— Я не утверждаю на сто процентов, что это было, но сама подумай: стала бы она прятать фантики от конфет, которые съела сама, в детской по кроватью?
Я напрягаюсь. Волнение за сына нарастает. Не говоря ни слова Игорю, я направляюсь в детскую комнату.
Тимур сидит в наушниках и смотрит какой-то мультфильм. Поэтому он и не услышал когда я пришла.
Я притрагиваюсь к его плечу, чтобы привлечь его внимание и не испугать.
Он поднимает на меня взгляд, на его лице появляется улыбка.
— О, мама, ты сегодня так рано! — радостно вскрикивает он и бросается ко мне обниматься. — А к нам Игорь пришел и мы вместе и играли.
— Сынок, у меня к тебе есть вопрос и ты должен на него ответить честно-честно. Обещаешь? — спрашиваю, сев рядом с ним на пол. — Обещаю, что я не буду тебя ругать.
Тимур сразу же становится предельно серьезным. Кивает мне.
— Скажи, Элеонора давала тебе конфеты? Разрешала кушать что-то из того, что я запрещаю.
По тому как расширились глаза сына, я поняла, что попала в самую точку.
Он молчит, виновато опустив взгляд.
— Так что, Тимур? Расскажешь маме?
Он делает глубокий вдох, словно на него свалилась вся тяжесть этой жизни.
— Мы договорились, что я буду себя хорошо вести, то Элеонора за это мне будет разрешать конфеты есть… — совсем тихо говорит он. — Прости, мам, я знаю что поступил неправильно.
— Ты ничего не сделал, сынок, неправильно поступила Элеонора. Ведь она взрослая и должна понимать, какие последствия могут возникнуть от ее поступков. Ты себя как чувствуешь?
Я сразу же начинаю волноваться за его здоровье. Господи, а если бы ему стало плохо? В последний раз он начала задыхаться без причины и я ничего не могла поделать с этим. Пока мы доехали до больницы, я думала что поседею. Эту Элеонору прибить хочется!
— Все хорошо, мам. Ты… ты же не злишься на меня?
— Не злюсь, но с этого момента пообещай мне, что ничего подобного больше не повторится. И что с новой няней ты постараешься подружиться. Никаких истерик, хорошо?
Тимур нехотя кивает.
— Элеонора больше не придет?
— Я уволила ее.
— Хорошо. Она мне все равно не очень-то и нравилась.
Я прикрываю веки на мгновенье, чтобы остыть и перестать злится на девушку. Хотя это очень сложно, вообще-то.
— Ладно, ты играй, а нам с Игорем нужно кое-что обсудить. А потом пойдем в парк погуляем, хочешь?
Тимур радостно кивает, переводит взгляд на Игоря.
— Игорь тоже с нами пойдет?
Я поворачиваю голову к мужчине. Напрягаюсь.
— Если его не вызовут на работу, — произношу, понимая что после нашего разговора, возможно, мне не захочется видеть его какое-то время.
Я прикрываю дверь в детской, мы с Игорем идем на кухню. Садимся за стол, друг напротив друга. Я подношу к губам сваренным им кофе. Немного нервничаю, если честно. Ведь я так жаждала когда-то узнать всю правду, узнать причины его поступков, и вот теперь мне все откроется. Но я не до конца уверена, что теперь хочу все знать.
Глава 35
По Игорю видно, что ему не очень-то и хочется со мной откровенничать. Бывший муж хмурится, тянется к лбу, трет его. Я невовремя замечаю, что на его лице появилось несколько десятков отметин, которых во времена нашего брака там и в помине не было.
Мелкие шрамики. Новые морщины. Если присмотреться — видно даже что седина пробивается, хотя он еще очень молод.
Это вызывает во мне сразу и сожаление, и злость. Я не давала согласия на то, чтобы вычеркивать нас с Тимом из своей жизни.
Прокашливаюсь и ерзаю на стуле. Ожидание утомляет сильнее истины, хочу уже хотя бы что-то узнать.
— Мне было бы легче, если бы ты сама задала интересующие тебя вопросы, Агата, — Игорь произносит медленно и вполне мирно. Я же в ответ фыркаю.
Хочу быть стервой сегодня. Точнее даже не так: не хочу притворяться хорошей. Я очень зла. И стала черствой за эти годы без него.
— Конечно, тебе было бы легче. В идеале тебе вообще не хотелось бы, чтобы у меня возникали какие-то вопросы. Ушел, оставив мешок денег — я должна была благодарить тебя и радоваться. Вернуться, чтобы получить удовольствие от общения с переросшим все младенческие проблемы сыном — тоже должна благодарить и радоваться!
Обвиняю Игоря зло, но тихо. Все же Тимуру рано знать, что Серебрянский — это не просто друг.
По взгляду бывшего мужа считываю, что он на мои слова злится, но сдерживается. А я упиваюсь своим превосходством. Не знаю только, на черта оно мне.
— Ты так говоришь, как будто это я решал, что неплохо бы потратить пять лет жизни на тюрьму…
Кривовато улыбаюсь. Беру в руки чашку и обжигаю язык слишком горячим кофе. Ругаюсь. Нахожу еще один повод злиться на Игоря.
— Водой запей, — он примирительно предлагает, я отмахиваюсь.
— Сама разберусь.
Зачем мешаю ему каяться и сильнее злю — не спрашивайте. Мне самой жутко интересно, когда же, наконец-то, из души изойдет весь яд.
— Я уже понял, что ты привыкла сама разбираться со всем. Но впредь так уже не получится, Агата, — Игорь разводит руками. Смотрит прямо в мои глаза и очень внятно произносит: — Я вернулся. Это многое меняет.
Хочется громко брякнуть: «ни черта!», а потом вытолкать его взашей из нашей с Тимом квартиры. Но я держусь.
Хотел вопросы? Будут тебе вопросы.
— Какой набитой дурой свою жену должен считать мужчина, чтобы вместо внятного взрослого разговора поиздеваться над ней, сначала оболгав, а потом навечно вселив чувство вины?
Я по лицу Игоря вижу, что он не рад тому, что я начала исполнять его же просьбу. Вместо того, чтобы разбираться, я предлагаю ему продолжить ругань.
Скулы Серебрянского каменеют. Я улавливаю движение желваков.
— Зачем ты переворачиваешь с ног на голову, Агата? Тебе так нравится упиваться своей обидой?
На самом деле, нет. Я тоже уже устала лить слезы в подушку и вариться в сомнениях: можно ли такое простить? Хочу услышать от него достаточно веские аргументы, которые сняли бы ответственность с меня.
— Нет, я просто хотела бы понимать, кем ты меня видишь. Наверное, забавно было наблюдать, как я ужом на сковородке кручусь в попытках доказать тебе, что никакой измены с идиотским Леоном не было. А мне, знаешь ли, было вообще не до смеха…
— Пять лет потом смеялся, — Игорь бурчит себе под нос, я хмурюсь и переспрашиваю:
— Что-что?
— Говорю, пять лет смеялся, Агата… — Он тяжело вздыхает. Тянется через стол за моей рукой, я дергаю.
Сейчас даже не верится, что мы провели ночь в одном спальнике. Только мыслей о его прикосновениях достаточно, чтобы кожу запекло.
— Что ты по-настоящему хочешь услышать, Агата? Что я поступил с тобой несправедливо? Да. Ты права. Это было жестоко. Но мне тогда казалось, что лучше я огражу тебя от разборок таким образом, чем позволю додавить меня, используя мою слабость… Самое нежное… И самое любимое место… Тебя.
От его слов неожиданно сжимается горло. Чувствую, что глаза становятся влажными. Отворачиваюсь, чтобы не расплакаться.
На меня так много всего навалилось… Я не пережила смерть близкого человека. Не разобралась, как себя вести с бывшим мужем. Еще и эта наглющая, с позволения сказать, коллега…
Сейчас я хочу одного: чтобы меня не трогали.
— С любимыми так себя не ведут, Игорь. Ты все же брал меня в жены, а не удочерял. Ты не имел права действовать у меня за спиной. Как видишь, исход получился ужасным…
Теперь руки развожу уже я.
А Игорь неожиданно улыбается. Еле заметно. Уголками губ. Но я успеваю уловить.
— Что смешного?
— Наш исход зовут Тимур и ничего прекраснее в моей жизни не было. Но если бы враги знали, что у меня есть любящая беременная жена… Агата, я не хочу тебя пугать, но хотя бы попытайся встать на мое место. Мой способ защиты был небезупречным. Но я искренне хотел тебя защитить. Вас.
Внутри клокочет. Мне сразу же хочется не просто спорить, а разбить его аргумент в пыль. Высмеять. Поглумиться. Дать ему почувствовать себя таким же жалким, какой чувствовала себя я. Но потом я вспоминаю, что он эти пять лет тоже провел не на острове, попивая пина коладу. Рядом с гневом зарождается боль.