Читать интересную книгу Творения. Том 1: Нравственно-аскетические творения - Преподобный Феодор Студит

52. [Col. 164] Именно в то время варвары безбоязненно совершали опустошения, и он выступил в поход против них, в чрезмерной надменности грозя теперь всех захватить в плен конницей и силой оружия. Нечестивец уразумел, что направил меч скорее против себя самого, чем против них: жалким образом он пал на войне и навлек невыразимый позор и безмерное поношение на Римскую империю и войско[457].

Пророчество преп. Феодора

53. Стоит упомянуть и о предсказании отца относительно кровожадного [императора], ибо он предрек ему будущее и предуказал опасность, хотя неразумный и не понял [предсказание] в таком смысле. Именно, когда он с большой надменностью и кичливостью выступал в поход против скифов, то, как бы стыдясь поражения, понесенного от преподобного, и не желая идти туда раньше, чем не овладеет им и не подчинит себе, он посылает некоторых сановников, чтобы частию убеждением, частию насилием привлечь святого и заставить согласиться с тем, что содеяно им. Но тогда Феодор, еще более одушевленный горячей ревностью и как бы проникнутый вдохновением Духа, высказывает гордецу то, что могло бы наполнить его страхом и мукой, если бы он не был совсем лишен рассудка. «Тебе, император, следовало бы принести раскаяние в содеянном и не оставлять зла без врачевания, чтобы со временем оно не сделалось трудноисцелимым или даже совсем неисцелимым. А так как ты настолько бесчувствен, что не только себя толкаешь в сеть, но и других стараешься уловить в нее и нежелающих подвергаешь мучению, то всевидящее Око чрез меня, недостойного, предсказывает следующее: "Знай, что не возвратишися путем тем, имже шел еси (3 Цар. 13:17)"». И действительно, по слову праведного, захваченный в плен варварскими руками, он не только позорно лишился жизни, но и оставил отрезанную голову на потеху варварскому народу, который пьет из нее здравицы и на каждом пиру издевается над поражением и позором несчастного. О нем прилично было бы сказать словами пророка: «…и доме царев посрамистеся (Ос. 5:1), яко падутся князи ваши мечем (Ос. 7:16), понеже на закон Мой нечествоваша (Ос. 8:1) и народ Мой мучили».

54. Итак, после того как он недостойно и низко окончил жизнь, как сказано, и Ставракий, его сын, получивший раны, едва достиг столицы и прожил, как говорят, до двух месяцев, скипетр получает Михаил[458], имевший тогда чин куропалата[459], муж поистине достойный императорского достоинства и законнейший преемник власти. Он прежде всего заботится о положении [святого] отца, именно о том, чтобы возвратить его из ссылки и удостоить всякой чести. [Col. 165] Мало этого, он немедленно является и полезнейшим сочетателем разделенных членов, связавшим воедино прекрасное Тело Церкви и даровавшим иереям и монахам согласие, которое они некогда утратили, между тем как Иосиф, прежде уже извергнутый из Церкви, разумеется, и теперь, как какой-либо негодный член, был открыто отсечен от нее. Это было весьма угодно также и Римскому предстоятелю[460], который удостоверил свое мнение грамотами и своими послами. Им-то благочестивый император и пользовался как посредником и примирителем в соединении отцов. С этого времени патриарх и преподобный, опять восстановившие добрые взаимные отношения и горячей дружбой больше и больше усиливавшие взаимную любовь, пребывали и впоследствии нераздельно друг от друга не только телесно, но и гораздо больше – душевно, один радуясь другому и оба – друг другу.

Кончина преп. Платона

55. Когда около этого времени окончил жизнь[461], имея 79-й год от роду, священнейший Платон, муж, много потрудившийся и явивший великие подвиги добродетели, то и при этом случае патриарх показал высокую степень и искренность любви[462]. Он сам, вместе со всем клиром, прибыв в монастырь и явившись к умиравшему святому, всем существом прилепляется к нему, обнимает все его члены и нежно лобызает каждый из них. [Затем], с бесчисленными свечами и воскурением фимиамов воздав ему, как отцу отцов, последний долг, он едва и с трудом полагает его тело в гроб, потому что стеклись, как подобает, многие и долго препятствовали положению, как будто не желая расстаться с преподобным и после его смерти.

Ученики преп. Феодора

56. Но пусть наша речь переходит к следующему. Ибо хотя мысль страдает, когда одновременно обращается на многие предметы и не знает, о чем вспомнить на первом месте, так как каждый побуждает говорить о себе и притом понуждает сказать прежде именно о нем, однако же мы, ныне упомянув в слове о каждом немного и как придется, предоставим другим вспомнить все, и притом отчетливо. Впрочем, по моему мнению по крайней мере, трудно достигнуть того и другого даже весьма опытному в слове.

57. В таком положении были дела великого Феодора, и опять славный студийский храм принял в себя всех, когда собрались здесь ученики и сорадовались доброму отцу. И опять дивный [Феодор] ласково беседовал с ними и излагал трудности добродетели, представляя, как много усилий требуется для ее достижения и какая бесконечная борьба предстоит желающим подвизаться. Он говорил, что без труда и ничто другое никогда не достигается, а тем меньше добродетель, деятельнее которой нет ничего, и что наши страдания проявили силу нашей воли и более окрылили [в стремлении] к Богу, от Коего мы получим спасение и обретем большую, чем надеемся, помощь в добре. [Col. 168]

А так как уединение и отдаление от других порождает иногда некоторые помыслы и самовольные пожелания, которые вследствие самолюбия укореняются и остаются в тайниках сердца, то добрый земледелец исторгал и отсекал их, где видел, не позволяя им расти даже малое время, чтобы не вредили благородному и плодоносному ростку. Поэтому все они, добрые, от одного получали добрые плоды добрых дел, затем, лучшие всходы слагая в сердце и снова обогащаясь многими добродетелями, покрывали предшествующие подвиги последующими. Многие же из них, кроме деятельной философии[463], усердно занимались и словесной, заботясь, насколько было нужно, об образовании, и становились литературными деятелями; составив собственные произведения, они оставили после своей жизни многоценную память. Иные из них, трудолюбиво изучив Божественные Писания и тщательно исследовав заключающийся в них смысл, обогатились Божественным знанием, восшедши далее [чем другие] и постигнув то, что доступно немногим. А другие, в свою очередь, посвятив себя, насколько могли, церковным песням, мелодиям и прочим употребительным в Церкви псалмопениям (а мы знаем, что и они приносят великую пользу, если в рифме, порядке, красивом и согласном пении выражается почти весь церковный строй), не только с пользой для себя прилагали к этому доброе трудолюбие, но и всех других делали участниками их пользы. Мало того, эти прекрасные труженики занимались и всеми другими ручными ремеслами, считая и низшее из них многоценным, чтобы этим приобретать больше смирения, так как душа принимает отпечаток сообразно с деяниями, а также чтобы самим добывать себе, что потребно, и не делать частых выходов [из монастыря], что обычно делают многие ради приобретения нужных вещей, между тем как от этого бывает великий вред и часто блуждание вне [монастыря] делает ум нетвердым. Поэтому они дома занимались всяким нужным ремеслом: зодческим, медничным, ткацким и сапожным, теми, которые имеют дело с производствами из веревки или при посредстве горнила; каждый из них, работая руками, уста же посвящал песнопениям и распевал слова Давида, так что и те получали большую пользу, кто только взирал на них, видя, как дивные и при рукодельях приятно соблюдали важность и скромность, постоянство нравов и строгое благоповедение.

Слава студийских монахов

Но вместе с добродетелью [росла] и слава их; распространяясь больше и больше, она наполнила почти всю вселенную, как мы сказали в начале слова, тем более что некоторые из них, удалившись в очень многие места или потому, что этого требовала нужда, или потому, [Col. 169] что многократно рассеивались от гонения, куда бы ни приходили, многих привели к добродетели и устроили собственные убежища для собравшихся к ним, дав им наименование студийских. Это имя они носят и доныне; так оно будет называться и всегда, как имя, составляющее гордость речи и всех привлекающее к себе.

58. Но увы! То, о чем предстоит мне повествовать, опять печально, ужасно и даже более, чем ужасно; так что я лучше бы хотел опустить это, чем предать слову такую тяжкую и невыносимую для слуха повесть. Однако так как совсем ничего не сказать об этом значило бы не коснуться самого главного, то посему я и должен особенно вспомнить об этом. И подлинно, мне необходимо рассказать о величайших подвигах отца (хотя эта повесть печальна), чтобы не казалось, что слову моему недостает самого важного. Итак, когда божественный отец, как мы сказали, пребывал с учениками в монастыре, наслаждаясь вместе с ними лучшим спокойствием духа и душевно исполняясь неизреченной радости, внезапно поднимается лютая и пагубная буря, лишившая их спокойствия и расстроившая все благочестие по Боге.