Но она совсем не кажется глупой. Ее эхосигналы редкие, но четкие. Широкохвост вспоминает, как она едва не распутывает один из неуклюжих узлов Одноклешня. Наверное, просто очень упряма. Он решает попробовать один прием, о котором смутно помнит с собственных ученических времен.
– Еда, – говорит он и звучно съедает кусок. Затем кладет ломоть мяса туда, где ученица сможет его достать.
– Еда, – повторяет он, когда она вцепляется в мясо. – Еда.
– Я даю тебе еду, – Широкохвост достает еще немного и слушает, как она жадно глотает.
Он ждет.
Самочка наваливается на сеть, щелкает клешнями, но не может дотянуться до сумки.
– Говори, – требует он. – Говори со мной или останешься голодной. Выбирать тебе. Я уверен, ты можешь меня понять.
Снова ждет. Она прекращает бороться, предпринимает последний отчаянный рывок, едва не достав его вытянутой клешней, а потом замирает. Он держит паузу.
– Еда, – тихо произносит она.
– Хорошо. Скажи, чего ты хочешь?
Долгая тишина, затем она просит:
– Дай еды.
Широкохвост подталкивает к ней охапку цепляльщиков.
– Очень хорошо! Я даю тебе еду. Я даю Гладкошкурке еду.
– Держихватка, – произносит она чуть громче.
Это имя Широкохвосту незнакомо.
– Что «держихватка»?
– Я – Держихватка.
– Ты Гладкошкурка.
– Я – Держихватка.
Любопытный поворот. Обычно у детенышей ее возраста нет личных имен. Они едва начинают себя осознавать.
– Очень хорошо, Держихватка. Я даю Держихватке еду, – он протягивает ей последние два куска мяса. – Широкохвост дает Держихватке еду.
Он замирает, затем разворачивается. И, уже уходя, слышит, как она очень тихо повторяет: «Широкохвост дает Держихватке еду».
* * *
Роб и Осип нашли Дики Грейвза в полукилометре от первой «ракушки». Точнее, это он их нашел – они как раз осторожно подбирались к месту установки модуля, и Фриман через внешние микрофоны прослушивал, нет ли в округе шоленов, как вдруг невдалеке замерцал маячок. Осип чуть не заорал от неожиданности, но его руки, держащие переключатели маневровых двигателей, даже не дрогнули. Он развернул субмарину, готовясь к бегству, но тут Роб услышал голос Дики и велел Палашнику остановиться.
Грейвз провел в воде двое суток, так что по дороге ко второй «ракушке», рассказывая свою историю, торопливо сжевал пару брикетов концентрата.
– Шолики окончательно озверели, – рассказал он, давясь едой. – Они убили Изабель. Четверо или пятеро заявились, чтобы оттащить нас на «Хитоде». Мы попробовали тактику пассивного сопротивления – старый добрый трюк древних активистов. Привязали себя кабельными стяжками. Вот, взгляните, что осталось от моих запястий! Скандировали этим ублюдкам: «Нас не пошатнуть!»
– Что произошло, Дики?
– Я точно не знаю. Они затолкали меня в костюм и выкинули из люка, потом взялись за Изабель. Я слышал, как внутри начали драться, потом раздались крики. Потом они позвали врача, и одна из тех шоликов, что держали меня, поднялась в модуль. А потом еще один высунул голову из люка и сказал оставшемуся: «Женщина умерла». Я достаточно знаю их язык, но сделал вид, что не понял, и дождался, пока не начали выволакивать Фушара. Он был еще жив. Тогда я рванул прочь так быстро, как мог, и спрятался в руинах.
– Это мог быть несчастный случай?
– Не тупи, Фриман. Они убили ее, поганые мясники! Я предпочел свалить: я – свидетель. Надеюсь, с Фушаром все в порядке.
– В каком состоянии «ракушка»? – спросил Осип. – Использовать можно?
– Не-а. Ублюдки сняли энергоблок. Я забирался внутрь раз или два, сбросить водород из APOS и набрать еды, но все время боялся, что они вернутся.
Роб несколько минут наблюдал, как Грейвз ест.
– Дики, это важно. Что вы сделали? Могли вы их чем-нибудь спровоцировать или шолены что-то приняли за провокацию?
– Почему это, интересно, я вдруг оказался под следствием, если Изабель убили они? Нет, мы ничего не делали. Разумеется, сопротивлялись: я пинался, как четырехлетний младенец, и изо всех сил старался их измотать. Стандартные древние протестные техники. Никакого прямого насилия.
– Они живут не по тем правилам, что мы, – сказал Роб. – У них там фигня с единомыслием или чем-то подобным. Может, активное неподчинение для них вроде преступления?
– Угу, а дома мы такое называем фашизмом, припоминаешь? Теперь маски сняты.
* * *
Грубохват выдергивает клешню из тела детеныша и ждет, пока перестанут трепыхаться ноги.
– В скалах есть кто постарше? – спрашивает он Щуплонога.
– Одна мелюзга.
Грубохват взрезает нижнюю часть панциря, чтобы добраться до органов грудного отдела. Его план идет прахом: здесь нет подросшего молодняка, который можно чему-то обучить. Одни личинки, годные, разве что, на еду.
– Есть пара дохлых, – подает сигнал Щитобойка. – Большие.
Грубохват отрывает клешни, чтобы доесть на ходу. Тут два тела, уже пощипанные падальщиками, но у каждого точно за головным щитком по аккуратной дыре размером с взрослую клешню. Грубохват тщательно ощупывает тела: у одного деформированы клешни, у второго недоразвита голова. Неудачники…
Вспоминает собственное пребывание в школе. Старшие отбраковывают слабых и плохо развитых, оставляя тела для питания остальных. Помнит радость от осознания собственной силы.
– Здесь есть учителя, – говорит он. – Принюхайтесь к воде и определите, куда они направились.
Грубохват все еще надеется привести план в действие. Учителя справляются с мелюзгой, но, как правило, слишком слабы и трусливы, когда дело доходит до взрослых. Он хочет внушить им страх, показав, на что способен. Уединенно живущие в холодных водах среди недотесанного молодняка, они сами наполовину дикари. Любят болтать о пользе знаний, но уважают жестокость и силу. А Грубохват силен и умеет быть жестоким.
* * *
Когда подлодка вернулась ко второй «ракушке», Дики повторил свой рассказ целиком, уже не отвлекаясь на еду. После того как он закончил, первой заговорила Алисия:
– Что нам теперь делать?
– Сражаться, – отрезал Грейвз. – Шолены, очевидно, решили нас не щадить, и, чем дольше мы будем выжидать, тем хуже.
– Мы можем переговорить наедине? – спросил Роб у Алисии.
– Где?
– Да здесь же, – они приткнулись за стойкой с гидрокостюмами в противоположном углу от стола. – Я думаю, ты должна вернуться.
– Что?
– Вернуться на «Хитоде» и сдаться. Я не хочу, чтобы тебе причинили вред.
– Очень благородно, Роберт, но я этого не сделаю.
– Алисия, это серьезно!
– Я тоже серьезно.
Он посмотрел ей в глаза и принял решение:
– Ну хорошо. Если ты остаешься, останусь и я.
Они вернулись за стол, за которым Дики и Осип старательно притворялись, что не слышали каждое сказанное шепотом слово.
– Ладно, – подвел итог Роб, – давайте решать, как именно мы побьем шоленов.
* * *
Широкохвост распутывает кое-какие из книг Одноклешня. У старого учителя хранится несколько интересных работ. Помимо общеизвестных трудов вроде «Всеохватного перечня слов» за авторством Круглотела 1-го с Мусорной Кучи или «Сборника полезных ремесел» Научного общества Холодного Источника, тут есть копия «Анатомии коммуникаций», составленной Плоскоголовом 67-м с Низкого Бассейна, и любимое произведение всех чудаков – «Источник потока» Долгоголова 52-го с Глубоких Песков.
Он пробегается усиками по «Звуковой пульсации, направленной вниз» Широкоголова 66-го с Холодных Руин, когда у входа с громким сигналом появляется Одноклешень.
– Скорее! Приближается группа взрослых и тягач! Вооружись – это могут быть налетчики.
Широкохвост хватает стреломет и торопится наружу. К дому направляются двое, но он слышит, что примерно в полукабельтове плывает еще один в сопровождении тягача.
– Кто вы такие? – кричит Одноклешень, когда они приближаются.