Бадене и 1869 год в Северогерманском союзе. В 1905 году царская империя стала последней крупной страной Европы, принявшей религиозную толерантность, издав указ, обещавший "свободу совести". Больше всего от этого выиграли не евреи, а мусульмане и сектантские ответвления Русской православной церкви. Ведь Екатерина II еще в 1773 году предоставила исламу правовую защиту - первый шаг на пути отхода от государственных преследований.
Тот факт, что религиозная толерантность была впервые кодифицирована в странах "прикладного Просвещения" (США и Франции) и положила начало процессу, завершившемуся принятием в 1948 г. Декларации прав человека ООН, не означает, что в других частях света она была неизвестна. Ожесточенные религиозные войны и антагонизмы в Европе в эпоху раннего модерна были скорее исключением из правила мирного религиозного плюрализма. В многонациональных империях, управляемых мусульманскими династиями, агрессивная исламизация была бы нецелесообразной, к тому же она противоречила бы старым политическим обычаям. Сам пророк Мухаммед заключал различные соглашения с "людьми Книги" на Аравийском полуострове, а османы предоставляли "защиту" немусульманским миллетам (в основном христианам, иудеям и парсам, чья экономическая деятельность была выгодна государству) в обмен на выплаты, подобные дани; исключение составляли христианские крестьяне на Балканах. В индийской империи Моголов мусульманская династия-завоевательница управляла немусульманским большинством с самыми разными религиозными ориентациями. Здесь смысл государства требовал политики веротерпимости, которая с впечатляющим эффектом проводилась особенно в XVI веке. Когда династия при императоре Аурангзебе (1658-1707 гг.), единственном джихадистски настроенном могольском правителе, изменила курс и попыталась ввести шариат на всей территории империи, это способствовало возникновению напряженности, которая привела к краху могольского правления в начале XVIII века. Однако в принципе ислам исключает равенство других религий с единой Истиной, открытой Мухаммеду, "Печати пророков". Не стоит идеализировать религиозный плюрализм, существовавший в исламских империях; немусульмане были терпимы и в значительной степени защищены от преследований, но только как подданные второго сорта. Тем не менее, существует разительный контраст с безжалостным отчуждением религиозных пришельцев в Западной Европе раннего нового времени. Около 1800 г. религиозным меньшинствам на мусульманском Востоке все еще было легче, чем на христианском Западе.
В Китае маньчжурские завоеватели, религиозные истоки которых лежали в североазиатском шаманизме, создали тонко просчитанную систему баланса между различными школами мысли и религиозными течениями. Особое внимание они уделяли культивированию ламского буддизма, учитывая его важную политическую роль для монголов и тибетцев. Однако существовали серьезные структурные противоречия между государством Цин и его мусульманскими подданными, положение которых в иерархии меньшинств ухудшилось по сравнению с периодом Мин (1368-1644 гг.). Что касается "традиционных" африканских обществ, то характерное для них гостеприимство проявилось и в открытости к внешнему религиозному влиянию, что в значительной степени способствовало миссионерской деятельности ислама и христианства в XIX веке. Поскольку идея религиозной терпимости связана с современным конституционным государством, она не может быть применена sensu stricto ко всем этим случаям. Однако религиозное принуждение не было обычной практикой в незападных обществах до того, как они подверглись влиянию европейского либерализма. В эпоху раннего модерна, которая с точки зрения религиозной политики началась с обязательного крещения или изгнания евреев (1492 г.) и мусульман (1502 г.) короной Кастилии, показатели Европы по принятию религиозного разнообразия выглядят дефицитными по сравнению с остальным миром. И как только либерализм придет к власти, устоявшимся церквям может прийтись несладко - и не только в Европе. "Власть, - пишет Джон Линч, рассматривая период с 1870 по 1930 год, - может превратить латиноамериканских либералов в монстров нелиберализма"
2 Секуляризация
Дехристианизация в Европе?
Девятнадцатый век часто рассматривается как век «секуляризации». До середины XIX века под этим словом понималась передача церковных земель светским владельцам. Затем оно приобрело новый смысл: ослабление влияния религии на человеческую мысль, устройство общества и государственную политику. Несколько упрощая, можно сказать, что на примере Европы речь идет о построении графика дехристианизации, которая началась с эпохи Просвещения и Французской революции и продолжается до сих пор. Здесь историки пришли к совершенно разным выводам, независимо от того, что они понимают под "религией". Хью Маклеод, британский специалист по сравнительному религиоведению, выделяет шесть различных направлений секуляризации: (1) личная вера, (2) участие в религиозной практике, (3) роль религии в общественных институтах, (4) значение религии в общественном мнении и СМИ, (5) вклад религии в формирование индивидуальной и коллективной идентичности и (6) связь религии с народными верованиями и массовой культурой. Для Западной Европы в период с 1848 по 1914 год он делает следующие выводы. По первым двум параметрам секуляризация была наиболее очевидна во Франции, Германии и Англии. Доля населения, регулярно посещавшего религиозные службы и причащавшегося, значительно снизилась. Это не поддается количественному измерению, но если собрать воедино отдельные наблюдения, то общее впечатление складывается именно такое. В то же время среди всего населения (а не только в узких интеллектуальных кругах) явно увеличилась доля тех, кто выражает личное безразличие, отвращение или враждебность к христианской вере. Эта тенденция была практически одинаковой во всех трех странах.
Еще больше различий было в отношении к значению религии в общественной жизни. Наиболее четко государство и церковь были разделены во Франции, особенно с 1880-х годов, и именно там католики добились больших успехов в создании "контрмира" из своих организаций. В викторианской Англии наблюдалось то, что можно назвать ползучей секуляризацией, но явной идеологии она не имела. Официально страна заявляла о своей набожности и воцерковленности. Известная набожность Уильяма Юарта Гладстона (1809-98), который то и дело ощущал божественное вдохновение при принятии политических решений, резко контрастировала с религиозным безразличием другого премьер-министра - лорда Пальмерстона (1784-1865), принадлежавшего к предыдущему поколению. В Германии, на фоне продолжающегося противостояния протестантов и католиков, церкви хорошо финансировались и могли обеспечить себе необычайно большую роль в образовании и социальном обеспечении. Везде религиозные ориентации имели самые глубокие корни в народной культуре. Даже те, кто не ходил регулярно в церковь и не причислял себя к верующим, сохраняли элементы религиозного мировоззрения, узнавали и использовали религиозные символы, соблюдали календарь праздников, обращались к религии за помощью в кризисные моменты.
Национализм и социализм также предлагали всеобъемлющее мировоззрение, но они так и не смогли вытеснить христианство. Деноминационные субкультуры оказались более эластичными, чем когда-либо ранее в трех странах - даже в Нидерландах, - и имели политические партии, связанные с ними (правда, не в Великобритании). Подавляющее большинство людей в Европе (включая еврейские общины) придерживались хотя бы некоторых внешних религиозных форм.Поглощающая способность официального христианства была настолько велика, что даже такой агностик эпохи Просвещения, как Чарльз Дарвин, был похоронен на государственных похоронах в Вестминстерском аббатстве. Правда, архиепископ Кентерберийский прислал