Читать интересную книгу Глиномесы (СИ) - "Двое из Ада"

С одногруппниками договорились отметить в вечер после выдачи дипломов. Скинулись в общий котел, но даже при этом финансов оказалось немного: хватило только на три ящика разной выпивки и недорогую «закусь» из соседней студенческой кафешки. И на самую простую декорацию — университетский двор. Стоял чудесный июльский вечер, пахло едой и молодостью, весельем и крепким алкоголем. Звучал смех и разные разговоры, в которых каждый был уверен в том, что жизнь повернется к нему нужной стороной и укажет верное направление. Истинное счастье живет среди людей, которым пока нечего бояться. Серега стоял с Олегом бок о бок и запивал водку крепким терпким пивом.

— Серега, я смотрю, план твой работает на всю катушку? — с усмешкой пихался локтем Олег, опрокидывая рюмку. Он, в отличие от Зайцева, не смешивал. Не преследовал цель потерять себя и потеряться. Хотя набирался все равно знатно.

— Определенно! — протянул Серега, покачнувшись. Безбожно пьяным он себя еще не чувствовал, но выглядел уже прилично. Прилично, если бы это слово означало красный нос, румяные щеки и расфокусированный взгляд. — Так я еще ни разу не мешал. Но я пока еще трезв и соображаю, так что все хорошо.

— Да? Ну-ка, и скажи мне, по какому адресу надо такси домой заказывать? — сощурился Олег.

— Не знаю! — хохотнул Серега и повалился на плечо друга, пошатнувшись. — Ну я ж с тобой поеду. Ладно, я отойду, не скучай!

Зайцев неверным шагом отправился вглубь компании. Сегодня было жарко: Серега натянул на себя джинсы, чтобы выглядеть приличнее, и любимую черную борцовку, чтобы было красиво и не страшно упасть в кусты. Его кто-то окликнул, кто-то задержал и предложил выпить по рюмочке, кто-то толкнул тост. Серый каждый раз честно останавливался, принимал участие, но кое-что внутри давило его, причиняло дискомфорт… И это был мочевой пузырь.

— О, господи, ура… — выпалил Серый, когда остановился в укромном уголке бывшей — теперь-то, после выпуска — курилки. В его одурманенном алкоголем мозгу вдруг четко сверкнула нереализованная мысль: «Ссать я на все хотел! И на тебя, Добрынин!» И Зайцев тут же претворил помысел в деяние. Не самое благовоспитанное, конечно. И не самое очаровательное. Когда ширинка с присущем ей визгом застегнулась, а Серый обернулся, ему показалось, что стало как-то тише. Когда он вышел во двор университета, скамейки уже стояли пустыми, мусора не было, как и ящиков, но Зайцев четко ощущал недавнее присутствие толпы. Но как все могли пропасть, если он всего на пару минут отлучился?..

— Вот суки… Кинули, что ли… — фыркнул Серый. Он чувствовал, как разум его покидает. Веселый угар медленно превращался в болезненное помутнение рассудка. Но догадка выйти с территории учебного заведения на улицу посетить пустую голову успела. — Так… надо такси….

Серый облокотился о крепкий ствол старого дуба, который был здесь еще с основания университета. (Он видел его на винтажных фотографиях в холле.) Зайцев долго рылся в карманах и с облегчением отметил, что кошелек и мобильник на месте. Это было все, что он сегодня с собой взял.

— Так… такси… Номер? Три, три, три… и-и-и-и-и… Блять, — фыркнул Серега, съезжая со ствола вниз, на землю. — Нахуй мне номер, я же не помню, куда ехать… Так… Надо Олегу написать… А вдруг он с бабой? Похуй, друг важнее бабы…

Зайцев справлялся с телефоном и сообщением добрых десять минут, по крайней мере, так ему показалось. На улице стало холоднее, его трясло, но самого ощущения температуры тело не признавало. Как только электронное письмо улетело по адресу, Серый радостно вскинул руки. Мол, молодец, справился с задачей! С одной. А вот с тем, чтобы удержать телефон — не смог. Большая черная «лопата», как называли ее все знакомые Сереги, выскользнула из непослушных пальцев и, перевернувшись несколько раз, упала экраном на асфальт. Зайцев услышал характерный хруст и долго не хотел телефон поднимать. А когда поднял, взвыл:

— Су-у-у-у-у-у-у-у-ука-а-а-а-а-а! Разбил… разбил, теперь не включается… Блять, я совсем не помню, как до дома добираться….

Улицы опустели еще тогда, когда Зайцев себя помнил и осознавал. Потом весь мир поплыл перед глазами. Темный и пустынный. А под дубом трое: Серый, мигающий фонарь и разбитый вдребезги телефон. И судьба могла бы сложиться так, что Серому пришлось бы заночевать в худшем случае здесь — на бульваре недалеко от университета, куда его вынесли неверные ноги. Но вышло иначе. И в тот миг, когда Серега, утопая в монотонном круговороте непослушных мыслей из больной головы, вдруг, не помня себя, вышел на проезжую часть, его кто-то подхватил под мышки и оттащил назад. А перед носом пронеслась ослепительной кометой с жутким воем одинокая машина.

— Ты совсем дурной, что ли?.. Чуть на дорогу не шагнул…

И прежде чем Серега успел ответить — а время его теперь совсем, совсем не слушалось, — он оказался на скамейке. Спаситель сильными руками направлял онемевшее лицо на свет.

— Слышишь меня? Сергей…

— Чего? Ты кто? Не знаю тебя, на хуй иди! — заорал вдруг Зайцев и принялся махать кулаками. Правда, попал по себе же, покачнулся и чуть не упал со скамейки.

— Тихо, тихо… Знаешь. Это я, Илья… Добрынин. Господи, куда ж ты столько пил… — продолжали приговаривать сверху. Знакомый низкий голос убаюкивал мягкими интонациями. А руки Добрынина крепко перехватили его, Серегины. — Тебя домой надо срочно. Давай довезу.

— А я не помню, где живу… Адрес не помню… О-о-о-о, Добрыня… — и Серый на этот раз — не от Ильи, а к нему. Прижался крепко, затих. А алкоголем несло так, что самому нос щекотало и чихать хотелось. — А ты чего так поздно ходишь-бродишь?.. Не ходи, тебя съедят…

— Да не поздно еще. Университет только недавно закрылся… Я в магазин ходил… Ваши раньше ушли… Набесились и сбежали по другим углам продолжать праздновать. Ректор всех пошугал. А то кто ж знал, что у вас там спиртного столько… Бедовый ты, Серега… А если б я тебя не нашел? — Добрыня трепал загривок Зайцева, встряхивал, отстранял от себя. — Адрес не помнишь, значит… И что, предлагаешь тебя к себе везти?

— Не, тут буду сидеть, к тебе не пойду, ты че… — замотал головой Серый. Мир закружился еще сильнее. Стало даже так страшно, что Зайцев схватился за Илью Александровича. — У тебя там мужик, он мне в глаз даст и все… и все, пиздец, — Серый развел руками.

— Нет там никого… Все, я такси сейчас вызову. Потерпи… — выдохнул Добрынин и засветил экраном телефона. Через минуту он уже называл адреса. А потом — сидел, придерживая Серегу и трогая его лоб, спрашивая что-то еще, чего Зайцев совсем уже не помнил и не понимал… Но на тепло рук реагировал однозначно — жмурился, счастливо улыбаясь.

После был только жаркий, пропахший бензином и резиной салон, фонари, повороты, вывески, свет… Качка… Серегу укачивало, а Добрынин прижимал его к себе на заднем сидении, чтобы не трясло и не тошнило. Потом пустота, сон. Еще спустя вечность расслоившегося, растрепавшегося времени — свежий воздух, какая-то улица, какой-то дом, какой-то подъезд. Немыслимо долгий подъем на лифте. Ноги не двигались. Добрыня поднял на руки, втащил в квартиру. В тепло. Снова укачало. Было совсем холодно. Серега не чувствовал тела, но чувствовал пот, градом льющийся по спине. В следующий миг он нашел себя уже над унитазом, и одна чужая рука держала его голову, а вторая — под живот. Так продолжалось долго. Пахло плохо. Трясло сильнее. И еще сильнее. И стыдно было страшно, хотелось рыдать и просить прощения. Серега не понял, может, и рыдал. А когда перестало колотить — было уже тепло и мягко, и носа касалась свежевыстиранная простыня. Зайцев вздохнул сладко, вдруг задумавшись о том, что Добрынин его точно теперь не полюбит. Как можно полюбить того, кто заблевал тебе всю уборную, верно? «Никак», — заключил в пьяном бреду уже бывший студент, обнимая подушку и прижимая ее к животу.

Серега резко открыл глаза. Осознание того, что он просто не представляет, где сейчас находится, сработало лучше любого иного будильника в его жизни. «О-о-о-о-о, твою мать», — взвыл Серый почти в голос. Когда голова меняла местоположение — она болела. Просто зверски болела. Почти рвалась на части. А вокруг было чисто, уютно, тепло… Зайцев ни разу в жизни не был в этой комнате, никогда не видел таких стен или потолка. И чистой кровати, и такого постельного белья на ней.