Читать интересную книгу Изжитие демиургынизма - Павел Кочурин

В мастерских горел свет. Колотин был там. И они, не дав ребятне догќлядеть, отвели комбайн за ограду. Завтра начнут осмотр, переиначивать, подтягивать, сваривать.

Вчетвером — механик Колотин со сварщиком, Дмитрий Данилович и Лестеньков три дня крутились возле нового комбайна.

Лестеньков выехал на старом комбайне на рожь, а Дмитрий Данилович пока "дочинивал" новую "Ниву".

Отвозить зерно вызвался Саша Жохов. "Не подведу", — заверил Дмитрия Даниловича. Ему хотелось этим загладить ночное происшествие. Кое-кто пронюхал как Саша за медком к Корню ходил. Но сам Дмитрий Данилович даже Ивану и Светлане о том не сказал. Поведал только Анне. Она и поќпросила его простить Сашу: "Добром-то и легче помочь человеку. Тоже ведь беда. В роду такое у Жоховых. Всякий с недоверием к ним…"

Дмитрий Данилович не стал противиться просьбе Саши остаться в их звене. А Толюшка Лестеньков все же сказал:

— Он такой… Чуть что, так и в сторону…

На новом комбайне выехали на небольшое поле ржи близ седа. За штуќрвалом сидели по очереди с Лестеньковым. Прислушивались, приглядываќлись ровно к чему живому после болезни. Поле было неровное, в яминах, буграх. Как раз для испытания новой техники, подметили невесело. Рожь местами густая, местами чахлая, в проплешинах.

Саша отвез две тележки с зерном, приехал за третьей. Попроќсил посидеть за штурвалом, комбайна.

Дмитрий Данилович остановился, сказал Лестенькову, чтобы отрез зеќрно, а Саше крикнул:

— Поднимайтесь, Александр Ильич, если охота есть, — слова Анны вспоќмнились: "Добром поладить". Хотя и о Саше подумалось: "Волочит жизнь по пословице: брань на вороту не висит".

Саша поднялся в кабину, осмотрел ее, сказал:

— Машина, видать не плохая…

Дмитрий Данилович согласно кивнул. Комбайн тронулся, закачался. И Саша съе-хидничал равнодушно усмешливо:

— Кто же так напахал-насеял?..

Комбайн бросало как суденышко на морской волне. Саша хотел было присесть, но Дмитрий Данилович указал на провал впереди, крикнул:

— Глядите прямо, держите жатку на руках… — Саша подпрыгивал и трясся, словно в кузове грузовика по ихней дороге до станции.

Дмитрий Данилович остановил машину, вылез что-то подправить, под-регулировать.

— На таком поле можно и новый комбайн поломать, — сказал Саша, чтобы кого-то упрекнуть: так вот пашут.

Подъехал на "Уазике" Николай Петрович. Спросил, управятся ли они сегодня с этим полем?.. Дмитрий Данилович ответил уклончиво, что поќле невелико.

У председателя тоже возникло желание прокатиться на новенькой, "выколочен-ной" им "Ниве". Любопытно. Саша спустился вниз…

Комбайн мотнуло. Николай Петрович успел схватиться за скобу.

— Лучше садитесь, — сказал Дмитрий Данилович, — поле в яминах.

Опять пришлось вылезать из кабины, подлаживать.

Больше получаса без передыху за штурвалом не просидишь, — вроде как оправды-вая комбайн, высказал Дмитрий Данилович. — Жатку, как ребенка больного держи, чтобы дорогой не покалечить. Машина то и дело пощады просит: остановись, устала. А человек?.. Вроде как она для него создана, в облегчение ему…

— Кто же так напахал-то?.. — почти слово в слово повторил вопрос Саши Жохова и председатель. Но сказано было со спокойствием человека, привыкшего ко всякому…

— Сделал, уехал и забыл. Теперь и не признается. И сам удивится… — ответил Дмит-рий Данилович скорее не председателю, а на свои мысли. С ним-то были и раньше разго-воры, что земля в беде, когда не знает своего пахаря.

Комбайнер напряженно смотрел вперед, двигал рычагами, опережая тоќлчки. И ровно бы от его действий таких, машина то приподнималась, то оседала покорно.

Концы поля были обезображены. Даже борона по ним не прошла. Комќбайн прова-ливался то одним колесом, то другим. Попадал в ямину и выќползал на гребень. Мотался как телега с возом сена среди пней. По краям поле было заезжено тракторами и машина-ми, приходилось объезќжать такие места с поднятой жаткой.

— Как же такую работу можно было принять, — опять же не пахаря, кого-то другого как бы спросил председатель. Ивана, Алекќсандру или бригадира. Принять вот, а не сде-лать так?..

Это знакомо Дмитрию Даниловичу. Кто пахал, боронил, сеял, о том забывали. Буд-то такого человека и не было. И порок пробивался через любые контроли. Да и можно ли уследить?.. Пословица среди стариков бытует: "Под контролем жить — с неладом дру-жить" Главное отчет, сводки для района. Он контролер. Хорошо вышло, уродилось — за-слуга райкома, самого "Первого". Потом разных контор. Ну и предсеќдателя в какой-то мере, парторга еще… Пахарь не в счет. Спрос еще какой-то с инженера и агронома. А они, может, в это время не совещании просидели, когда поле пахалось и сеялось, накачку там подучили, это самое "ЦУ" еще более ценное. В сводках свой итог: какой комбайќнер сколько зерна выдал. А пахал-то и сеял — лукавый.

Остановив комбайн, Дмитрий Данилович сказал председателю, а вернее, опять же высказал свои неотстанные размышления:

— Старание у механизаторов не лучше сделать, а больше, прослыть ударником. Не-вольно он и становится первым грешником, как вот в пиќсании сказано. — Николай Петро-вич промолчал, будто и не слышал.

Сколько раз что-то подобное говорилось, повторялось, даже вот и со ссылкой на Евангелие Стариком Соколовым Яковом Филипповичем. И все не впрок.

Высказав это, Дмитрий Данилович подумал, что председателю куда леќгче и спо-койней жить без споров и разговоров с нерадивым работником. Уживался же он с Сашей Жоховым. За что спрашивают, за то и отчитывайся, об остальном умалчивай.

Николай Петрович уехал. Саша Жохов дожидался возвращения Лестенькова с "Бе-ларусью", стоял посреди поля.

Проработав допоздна, так и не сжали поле. Повеяло вечерней сыроќстью, рожь от-волгла, молотильный барабан пошел туго, тянул солому, Руки ощущали натужность ма-шины, что-то глохло в ней. Солнечный суќхой блеск вымолоченной соломы сменился ма-товым, в колосьях оставаќлись зерна.

Прошли до конца загона, разгрузили бункер в оставленный прицеп,

и закончили работу без радости.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

1

Анна Савельевна с трудом поднималась с постели. Врачи советовали лечь в боль-ницу, но не обнадеживали, не утешали домашних. Прасковья Кирилловна с деревенской простотой простосердечно и с жалостью к Анне сказала Дмитрию Даниловичу, что нечего мучить больницей, пусть уж дома побудет до конца дней своих земных. И самим на душе легче, коли на глазах-то, под своим присмотром будет. Анна была беќзучастна, но от больницы отказалась, пусть уж дома полежу, потерпиќте. Больше любила, когда возле нее сидела Светлана. На дочерей гляќдела как на гостей, а Светлана — хозяйка. Прибегали в комнату внуки и внучки. Но она уставала от них и ласково отсылала: "Ну и подите, погуляйте милые!"

Как-то Светлане сказала:

— Уж и потерпи, доченька. Немного и осталось, — недоговорила, но глаза досказали, — скоро вот и отмаюсь.

Светлана называла ее мамой. Прониклась уважением к простоте ее суќждений, тер-пению, виды в этом непреходящую житейскую мудрость, не распознаваемую сразу за обыденностью деревенского обихода.

Анна Савельевна вспоминала о ферме и о коровах, рассказывала, как они все, доярки, берегли каждую, считая, что таких удойниц, как у них в Мохове, нигде нет. Говорила и о доме. За работой по хозяйстќву Светлана и сама испытывала радость такого труда, любовалась краќсотой ухоженных грядок. Пересматривала свои записи рассказов Анны Савельевны о дедушке Даниле. Он полнее открывался ей через душевную щедрость самой Анны Савельевны. Дедушка жил чувством большой веры крестьяниќна в свое счастье быть у своей земли.

Иногда Светлана читала вслух у постели Анны Савельевны. И удивляќлась, что мир книжных героев не казался ей духовно богаче жизни саќмой Анны Савельевны. Только, пожалуй, в быте женщины-крестьянки не было живой отдушины, когда она могла бы приглядеться к себе самой, задуматься и этим защититься от беспросвета… С дедушкой Данилом бывали и споры, и несогласия с ним. О том и жалела теперь Анна Савельевна. Она была недовольна тем же, чем был недоволен и сам дедушка, председатель колхоза. И не для себя была их обоих жизнь. "Что же это было-то, да и есть, за время такое?.. — задумывалась не без робости Светлана. — Из каких вот далей можно будет увидеть правду его?.."

Как-то в минуты облегчения от недуга Анна Савельевна пооткровенниќчала. Был солнечный день. Жара поспала. За окном опускала к земле тонкие свои плети ветвей ста-рая береза, вся в бликах послеполуденќного солнца. Береза и была целым миром больной.

— Свои вот дочери в городе, — глядя на этот мир в окне, сказала она Светлане, — а ты вот городская. И за больной ухаживаќешь как за родной матерью… Редко ныне такое. Все больше в одиноќчестве старики век свой доживают… Плохо человеку в летнюю пору рас-хвораться. Все в поле, а он один дома. Детушки если испить подадут. А ты — благодетель-ница, сердцем добрая… В деревне-то жизнь людќская виднее для чего она.