сердце вызвана ревностью.
— Ты любил ее? — продолжала допытываться она.
— Нет, — без колебаний ответил Ник. — Но она мне нравилась. И до сих пор нравится.
Лотти нахмурилась.
— Почему же ты перестал видеться с ней? Ник покачал головой:
— Джемма решила, что эти встречи больше не принесут никому из нас ничего хорошего. Поразмыслив, я понял, что она права. С тех пор я больше ни с кем не спал, пока не появилась ты. Как видишь, я умею держать брюки застегнутыми.
Ее окатила волна облегчения. Размышлять о том, почему она так обрадовалась словам Ника, Лотти не стала.
Встав с постели, она торопливо подняла сброшенное на пол платье и прикрылась им.
— Признаться, я удивилась, — заметила она, стараясь не обращать внимания на свою наготу. — Ты совершенно непредсказуем.
Он шагнул к ней и положил ладони на ее обнаженные плечи.
— Ты тоже. Никогда бы не подумал, что в постели с девственницей можно испытать такое удовольствие. — Он забрал у Лотти платье, уронил его на пол и прижал ее к своему телу под бархатным халатом. От ласкового и чувственного прикосновения ворсистой ткани кожа Лотти порозовела. — Может, потому, что ты моя, — добавил он, восхищенно проводя ладонью по ее округлой груди. — До сих пор мне никто не принадлежал.
Лотти криво усмехнулась: