Читать интересную книгу Давай попробуем любить - Sofie Montero

рассматривая плетеные из тонкой нитки в круглых узорах чулки. Они были слегка влажными, но снимать и их я просто не могла. Рубашка не доходила до колен примерно на добрую ладонь, а щеголять голыми ногами я позволяла себе только перед сестрами. Чулки оставляю! Все равно поверх рубашки наброшу свой плащ, он хоть немного должен был бы обсохнуть с того момента, как мы спрятались в пещеру. С мокрых волос капала вода, увлажняя сухую рубаху, недовольно поморщившись, я подняла волосы вверх и туго затянула их длинным ремешком непонятно во что, а потом длинные края обвела вокруг головы, чтобы пересекали лоб, и завязала за затылком.

— Я… все.

Неуверенно подала я голос, собирая свою мокрую одежду с камней.

Повернувшись ко мне боком, мужчина принялся собирать свой плащ.

— Давай одежду поставлю сушиться.

Мимолетно поразмыслив, я быстренько сунула нижнюю маечку в свой мокрый плащ и протянула ему остальные вещи.

Сухая одежда приятно ласкала кожу, но одной рубахи не было достаточно, чтобы избавиться от холода. Я грустно посмотрела на свой мокрый плащ. Надевать его совсем не хотелось. Но другого выхода совсем не было.

— Иди сюда.

Раздалось за спиной хриплое спустя пары минут. Узнав голос шаада, я вздрогнула и медленно развернулась, приобняв себя за плечи. Пожалуй, я была даже готова пойти к костру, потому что продрогла до костей.

— Ч-что?

Прохрипела я, постукивая зубами, и Садэр опять тяжко сглотнул, просто протянул ладонь и схватил меня за руку,

как пушинку посадив к себе на колени. Я не успела и моргнуть, как раздался какой-то странный звук ломаных костей, и я оказалась в коконе чёрных крыльев.

За спиной крепкая, обнаженная грудь шаада. Подо мной его крепкие бедра, а вокруг темнота. И мягкие перья щекотали нос.

Меня просто заперли, как в клетке. В тёплой, уютной клетке.

— Зачем вам это?

Устало вздохнула, неохотно откидываясь на грудь мужчины и сдерживая стон с губ от прикосновения моей холодной кожи и его горячей. В замкнутом пространстве его крыльев температура постепенно стала нормальной для меня. И после трудного дня и всего пережитого я держалась зубами, чтобы не уснуть.

— Не хочу, чтобы ты заболела.

Как у него все просто.

Вырываться не было смысла. Да и желания, если быть откровенной с собой. Я безумно устала, как физически, так и морально. Хотелось просто уснуть. Забыть обо всем. О проблемах, о его желаниях на мой счёт, о собственных нуждах, о разбойниках, о несчастных амулетах. Обо всем.

Глаза медленно закрылись, и я под ухом внезапно почувствовала вибрацию.

Монотонно.

Твёрдо.

Громко.

Так билось сердце этого мужчины, который уже, независимо от того, что случится завтра, успел стать первым мужчиной, что царапнул моё нежное сердечко.

Медленно я падала в омут сна, и почему-то злость на Садэра куда-то ушла. Я спала спокойно, где-то интуитивно зная, что он защитит.

Глава 15

"И такая чистая, по сравнению со мной, от этой детали мне становиться не по себе, и хочется остервенело смывать всю грязь этого мира с собсвенных рук, что бы иметь призрачное право касаться этой атласной кожи."

Садэр Ориандрэ

Сила.

Ловкость.

Жестокость.

Эти три преимущества, которые нам, шаадам, вбивали в головы с самого детства.

С юных лет каждый мальчишка нашей крови начинал изучать искусства войны. Зачастую не зная ни имени своей матери, ни родственников. А отца, если удача улыбнётся, то один раз в год, когда того отпустят со службы, может быть, навестит в специальных школах своего отпрыска.

Даст воспитательный подзатыльник за то, что сделал, и то, что не сделал. Может быть, даже погладит украдкой по коротко стриженной макушке, как и у всех воспитанников, тайком, чтобы никто не увидел эту слабость сильного воина. Расскажет сыну о великих подвигах и сражениях, о карьере, почестях, которые ждут впереди. И уйдёт, оставляя сопливому мальчишке трофейный кинжал или порцелан.

А бывали и те, к которым вообще никто не приходил. Не потому что не хотели приходить те отцы. А потому что не пускала земля. Тяжёлая, чёрная, под которой были захоронены бравые солдаты. Потому что жизнь шаада — это кровь и сабля, кровь либо своя, либо чужая.

Те дети росли особенно жестокими. Обозленные на весь мир. Впрочем, как и я.

Наша культура… отличалась этим от многих рас. Нас с пеленок приучали ни к чему не привязываться. Есть только родина и цель, приказ и исполнение этого приказа. Враг и товарищ.

Я погряз в крови достаточно рано, даже не помню, было ли мне тогда шестнадцать.

Так или иначе, но и так тяжёлый нрав огрубел до невозможности. И иногда, даже я, рассматривая своих друзей и товарищей, понимал, что терпят они меня, такого «доброго», лишь потому, что с самого начала вместе. Оттого, что не раз из загробного царства возвращались. Друг дружку прикрывали. Потому что притерлись. Привыкли.

Ведь когда стрела торчит меж ребер в паре сантиметров от сердца, совсем не принципиально, кто тебя тащит в госпиталь: гаргуль или оборотень.

Но мои товарищи — они другие.

Они мужчины, которые привыкли к трудностям этой жизни. Каждый по два метра с рубцами от прожитых битв.

Они сильные, никто из них и не пошатнется от моего удара, не вздрогнет от повышенного тона и даже бровью не поведет от холодного взгляда. А Бельяр и вовсе так треснет кулаком по морде, что скалиться будет нечем.

Про Баатара вообще молчу, горгульи всегда мог красочно послать в самые глубокие места и отдаленные маршруты, не стыдясь в объяснениях и метафорах. Они солдаты, пусть кто-то из семьи побогаче, кто-то из бедных.

Кто-то с родителями, а кто-то, как я, без матери и без отца.

Это уже не имело значения для нас.

Но…

…держать в своих руках такое хрупкое тело, как крылышки бабочки, было так удивительно приятно и в