Будем бить!
Узнав об этом от шпионов, м-р Джонсон сделал все, чтобы предотвратить взрыв. После подавления небольшого мятежа чероки, он, посоветовав Амхерсту усилить гарнизоны, но не зверствовать, в 1761-м пригласил в Детройт бывших «братьев Лилии», красиво их принял, посулил добиться отмены идиотской инициативы с «премиями», — и слово сдержал: Лондон аннулировал генеральскую затею, — а также приказал понизить цены на самые необходимые товары, после чего обстановка слегка разрядилась. Но именно что слегка. Жизнь при англичанах оказалась тяжелой, к тому же унизительной, а поскольку теоретически Лев и Лилия все еще воевали, ситуацию «Братья Лилии» рассматривали как сугубо временную. К тому же летом 1762 года случилась жестокая засуха, а вслед за ней эпидемия оспы и голодная зима. И коль скоро при французах такого не случалось, сашемы логично рассудили: беду принесли англичане, не выгнав которых народы Края Озер просто вымрут «женской смертью». Да тут еще появился пророк, именовавший себя Неолин — Просветленный, — звавший племена объединяться и бороться с И-Та-Т-Ла (злыми духами) за возвращение И-На-Н-Ла (добрых духов), которые, увидев, что по ним скучают, обязательно вернутся. Конкретно суть учения неизвестна, но, похоже, возглашал Неолин причудливую смесь родимых культов с католичеством, был очень харизматичен, к тому же и делавар, а делавары считались «праотцами» народов Края Озер. Правда, сам Просветленный стать вождем бунта не мог — военного авторитета у него не было от слова совсем, — но у него было немало адептов, а среди них тот самый Понтиак, сашем детройтских оттава, слывший непобедимым. А к тому же еще и глава «Союза Метаи», тайного общества, объединявшего самых уважаемых шаманов Края. Он уважал Лилию, имел чин полковника и побратимов среди французов, а главное, зная о судьбе краснокожих братьев в английских колониях, очень не хотел такой судьбы для своего племени.
Короче, лидер был из таких, с которыми не спорят. Еще за год до выступления он объездил сотни поселков, а в зиму с 1762 на 1763-й послал гонцов с «вампумами войны» ко всем племенам долины Огайо, Великих Озер и даже еще дальше, разъясняя, что И-Та-Т-Ла совсем перестали видеть берега и «мычащий станет подобен корове». Гонцов слушали, и никто не ответил отказом, но англичане, хотя совсем уж в безвестности не остались, — масштаб заговора исключал полную тайну, — опасность недооценили. Амхерст разве что усилил гарнизон Детройта, — а между тем, из 8000 его солдат около половины стояло гарнизонами в Канаде, примерно 2000 — на Крайнем Севере и где-то 3000 квартировало в колониях. Таким образом, в Краю Озер несло службу не более полутысячи «красных мундиров», а к Детройту уже к середине весны 1763 года стеклось более 3000 воинов. Так что 27 мая совет сашемов принял решение откопать топор войны, а 1 мая, навестив форт с «дружеским визитом», Понтиак дал сигнал к выступлению. «Самое важное для нас, братья, — заявил он, — это искоренить на нашей земле людей, стремящихся уничтожить нас, этих псов, этих злых духов, одетых в красные шкуры. Вы так же, как и я, видите, что мы больше не можем удовлетворять наши потребности в самом необходимом, как это было при наших братьях, французах. Поэтому, братья мои, мы должны поклясться уничтожить наших врагов сейчас же, без промедлений. Ничто не может остановить нас. Их мало, и мы справимся с ними, а кто умрет, умрет мужской смертью». И…
Даешь!
И словно лавина накрыла огромный край, сметая всё. Всего за несколько дней пали 9 из дюжины фортов, устояли только Детройт, который взял на себя сам Понтиак (захват с ходу не удался), Ниагара и Питт, но они были осаждены и блокированы. Война перекинулась в Пенсильванию, где индейцы успели вырезать 600 человек, прежде чем Уильям Джонсон привел на выручку бригаду наемников-ирокезов. А по Краю Озер рыскали летучие отряды, обходя стороной фермы французов, англичан же без всякой жалости убивая. Причем мужчин поголовно, а вот судьбы женщин и детей складывались по-разному. Ибо на призыв Понтиака явились не только местные воины, привыкшие к белым людям, но и люди издалека, которых сами народы Края Озер считали дикарями, в том числе и не чуравшиеся каннибализма. Да ведь и сам Неолин указал, что И-Та-Т-Ла пощаде не подлежат. Вот, — случалось, чего уж там, — и «рубили англичан в куски и лакали их кровь, как дикие звери», хотя сам Понтиак такие методики не одобрял и даже, если оказывался рядом, старался пресекать.
Впрочем, гуманизм гуманизмом, а взять Детройт было необходимо, и сашем предпринимал для этого все возможные меры, требуя безоговорочной сдачи. Однако тщетно. Его слово в Краю Озер, в общем, считалось твердым, но… Но гарнизон уже знал о судьбе подкрепления, шедшего из форта Ниагара и попавшего в засаду. «Каково каждый день слышать, что дикари с синими лицами убивают, свежуют и жарят наших товарищей? — писал в дневнике один из офицеров. — Каково видеть изуродованные трупы, плывущие вниз по реке? А м-р Паули, который чудом спасся из их лап, рассказывал, что видел у одного из них кисет из кожи капитана Робертсона. Если вождь думает, что сможет обуздать синелицых демонов, то он глупец». Короче, — поскольку Понтиак не мог гарантировать безопасность, — гарнизоны устоявших фортов готовы были стоять насмерть, лишь бы не столб пыток.
Жаркое лето 63-го года
И вновь, как прежде, не стану перечислять, — все равно не перечислить, — десятки стычек, и боев, и серьезных сражений типа битвы у Кровавого Ручья, где была разбита колонна войск, шедших на помощь Детройту. Все это есть в умных книгах, разыскать которые под силу любому. А о степени взаимного ожесточения лучше всего говорит знаменитая история с «бактериологическим оружием», которую американские историки, стесняясь, стараются если и не отрицать (невозможно!), то хотя бы «минимизировать»: дескать, ничего такого не было, разве что разговорчики на тему. Что неправда, и документы есть. 29 июня, адресуясь полковнику Генри Буке, готовящемуся идти к форту Питт, где к тому времени появилась оспа, генерал Амхерст писал: «Если возможно забросить болезнь к мятежникам, это необходимо сделать, их следует ослабить любой ценой». Ответ пришел через две недели: «Я попробую заразить этих ублюдков, подбросив им одеяла, и постараюсь не заразиться сам», на что командующий с солдатской прямотой реагирует: «Прекрасная мысль! Отличный метод, как и все, что поможет искоренить эту отвратительную расу».
Впрочем, пока шла переписка, командир гарнизона, капитан Эквер, сам, по собственной инициативе, вызвал на переговоры осаждающих, ни о чем не договорившись, но «подарив им, к их великой радости, два красивых пледа и кружевной носовой платок, смоченные гноем оспенных язв». План оправдал себя, вскоре в Краю Озер вспыхнула эпидемия, выкосившая десяток племен, — в том числе не пожелавших участвовать в войне, — и утихшая только к зиме. Оружие тоже делало свое дело: белые, понемногу стягивая войска отовсюду, откуда только было можно, применяли уже не тактику «удара пятерней», но медленную, зато куда более эффективную методику «кулака». И в августе 1763 года 460 «красных мундиров» во главе с помянутым выше полковником Буке, пробившись через цепь индейских засад и заслонов, деблокировав форт Питт, вынудили красных отступить, — что было далеко не победой, но воодушевляющим успехом.
Война за мир
Тем временем в ставке Понтиака дела тоже не ладились. Правда, вопрос с недостатком припасов решили, реквизируя излишки у фермеров-французов, причем, что интересно, взамен выдавались «расписки» на бересте: сашем брал на себя обязательство после войны возместить убытки (и, кстати, слово сдержал). Тем не менее взять Детройт не получалось, а гонец, посланный к французам, в форт Де-Шартрез, привез лишь немного пороха, слова благодарности и сообщение, что в Париже подписан мир, так что гарнизон поддержать не может, а советует договариваться. Это было сильным ударом, ситуацию следовало осмыслить, а потому 31 октября, встретившись с майором Глендуином, комендантом Детройта, Понтиак заключил с ним перемирие «до первой травы», снял осаду и увел воинов зимовать в родные угодья оттава.
Кампания как-то сама собой выдохлась. Все хотели передышки, а у белых к тому же были все основания выжидать. Время работало на них: в Лондоне, изучив ситуацию, сместили Амхерста, а новый командующий, генерал Томас Гейдж, вполне разделял взгляды м-ра Джонсона. Торговлю с индейцами всем, что им было нужно, восстановили в полном объеме, цены снизили, в поселениях зачитали Королевскую Прокламацию: отныне колонистам «категорически и навсегда» запрещалось пересекать Аппалачи и занимать земли племен, готовых жить в мире с Британией. Иными словами, мятежники получили все, чего хотели, а поскольку сами И-На-Н-Ла подтвердили, что вынуждены уйти, сражаться стало как бы и не за что. В связи с чем некоторые сашемы уже осенью 1763 года предложили Длинным Ножам выкурить трубку мира.