Виола вытянулась и погладила себя по грудям, которые могла обхватить ладонями из-за их маленького размера. Вздохнув, она представила себе д'Артаньяна, идущего по рыночной площади в своей грубой одежде сельского дворянина, воплощающего примитивную мужественность.
Виола тихо застонала, груди ее затвердели и вспухли, соски уперлись в кончики пальцев.
Она задула лампу и прислонилась к подушкам, чтобы предаться своим фантазиям. В тот вечер шел дождь, воздух был мягкий и прохладный. Ее вышитая ночная сорочка из белого батиста легка и прозрачна. Именно в такой одежде должна быть молодая леди, томящаяся в кардинальской тюрьме.
Конечно, будет темно, только несколько факелов освещают темницу. Тюремщики играют в карты в караульной, достаточно далеко, чтобы не слышать ее.
Руки ее прикованы цепями к стене высоко над головой, ноги широко раскинуты, и она не сможет противиться никому, кто окажется рядом. Но пока еще никого рядом нет.
Д'Артаньян появится из темноты внезапно, высокий и сильный, с лицом, как у ангела. Шпагу он держит наготове в руке.
– Мадемуазель, вы прекрасны, – скажет он, пожирая ее глазами. – Мои глаза восхищены вами. Один поцелуй за ваше спасение, прежде чем мы уйдем отсюда, – скажет д'Артаньян. Его губы окажутся совсем рядом. Сладкие на вкус, конечно. Губы будут твердые, а язык проскользнет между ее зубов.
* * *
Как чудесно! Она улыбнулась, перевернулась на бок, улеглась поудобнее и уснула.
Виола тряхнула головой, вспомнив о невинности той девочки. Столько всего перечувствовать, всего-навсего мечтая о поцелуе.
Теперь она спит с человеком, чьи поцелуи вызывают у нее телесные восторги, для описания которых у нее просто нет слов. В нем есть все, о чем говорила Салли, и еще нечто большее, как могло подтвердить ее ноющее тело.
Она поерзала на табурете и решительно взялась за игру, выбрав вещь, которая может напомнить ей о невинности той девочки. Этюд Шопена взлетал из-под ее пальцев, и она старалась не думать о том, что в следующий раз захочется проделать с ней Уильяму.
Морган снова отхлебнул кофе, читая последний доклад Дэвида о делах в Лонгейкресе, а в доме миссис Росс играла на пианино. Он с радостью охранял ее, пока Уильям, Абрахам и Сара ходили к мессе. Он будет радоваться еще больше, когда наконец убьет мерзавца Леннокса.
Миссис Росс – бесстрашная маленькая леди, у которой очень много друзей. Она всегда помогала людям, независимо от того, кто они, и хороша собой, хотя и не так, как Джессамин Тайлер.
Он видел ее довольно часто благодаря так называемой подруге, Мэгги Уотсон, которая все время пыталась обратить на себя его внимание. Наконец он сказал ей весьма определенно, что как жена она его не интересует. Через неделю она вышла за Джонса и уехала из города. Он надеялся, что навсегда.
Музыка кончилась, и миссис Росс вышла из дома, потягиваясь. Он вежливо встал.
– Мэм.
Миссис Росс резко вскинула голову и раскрыла рот, густо покраснев, увидя его. Ясное дело, Уильям не предупредил, кто будет охранять ее сегодня утром. Заметив ее растерянность, он почувствовал жалость к ней и сказал спокойно:
– Вы очень хорошо играете на пианино, миссис Росс. Это ведь был Шопен?
Она взяла себя в руки.
– Благодарю вас, – пробормотала она. – Вы очень добры. Да, этюд до минор Шопена.
Эванс кивнул.
– Кажется, я его узнал. Моя мать тоже любила играть на пианино и пыталась учить меня. Но, боюсь, все ее усилия пропали даром. Не хотите ли чашку кофе, мэм?
– Благодарю вас. – Она повернулась к фонтану, а он вошел в дом. Когда он вернулся, она положила еще одну розу на алтарь Сары и Абрахама. Потом она гуляла по саду и пила кофе, пока не вернулся Уильям.
Виола еще раз украдкой взглянула на Эванса, все еще чувствуя себя смущенной от встречи с ним. Он держался с ней очень учтиво, и все в нем, от лица до одежды и голоса, говорило о его хорошем воспитании. Хотя, на ее взгляд, он не так красив, как Уильям, все же Эванс очень привлекателен, с его каштановыми волосами и серыми глазами. Кавалерийские усы Эванс содержал в полном порядке, как и хорошо пошитый костюм и безукоризненную рубашку. Его кожа потемнела от солнца. Он ел яйца, сваренные в мешочек, и ветчину. Откуда Сара раздобыла ветчину в Рио-Педрасе, казалось загадкой. Вид во время еды Эванс имел явно довольный.
Он упорно обращался к Виоле как к гостье Уильяма, относясь к ней с таким уважением, которым она пользовалась до того, как приняла покровительство Уильяма. Конечно, тогда она видела, как настойчиво и отчаянно Мэгги охотится за Эвансом – совсем как хозяйка перед завтраком за единственной курицей во дворе. Наверное, в конце концов он сказал Мэгги что-то очень грубое. Виола не знала, что именно, но только Мэгги пришла в ярость. На следующей неделе она вышла замуж за Чарлза Джонса и уехала из Рио-Педраса.
Виола занялась своими яйцами и заметила, как Уильям сунул в рот целую ложку омлета. Она уставилась на него. Час с небольшим тому назад его губы точно так же охватывали ее грудь. И зубами он пользовался таким же образом, медленно, равномерно, спокойно покусывая ее, отчего она стонала, предвкушая его следующее движение.
Виола вспыхнула и быстро опустила глаза. Нужно перестать думать о нем, но в компаунде каждая комната сохраняла воспоминания о его любовных ласках.
Даже одежда на ней напоминала ей о чувственных забавах. Сейчас она надела очень модное платье для прогулок ярко-синего цвета, многочисленные складки которого служили как бы подушкой на парчовом сиденье стула. Но придется заменить его китайским костюмом – непристойной гладкой синей туникой и штанами, прежде чем он вечером вернется со склада.
Именно в такой одежде она должна встретить его возвращение. Так он приказал утром, зашнуровывая ее во французский корсет с низким вырезом.
Куда бы ей пойти, чтобы не думать о нем? Она снова посмотрела на Эванса и вдруг получила ответ.
– Мистер Донован, не могу ли я помочь вам сегодня на складе? Я уверена, что вы очень торопитесь побыстрее отправить караван с товарами. Работы у вас, конечно, очень много, даже в воскресенье, поскольку мистер Крэмптон сидит в Тусоне со сломанной рукой.
Мужчины быстро переглянулись.
– Нет. – резко сказал Эванс.
– Вам кажется, что в компаунде вы как в клетке? – тут же спросил Уильям.
Виола кивнула. Ей и раньше приходилось жить как в клетке. Годы войны, когда она следила за матерью, мучаясь и тревожась, как далеко та зайдет в своих стремлениях помочь южанам, казались десятилетиями.
На лице Эванса Виола заметила беспокойство. Лицо Донована ничего не выражало. Он, казалось, пытался разобраться в своих мыслях. И Виола затаила дыхание.