Шара взглянула на него и уловила мелькнувший за четко выстроенной защитой образ.
Юноша стоял перед отцом, спрятав за спиной нож.
Она вытеснила картинку, заставляя себя сосредоточиться на настоящем.
Креллис заглянул сыну в глаза.
– Мы такие, какими нас воспитали, но я хотел сказать, что горжусь тобой. Ты вырос настоящим мужчиной.
Трент даже раздулся от важности. Выдвинул челюсть – получилось внушительно. И даже как будто повзрослел лет на десять.
– Спасибо, отец.
Другой образ возник у нее в голове.
Креллис, еще совсем молодой, спорил с отцом, отчаянно чего-то требуя. Просил, молил. Но мужчина лишь плюнул под ноги сыну и отвернулся.
Брат Осени закрыл глаза и, крепко обняв сына, притянул его к себе.
Юный Креллис всадил кинжал в спину родителя.
Трент вскрикнул от боли.
Креллис резко отстранился и, удивленно сдвинув брови, уставился на сына.
– Что с тобой? Тебе больно?
Юноша покачал головой, закашлялся и пошатнулся. На ладонь упала капля крови.
Креллис выругался. Шара шагнула к Тренту.
– Отведи его к стулу, – распорядился брат Осени и, решительно распахнув двери, крикнул, чтобы стража привела лекаря. Через секунду он вернулся. – Что случилось?
Шара усадила Трента на стул и впилась в его мысли. Картина прояснилась, но только отчасти. У юноши начался жар. Лицо посерело, веки опустились.
– Я… я упал, – пробормотал он, облизывая перепачканные кровью губы.
– Упал? Откуда ж ты мог так упасть?
– Я… со Шпиля.
– Что?
«Если Трент упал со Шпиля, – подумала Шара, – то чудо уже то, что он до сих пор жив».
– Что ты там делал? И как упал?
– Я… мы были там с Брофи…
– И что Брофи?
– Ничего. Это… это не его вина.
– Что ты имеешь в виду? Что произошло?
Каждый вдох давался юноше с очевидным трудом.
– С нами была девушка… Брофи не виноват… Он не хотел…
– Что он не хотел?
– Толкать меня. Мы подрались, вот и все. Не всерьез. Так… И мы… мы были пьяные. Пили «Кровь сирены». Брофи… Он решил, что Фемера выбрала его, а не меня. А она хотела… меня. Не его. Она просила его уйти. Он не уходил. Я встал между ними, и он меня толкнул. Я упал. Неудачно. – Трент закрыл и снова открыл глаза. – Все в порядке. Я справлюсь… – Он снова закашлялся, выхаркивая кровь.
Шара взглянула на Креллиса. Лицо брата Осени походило на каменную маску.
– Брат, лекарь… – доложил от порога стражник.
– Пусть войдет.
Стражник кивнул. В комнату вошла целительница – пожилая, костлявая, с редкими волосами женщина из Дома Зимы. Быстро подойдя к Тренту, она наклонилась над ним и, быстро осмотрев, ткнула пальцем в бок. Юноша вскрикнул. Целительница ничем не выдала своих чувств, но Шара ощутила исходящее от нее отчаяние. Женщина выпрямилась и, кивнув Креллису, отошла к стене. Шара осталась рядом с Трентом, но навострила уши.
– Живот наполнен кровью. – Она покачала головой. – Я ничего…
– Ты вылечишь его или будешь висеть на веревке, – прохрипел Креллис.
Целительница гордо вскинула голову.
– Брат, положение слишком серьезное. Потеряно много времени. Я могла бы дать ему мясо сушеной акулы, чтобы сгустить кровь, но сейчас уже поздно. То, что он еще жив, доказывает его силу, но этого мало. Вопрос лишь во времени.
Креллис ударил ее по лицу, и старуха, вскрикнув не столько от боли, сколько от удивления, упала на пол.
– Вылечи его. – Брат Осени шагнул к ней.
Шара поспешила к Креллису.
– Нет, брат, – прошептала она, настраиваясь на успокоительный цикл. Бурные эмоции разгневанного отца вырвались из него и вошли в нее. Девушка вдохнула злость, гнев, ярость, остудила их и выдохнула плавной рекой покоя. – Идем со мной. Идем к твоему сыну.
Креллис последовал за ней. Целительница поднялась и поспешно выбежала из комнаты.
– Больно… – пробормотал Трент. – Больно все утро.
– Все в порядке, – сказала Шара. – Ты поправишься. Мы поможем тебе.
– Спасибо, Шара. Ты такая… красивая… – Веки задрожали, как крылья бабочки. – Отец…
– Да? – с трудом отозвался Креллис, беря сына за руку. Глаза его блестели от подступивших слез.
Отец Креллиса лежал на полу. Молодой человек выронил окровавленный кинжал и упал на колени.
– Извини, что не смог тебе помочь…
Брат Осени покачал головой.
– Не волнуйся. Это не важно.
– И… не вини Брофи. Это… не его… ви… – Трент не договорил. Голова его завалилась назад, а из открывшегося рта хлынула кровь.
Несколько минут он еще боролся за жизнь. Потом умер.
ГЛАВА 17
Послеполуденное солнце наполняло балкон теплым светом, делавшим шторы похожими на сияющие паутинки. Комната же погрузилась в тень, и стоявший на балконе похоронный помост с телом Трента выделялся на ярком фоне темным силуэтом. Креллис склонился над умершим сыном, вцепившись обеими руками в края мраморной платформы.
– Я приказал, чтобы меня не беспокоили! – рыкнул он, услышав, как открылась дверь.
– На меня твои приказы не распространяются, – ответила Беландра.
Он вздрогнул от неожиданности, обернулся и, глубоко вздохнув, пристально посмотрел на нее. Ввалившиеся глаза казались тенями под растрепанной гривой черных волос. Черты лица растворялись в полумраке. Беландра бы и хотела ненавидеть его, но ненависть вытекла, как песок между пальцев, когда до нее дошло известие о смерти Трента.
Креллис буркнул что-то и отвернулся к сыну. Необычно медлительный и неповоротливый, он походил на впавшего в зимнюю спячку медведя. Никогда раньше Беландра не видела его таким.
Легко и бесшумно, с изящной грацией танцовщицы, она подошла к похоронному помосту и застыла от неожиданности. Мертвый Трент мало походил на живого: бледный, неподвижный, с пепельно-серыми губами и белыми, как морская пена, веками. При всех своих недостатках, Трент всегда выделялся жизнелюбием, заполняя пространство вокруг себя энергией молодости. Теперь эта искра угасла, и мир как будто потемнел.
– Ох, Креллис… – прошептала Беландра, с болью глядя на угнетенного свалившимся горем великана. А если бы на этом постаменте лежал Брофи?
Протянув руку над телом юноши, она погладила Креллиса по щеке. Тот поднял голову и молча взглянул на нее – в покрасневших от бессонницы глазах блеснули слезы. Брат Осени медленно повернулся и поцеловал ее руку.
– Ох, Креллис!
Беландра обошла помост и, поддавшись порыву жалости, бросилась на шею любовника. Он стиснул ее в своих объятиях. Из груди вырвался звериный рык боли. Всклокоченная борода колола ей щеку. Креллис глухо застонал, как человек, терзаемый мукой и не умеющий находить облегчение в плаче.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});