В связи с этим помимо обычного наплыва туристов, являвшегося рядовым делом с наступлением сезона, к нам стали приходить еще и люди, узнавшие о нашем существовании из статьи.
Я был в восторге. Я даже стал подумывать о том, чтобы выкупить наш домик назад. С другой стороны, мои друзья-греки, истово верящие в сглаз, порожденный силой зависти, лишь кидали мельком взгляд на статью с фотографиями и тут же переводили разговор на другую тему. Я улыбался, довольный тем, что не верю в столь вздорные и нелепые предрассудки.
В конце первой недели июля за мной пожаловала полиция.
Дело было в воскресенье, стояло время обеда, и у нас было битком посетителей. Я, как всегда, у всех на виду накрывал столик у дороги. Вдруг аккурат рядом с ним остановилась полицейская машина.
— Ясу! — величественно поприветствовал я приехавших, держа в обеих руках по тарелке.
Полицейские открыли дверцы и вышли из машины. Солнечные очки на их лицах мрачно поблескивали на ярком солнце. Несмотря на жару, они были одеты по всей форме, в пиджаках и с галстуками. Для полноты образа не хватало разве что пистолетов в кожаных кобурах.
На подавляющем большинстве греческих островов полицейские очень дружелюбны и становятся столь неразрывной частью местного общества, что их постоянно переводят с одного острова на другой из опасения, что служители закона в силу дружеских или, мягко скажем, каких-либо других связей более финансово-деликатного свойства утратят такое важное для них качество, как объективность. В появлении полиции здесь, как и в любом другом ресторане, не было ничего необычного — есть же им где-то надо. Однако за все лето они еще ни разу не были в «Прекрасной Елене», да и не похоже было по их внешнему виду, что они приехали отобедать.
Воспоминания о том, что произошло после, сродни тем, что остаются после автомобильной катастрофы. События протекают перед твоим мысленным взором словно в замедленной съемке. Прокручивая потом их в сознании, ты словно можешь поставить их на паузу, чтобы обдумать легкую иронию, заключающуюся в них, и погадать об альтернативных вариантах развития.
— Это вы, господин Стоун? — спросил по-гречески один гладковыбритый полицейский с пухлыми щеками.
— Да.
— Вы здесь работаете?
— Н-у-у-у… — тарелки в моих руках на мгновение стали невероятно тяжелыми, — …да.
— У вас есть разрешение на работу? — спросил второй полицейский с усами и шрамами от угрей.
— У меня… да, только на работу на учебных курсах… в Ретимно… — услужливо ответил я.
Оба полицейских уставились на меня.
Подошедший Теологос поинтересовался, что происходит. Он быстро заговорил о чем-то с полицейскими по-гречески. Кое-что мне удалось ухватить.
— Он мне просто помогает, — настаивал на своем Теологос. — Только сегодня. У нас много посетителей.
— Ему надо остановиться, — сказал усатый.
— Я ему уже не первый год помогаю, — возразил я. — Каждое лето.
— Вам надо остановиться, — повторил усатый.
— Можно я только закончу с этим заказом? — Я умоляюще выставил вперед тарелки.
— Нет. Вам надо остановиться. Немедленно.
— Но…
Теологос забрал у меня тарелки.
— Придете к начальнику полиции в Скала завтра к девяти утра, — сказал второй полицейский. — При себе иметь паспорт и вид на жительство. И разрешение на работу, выданное в Ретимно.
Как только они уехали, я сразу же отправился внутрь таверны, подальше от глаз тех, кто стал свидетелем картины моего унижения. Чуть позже ко мне за столик присели Теологос и Даниэлла с детьми — они только что пришли с пляжа. А потом, когда время обеда подошло к концу, к сочувствующим присоединились мальчики, Деметра и некоторые из друзей, проживавших в Ливади, Скале и Хоре.
Версии причин случившегося строили самые разные. Я думал, что полиция нагрянула из-за статьи. Другие выдвигали предположение, что на меня донес владелец ресторана в Скале. Даниэлла с этим согласилась.
— Некоторым не нравится, что у них в конкурентах появился иностранец, — сказала она.
— Но у меня в Скале нет врагов! — возразил я. — Мы же много лет дружим!
Даниэлла пожала плечами и многозначительно улыбнулась. Так умеют улыбаться только французы.
— Это не враги, — произнес чей-то низкий голос, — это чертов сглаз.
Я повернулся и увидел Лили из Норвегии. Набросив на огненные локоны махровый капюшон, она внимательно смотрела на меня из-под солнечных очков от Армани в золотой оправе. Рядом с ней стоял Мемис. Обычная веселая улыбка на его лице сменилась обеспокоенным выражением.
— Да ладно тебе, Лили, — сказал я.
— Сглаз? — испуганно спросила Сара и посмотрела на Саваса и Ламброса. — Тох како махти?!
— Ко-махти! — воскликнул Мэтт, для которого сестра была безусловным авторитетом.
Савас и Ламброс с мрачным видом кивнули.
— Лили права, — произнес грубый прокуренный женский голос.
Голос принадлежал Алики, нашей давней подруге, которая владела лавочкой в Хоре. С пышущей здоровьем, загорелой пятидесятилетней уроженкой Патмоса мы подружились еще в наше первое лето. Она регулярно приезжала в Ливади со своим мужем Андреасом — архитектором из Афин. После его скоропостижной кончины в результате сердечного приступа Алики вернулась в отчий дом и открыла магазинчик, торговавший высококачественными сувенирами и товарами народного промысла. Поскольку именно она и познакомила нас с Даниэллой, я всегда с большим уважением относился к ее мнению.
Однако, прежде чем она успела продолжить, Теологос опустил мне руку на плечо и поднялся:
— Мне надо работать.
— А что же нам делать? — спросил я, подняв на него взгляд и наблюдая, как он нависает надо мной с полотенцем, привычно переброшенным через плечо.
— Посмотрим, что завтра утром скажет начальник полиции, — пожал плечами он.
— Ты можешь с ним поговорить?
Он снова пожал плечами и сделал это совершенно по-особенному. Подобным жестом греки показывают, что не хотят связываться с тем, что им не под силу, — голова чуть наклонена набок, плечи слегка приподняты, а руки беспомощно повернуты ладонями вверх.
— Что я могу сделать? — спросил он.
— Ти та канумэ, Тома? — произнесла Деметра. — Что тут поделаешь? Эсти инэй и зо-и! Такова жизнь!
— Нэ, — в тон ей промолвил Мемис. — Моно о Теос ксери!
Савас и Ламброс коснулись моего плеча и отправились вслед за отцом. Обратно на мою кухню.