Читать интересную книгу Ночная певица - Наталия Медведева

Милая мамочка — я узнаю ее за расползающимися дверьми в аэропорту. Ой, она не одна — под ручку с какой-то другой простой советской. А на Западе принято считать, что русские недружелюбны, суровы… Русские очень любят друг друга, никогда не пропустят знакомства друг с другом. Приблизительно два часа я занималась этой второй мамой — ее никто не встретил, она тоже — ни на одном языке, она забыла в Новгороде телефон пригласивших ее, их имя написано у нее по-русски… Мы оставляем ее в аэропорту с табличкой на груди "Вера". Не напрасно у нее такое имя — она верит, что мир не без добрых людей. Она, правда, думала, что такими людьми будут представители "Аэрофлота". А они выходные.

Когда проезжаешь на такси в полдень по воскресному Парижу, он кажется полупустым. Закупив еды в магазинах, открытых до двенадцати, французы разбегаются есть. Вот на лавочке, свесив ножки, лежит зарядившийся уже рабоче-крестьянским красным — полуторалитровая бутыль — клошар. Это очень заинтересовывает маму: "И у вас не забирают в милицию?!" Клошары — это неприкосновенность, им можно лежать почти везде, и они оповещают всех о том, что "Мы здесь, во Франции! Я француз! Дерьмо!" — перевожу я маме обычные их крики. "Что у пьяного на языке, то у трезвого на уме", — напоминает мне мама русскую мудрость, и я соглашаюсь. И замечаю, что не только на уме — в речи любого политического деятеля всегда очень много французов, француженок, французов вообще и напоминаний о том, что "мы здесь, во Франции!". По поводу ругательств я буду объяснять маме на протяжении всего ее визита. Нет, на стенах ругательств почти нет. Да и понятие "ругательство" как-то потеряло свой изначальный смысл. Куда популярней эмблемы типа: "Ле Пэн = свастика!", "Звезда Давида = свастика!", "СССР = свастика!" (Какое повальное увлечение свастикой!) Ругательства как-то потеряли силу. Но ими не брезгуют — все в общем-то по нескольку раз на дню повторяют слово "мерд", но, видимо, его надо переводить как "черт". Так оно в принципе незначимо. С другой стороны, ни одному телевизионному ведущему не придет в голову начать репортаж с этого слова. В то время как интервьюируемому им типу не возбраняется ответить этим словом. То есть все на вашей сове-сти, воспитании, восприятии ситуации. В Соединенных пуритански лживых Штатах, например, телевидение и радио обладают так называемым радаром, улавливающим все нехорошие слова, и если вы произносите их, то радар из них делает бипающие сигналы. Ваша фривольная речь таким образом становится следующей: "Я ему сказал, бип, чтоб он мне, бип-бип, больше этого, бип-бип, не посылал, бип!" Возможно, это, правда, только в передачах в записи, а в трансляциях на прямую все опять же на вашей совести и ответственности. Не на совести радио и телевидения.

Привезя маму в квартиру, любезно оставленную соседом-поэтом со второго этажа на целый месяц, я сразу прошу ее не держать включенным под вскипевшим чайником газ, как это делают в Ленинграде. Дом довольно старый, и мало ли что, тем более жара в Париже. Мама обещает так не делать еще и потому, что видит в коридоре несколько коробочек счетчиков — на газ, воду, электричество. И все они крутятся, крутятся, крутятся. Быстро довольно-таки при включении чего-либо.

Наш первый визит не в "ТАТИ". Оказывается, мама даже не знает, что это такое. О "ТАТИ" знают все советские балерины, все новые советские бизнесмены, все жены советских дипломатов и все русские, проживающие в Париже и ездящие в СССР. О "ТАТИ" также знают все местные жители арабского происхождения. Французы тоже знают о "ТАТИ", но, выходя из магазина, они срочно стараются избавиться от розово-синего мешочка с его эмблемой. "ТАТИ" — это дешево и безобразно. Самому там надо быть довольно сердитым, так как требуется орудовать локтями, дабы рыться в наваленных кучами вещах. Изначальное качество вещей оставляет желать лучшего — места изготовления в основном Тайвань, Корея, Китай, Гон-Конг. Тот самый Гон-Конг, о котором Владимир Буковский в интервью "Литературной газете" восторженно говорит: "Такой маленький и такой богатый по сравнению с гигантским Китаем…" Конечно, за счет работающих за гроши китайцев, малайцев, тайваньцев, индусов. Как и Сингапур, куда я отправляюсь после отъезда мамы. Вещи из "ТАТИ" очень популярны у советских кооператоров; СССР, похоже, собирается вести оживленную торговлю со странами, поставляющими свою продукцию в "ТАТИ"…

Наш первый визит в культурный центр имени Жоржа Помпиду. Гигантский "завод" с трубами и эскалаторами, красно-сине-белого цвета — француз-ский, выстроенный итальянцами, вызывал немало недовольств в свое время. Но теперь он неотъемлемая часть Парижа. Как и Эйфелева башня. Мы устремляемся на пятый этаж к экспозиции Энди Уорхола. Энди мог бы стать духовным лидером перестройки с его видением мира — много-много-много кока-колы, много-много-много баночного супа "Кэмбэл", много-много-много Мерилин Монро. Много-много электрических стульев? Ну да! Для тех, кто мешает иметь всего этого много-много-много. Вот уже 5, а до этого 68 лет советским людям кто-то мешает… Символы эти Америки и современного мира тоже легко разбить. Если на ночь в концентрат кока-колы положить зуб, наутро от него ничего почти не останется. Баночный суп "Кэмбэл" очень-таки невкусный и сделан черт знает из чего. Мерилин Монро была посредственной актриской… Но когда этого много-много-много, ощущение изобилия заставляет забыть, что рай пластиковый, что прогрессивные изобретения эти для бедных.

Увидев много-много-много Мао Цзэдунов, мама вспоминает молодость и тихонько напевает-нашептывает: "Сталин и Мао — братья навек!.. Какие мы веселые были на демонстрациях! Бежали с цветочками…" Я: "И что, никто не гнал вас, не под дулом пистолетов бежали веселые?" Мамочка смущается и говорит, что сами были веселые. "Вот странно-то, — думаю я, — что ни прочту в советской прессе, так не страна была, а каторга: никто веселым не был, с цветочками не бежал, всех пытали и везли в Сибирь!" Мама говорит, что так надо. По-моему, это девиз многих советских простых мам — надо.

При выходе из залов с Энди Уорхолом — небольшой магазинчик. Видимо, такие имел в виду председатель Ленсовета Собчак, говоря о том, как может обогащаться город. Мы с мамой в тот магазинчик не пойдем, город не обогатим. Все, что в нем продается, в три раза дороже, чем в магазине в ста метрах от центра. Эти магазинчики рассчитаны на приезжих, не знающих город, на людей, которые второй раз уже не придут в магазинчик, и нужно сорвать куш, так сказать, с туриста.

В нашем городе Париже первое, что удивляет приезжих, — это тротуары. Не тем, что они такие узкие порой, что вдвоем не разойтись, и не тем, что они большей частью покатые, так что дождь с грязью замечательно стекает вниз к мостовым, а тем, что на них. Любовь французов к животным выражается в цифрах в Париже 250 тысяч собак, это значит 20 тонн экскрементов ежедневно. Провести закон о штрафовании владельцев, не убирающих за своими четвероногими, равносильно политическому самоубийству. Любители животных, возглавляемые такими знаменитостями, как Ален Делон, быстренько лишат вас своих голосов. Поэтому мэр города Ширак изобрел разъезжающие по городу и убирающие проказы четвероногих г…сосы, в результате годовой бюджет на уборку — 42 миллиона, частично из карманов налогоплательщиков.

Так как я не очень уверена в памяти моей мамы — она все время забывает, куда положила очки, — мы идем сделать дубликат ключа от квартиры. Он готов через полчаса и стоит 89 франков. Мама переводит на рубли, и этот ключик получается просто-таки золотым, за 89 рублей (по официальному курсу). Я объясняю, что все равно это выгодней, так как если она потеряет ключ, нам придется вызывать службу по взлому дверей и это обойдется в 1000-1500 франков. Не дожидаться же настоящих взломщиков (по данным префектуры Парижа, в 89-м году произошло 42 тысячи взломов квартир — зафиксированых — и 66 тысяч разнообразных грабежей). Так что я советую маме приглядывать за сумочкой в многолюдных туристских районах. 1700 вооруженных ограблений на нас не распространяются, так как имеются в виду магазины, банки, и прочие достопримечательности, "где деньги лежат".

Мэрия города находится почти в географическом центре Парижа. На бывшей Гревской площади, где когда-то публично пытали, казнили, жгли и четвертовали. Ширак живет в мэрии, этой почти крепости на вид. Никто не прибегает с плакатами, чтобы он освободил помещение для плохо устроенных, несмотря на то что государственная помощь жилищами сократилась. В 77-м году государство помогло 200 тысячами квартир, в 89-м только 93 тысячами. Также почти в центре города — Дворец Правосудия, куда люди ждут очереди годами. Еще не будучи осужденными, но уже заключенными. Недавно был освобожден один итальянец, отсидевший в тюрьме семь лет. Дождавшись своей очереди в суд, он был приговорен к… четырем годам. Ну а три он отсидел просто так, в ожидании. В ожидании своей невеселой участи в одной из башен Консьержери томилась когда-то Мария Антуанетта — я фотографирую маму на фоне башен. И сейчас в подземельях находятся камеры предварительного заключения.