последнее время что-нибудь интересное.
Каждый раз, когда они хотели выяснить, что произошло той ночью, мои руки начинали зудеть, словно я опускал их в холодную воду. Вся кровь собиралась в голове, от чего остальное тело немело и слабело. Больше всего на свете я хотел уйти оттуда, но я не мог объяснить им, как у меня оказался нож, которым ранили Мустафу.
Улла-Бритт рассказала, что Мустафа не смог показать ни на кого конкретно, он даже отказался сообщать, кто именно был на кладбище. Я надеялся, что полиция прочитает между строк и сама выяснит, что именно произошло, но их интересовало лишь признание. Они хотели, чтобы я заявил, что вонзил нож в живот Мустафе, и им было совершенно не важно, действительно ли я был виновен. Главное – они смогут заполнить свои бумаги. Даниель Симович: виновен. Дело закрыто. Под конец я сдался, и они решили, что это своего рода признание.
– То есть вас приговорили несправедливо? – спросил Чейз.
Я посмотрел на него и понял, что только что говорил не прерываясь целый час. Я смутился, но Чейз выглядел таким же расслабленным, как и в самом начале.
– Поскольку я был несовершеннолетним, приговорить меня не могли, но суд все-таки решил, что я совершил преступление и что меня нужно поместить в приемную семью. Так что да, пожалуй, так и было.
– Как вы думаете, это повлияло на вас?
Охранник открыл дверь и сказал, что время вышло. Чейз встал из-за стола.
– Я рад, что вы согласились побеседовать со мной. Я бы хотел прийти еще раз, – сказал он и вышел.
Дверь закрылась, снова наступила тишина, но у меня в душе появилось новое чувство. Не то чтобы я считал, что во всех моих несчастьях виновата мамина смерть, но все-таки я впервые позволил себе пожалеть маленького Дани. Я думаю о том, как тяжело ему пришлось, я бы очень хотел вернуться обратно во времени и навестить самого себя. Обнять этого ребенка и сказать ему, что все будет хорошо. Чтобы он не боялся.
Это освобождающая мысль, и я понимаю, что плачу. Слезы медленно текут по щекам, и я рыдаю в полном одиночестве. Я пытался взять под контроль свою жизнь, сделал все, что мог, чтобы стать другим, но я не могу изменить произошедшее. Тот маленький Дани все еще живет во мне. Я всегда буду носителем его опыта, но больше всего на свете я хочу пойти дальше, освободиться.
Как только все это закончится, я начну все заново. Я перееду куда-нибудь, где никто меня не знает, сбрею бороду, поменяю стрижку, найду новую работу и новую квартиру. Мысль о том, что мое лицо сейчас на первых полосах всех газет, пугает меня, но, когда дело будет закрыто, надеюсь, все о нем забудут. Вот Лидии и Миле придется нелегко. Они ведь не смогут просто исчезнуть.
Я забираюсь в постель и складываю руки на груди. Единственное, о чем я сожалею, так это о том, как вся эта ситуация повлияет на моих сестер. Я искренне хотел бы уберечь их, но не знаю, как это сделать.
Глава 26
Хутор Хага, окруженный огромными полями и небольшими лесами, выделялся среди пейзажа Сконе. Единственной его связью с реальностью было шоссе номер тринадцать между Шёбо и Хёрби, где пару раз в день проходил издалека заметный желтый автобус.
Я видел, что Улле-Бритт нравились простирающиеся вдаль поля. Они давали ей ощущение безграничной свободы, но я привык к густозаселенным городам, и в этой глуши, in the middle of nowhere[7], мне было неуютно.
Мы ехали по петляющей грунтовой дороге, и на горизонте я заметил хутор. Я насчитал три больших строения – жилой дом, скотный двор и сарай. Кроме них, был еще серый барак, похожий на школьную пристройку. Вокруг росли огромные лиственные деревья. Они возвышались до самого неба и тесной стеной окружали всех прибывающих, создавая ощущение тесноты.
Красный «Вольво» Уллы-Бритт выехал на посыпанную гравием площадку. Ободранный пес на краю хутора так сильно тянул цепь, что стальной трос, к которому она была приделана, того и гляди мог вырваться из земли. Пес страшно лаял, слюна капала между зубами.
Ингегерд уже ждала нас. На ней были джинсы, клетчатая рубашка и зеленый жилет, она была из тех, кто без проблем свернет голову курице.
– Рэмбо мы держим для того, чтобы отпугивать воров, но вообще он абсолютно безвредный, – сказала она, кивая на пса, протянула мне руку и пожала ее. Ее рука была теплой и сухой, вены проступали на ладони и уходили выше под рукава рубашки. – Добро пожаловать в Хагу, – она улыбнулась. – Бенгт в поле, так что с ним ты познакомишься за ужином.
Улла-Бритт легонько пихнула меня локтем и сказала, что на первый взгляд здесь неплохо, я кивнул.
– Ты уже бывал на хуторе? – спросила Ингегерд.
– Нет.
– Тогда я проведу тебе настоящую экскурсию.
– Когда я была маленькой, то думала, что молоко берется из машины, – Улла-Бритт засмеялась. – Так здорово выбраться за город.
В кармане зажужжал мобильник, я достал его. Сообщение от Джексона. С той ночи я с ним не общался и сейчас быстро убрал телефон обратно в карман.
– Ты голоден? – спросила Ингегерд. – На кухне есть свежие булочки.
Мы прошли через коридор, заставленный обувью, на стене под грудами одежды едва виднелись крючки. Пахло пылью и старым деревом, но как только мы пришли в кухню, запах исчез. У окна лежал большой кот, он лениво взглянул на нас, когда мы прошли мимо него. Ингегерд кивнула, приглашая меня сесть за стол, я опустился на стул и огляделся. Кухонные скамьи были завалены разными вещами – пластиковыми коробками, упаковками от еды, рекламными брошюрами, раскрытыми конвертами, кастрюлями и ящиками с инструментами – и все же здесь было довольно уютно. На окне висели шторы с кружевными оборками. На всех стульях лежали бело-красные клетчатые подушки, гармонировавшие со скатертью на столе, пахло чистотой. Если бы с потолка не свисали желтые клеевые полоски, заполненные мухами, возникло бы ощущение настоящего дома.
Я снова почувствовал, как в кармане завибрировал мобильный. Джексон и его товарищи пытались связаться со мной уже несколько недель, но я не собирался им отвечать. Он получил то, что хотел, почему бы ему просто не оставить меня в покое?
Улла-Бритт и Ингегерд разговаривали, а я слушал вполуха, отрывая пергамент от булочки с корицей, которая лежала передо мной на тарелке. Ингегерд предложила мне чай, но я отказался и попросил молока. Улла-Бритт