Читать интересную книгу Незнакомец в зеркале - Сидни Шелдон

— Что… что это за таблетки?

— От головной боли, дорогуша.

Терралио заглянул в комнату и спросил:

— Как у нас дела? Все довольны?

— Вс… все довольны, — пробормотала Джилл.

Терралио посмотрел на Алана и кивнул.

— Пять минут, — произнес он и быстро ушел.

Алан наклонился над Джилл, стал гладить ее грудь и бедра, потом поднял юбку и просунул руку ей между ног. Это действовало чудесно-возбуждающе, и Джилл вдруг захотелось, чтобы он вошел в нее.

— Послушай, малышка, — сказал Алан, — я не стал бы просить тебя сделать что-то плохое. Ты будешь просто заниматься любовью со мной. Мы ведь и так этим занимаемся, только сейчас нам за это платят. Двести долларов. И все деньги — твои.

Она покачала головой, но ей показалось, что на это ушла целая вечность.

— Я не могу этого делать, — произнесла она неразборчиво.

— Почему не можешь?

Ей пришлось сосредоточиться, чтобы вспомнить.

— Потому что я… я собираюсь стать кинозвездой. Нельзя сниматься в порнофильмах.

— А со мной потрахаться хочешь?

— Да! Да! Я хочу тебя, Дэвид.

Алан хотел что-то сказать, потом усмехнулся.

— Конечно, бэби. Я тоже тебя хочу. Пошли.

Он взял Джилл за руку и поднял ее с кровати. У нее было такое чувство, будто она летит.

Они прошли по коридору и остановились в дверях первой спальни.

— О'кей, — обрадовался Терралио, когда увидел их. — Оставляем мизансцену как есть. Вольем немного свежей крови.

— Простыни менять? — спросил кто-то.

— За каким хреном? Здесь не Эм-джи-эм.

Джилл вцепилась в Алана.

— Дэвид, здесь люди.

— Они сейчас уйдут, — успокоил ее Алан. — Вот, возьми.

Он вынул еще одну пилюлю и дал ее Джилл. Потом поднес к ее губам бутылку с водкой, и она проглотила пилюлю. С этого момента все стало происходить в каком-то тумане. Дэвид раздевал ее, говоря что-то успокаивающее. Потом она оказалась с ним на кровати. Своим обнаженным телом он придвинулся совсем близко к ней. Вспыхнул яркий свет, ослепляя ее.

— Возьми это в рот, — произнес голос Дэвида.

— О да, да!

Она нежно погладила это и хотела взять в рот, но кто-то в комнате что-то сказал, и Дэвид отодвинулся от нее, так что Джилл оказалась лицом к свету и зажмурилась от нестерпимой яркости. Она почувствовала, как ее опрокинули на спину, как потом Дэвид вошел в нее и стал любить ее, и одновременно его пенис был у нее во рту. Она так любит Дэвида! Свет и доносившиеся откуда-то разговоры мешали ей. Джилл хотела сказать Дэвиду, чтобы он убрал их, но была в каком-то бредовом экстазе, оргазм за оргазмом сотрясали ее тело, пока ей не стало казаться, что оно вот-вот разорвется на части. Дэвид любит ее, а не Сисси, он вернулся к ней, и они поженились. Они проводят такой чудесный медовый месяц.

— Дэвид… — стонала она.

Джилл открыла глаза и увидела над собой мексиканца, который проводил языком вдоль ее тела. Она хотела спросить его, где Дэвид, но не могла произнести ни слова. Она закрыла глаза, а мексиканец стал проделывать восхитительные вещи с ее телом. Когда Джилл снова открыла глаза, то мужчина каким-то образом превратился в женщину с длинными рыжими волосами и большими грудями, которые елозили по животу Джилл. Потом эта женщина стала ласкать ее языком, Джилл закрыла глаза и провалилась в беспамятство.

Двое мужчин стояли и смотрели на лежащую на кровати фигуру.

— С ней все будет в порядке? — спросил Терралио.

— Конечно, — заверил Алан.

— Ты действительно умеешь их находить, — восхищенно сказал Терралио. — Она просто потрясающая. Лучше у меня еще не было.

— Рад это слышать, — ответил Алан и протянул руку.

Терралио вытащил из кармана толстую пачку банкнот и отделил две из них.

— Вот возьми. Не хочешь зайти к нам на небольшой рождественский обед? Стелла будет рада тебя видеть.

— Не могу, — сказал Алан. — Провожу Рождество с женой и детьми. Улетаю ближайшим рейсом во Флориду.

— Чертовски клевая выйдет на этот раз картина, — кивнул Терралио на лежащую без чувств девушку. — Как бы ее назвать в титрах?

Алан усмехнулся.

— А почему бы не взять ее настоящее имя? Жозефина Чински. Когда картина пойдет в Одессе, то доставит всем ее друзьям истинное наслаждение.

23

Все ложь и обман! Время — это никакой не друг, врачующий все раны; время — это враг, уродующий и убивающий молодость.

Времена года сменяли друг друга, и каждый сезон приносил новый «урожай продукции» для Голливуда. Конкуренты прибывали на попутных машинах, мотоциклах, поездах и самолетах. Все они были восемнадцатилетние, длинноногие и гибкие, со свежими молодыми лицами и белозубыми улыбками, которые не нуждались в коронках. И с появлением каждого нового «урожая» Джилл становилась на год старше. Шел 1964 год, ей исполнилось двадцать пять лет.

Сначала случай со съемками порнографического фильма не на шутку испугал Джилл. Она жила в страхе, что какой-нибудь режиссер узнает об этом и занесет ее в черный список. Но проходили недели, потом месяцы, и Джилл постепенно перестала бояться. Но она изменилась. Каждый проходящий год оставлял на ней свой отпечаток, налет жестокости — что-то вроде годовых колец дерева. Она начала ненавидеть всех тех людей, которые не хотели дать ей шанс играть, людей, дававших обещания, которые они никогда не исполняли.

Джилл поменяла уже много мест с монотонной, неблагодарной работой. Она работала секретарем и регистратором, поварихой в буфете и приходящей няней, натурщицей и официанткой, телефонисткой и продавщицей, — и все в ожидании «вызова».

Но «вызова» по-прежнему не было. И Джилл все больше ожесточилась. Время от времени ей перепадали немые роли или роли, состоящие из единственной фразы, но дальше этого дело не шло. Она подходила к зеркалу и читала там послание Времени: «Торопись!» Смотреть на свое отражение — все равно что оглядываться на пласты прошлого. Это была все та же молодая девушка, которая приехала в Голливуд семь бесконечных лет тому назад. Но уже различимы стали мелкие морщинки в уголках глаз и более глубокие линии шли от крыльев носа к подбородку как предупредительные сигналы убегающего времени и несхваченного успеха, как памятные отметины всех бесчисленных и печальных маленьких поражений. «торопись, Джилл, торопись!»

И именно поэтому, когда Фред Каппер, восемнадцатилетний помощник режиссера у «Фокса», сказал Джилл, что даст ей хорошую роль, если она согласится переспать с ним, она решила, что уже пора говорить «да».

Она встретилась с Фредом Каппером на студии во время его перерыва на ленч.

— У меня всего полчаса, — предупредил он. — Дай-ка подумать, где мы можем ненадолго уединиться.

Он с минуту постоял, нахмурив брови и глубоко задумавшись, потом просиял:

— В дубляжную. Пошли.

Дубляжная оказалась маленькой, звукоизолированной проекционной кабиной, где все звуковые дорожки перезаписывались на одну катушку.

Фред Каппер оглядел пустую комнату и досадливо сказал:

— Вот черт! Раньше у них здесь стояла маленькая катушка.

Он посмотрел на часы.

— Придется так обойтись. Раздевайся, дорогуша. Дубляжная бригада вернется через двадцать минут.

Несколько секунд Джилл смотрела на него, чувствуя себя шлюхой, ненавидя его. Но вида не показывала. Она пыталась добиться успеха своим путем и потерпела неудачу. Теперь она попробует сделать это на их условиях. Она сняла платье и трусики. Каппер не стал возиться с раздеванием. Он просто расстегнул молнию и вынул свой набухший пенис. Потом посмотрел на Джилл и ухмыльнулся:

— У тебя красивая задница. Наклонись.

Джилл оглянулась, ища, на что бы опереться. Перед ней стояла машина смеха, имевшая вид консоли на колесах, заполненная петлями фонограмм с записями смеха, которые управлялись кнопками на наружной панели.

— Ну давай, наклоняйся.

Джилл поколебалась секунду, потом наклонилась вперед и оперлась на руки. Каппер зашел сзади, и она почувствовала, как его пальцы разводят ей ягодицы. В следующий момент она ощутила, как конец его пениса тычется в отверстие заднего прохода.

— Подожди! — воскликнула Джилл. — Не туда! Я… я не могу…

— Покричи-ка для меня, бэби!

И он всадил в нее свой член, раздирая ее неимоверной болью. С каждым криком он входил глубже и резче. Она сделала отчаянную попытку вырваться, но он держал ее за бедра, всаживая и выдергивая свой пенис, и не выпускал ее. Она потеряла равновесие. И когда стала шарить впереди себя в поисках новой опоры, то ее пальцы коснулись кнопок машины смеха, и вмиг комната наполнилась безумным смехом. Корчась от жгучей, невыносимой боли, Джилл заколотила по машине руками, и в комнате рассмеялась женщина, гоготнула небольшая толпа людей, прыснула девушка и еще сто голосов фыркали, посмеялись и оглушительно хохотали в ответ на какую-то неприличную шутку. Джилл кричала от боли, и эхо ее криков металось от стены к стене.