– Ты слишком беспечна, госпожа. А я чувствую беду.
Клеопатра не на шутку разозлилась.
– Довольно твоих мрачных предсказаний! Я верю в будущее, которое прочит мне Цезарь!
Нефтида грустно усмехнулась:
– Ах, как же ты еще пожалеешь об этом, – горько произнесла она.
– Ты угрожаешь мне?
– Нет, – спокойно ответила египтянка, – я пытаюсь тебя предупредить.
– Пошла вон! Вон!
Лицо Клеопатры исказилось яростью и гневом. Ее ничто больше не сдерживало: ни давняя дружба, ни верность. С легкой руки она обидела преданного друга, не задумываясь о том, что она вообще может остаться одна. И что тогда?
Гордо вскинув голову, Нефтида вышла из покоев царицы.
Разительные перемены, произошедшие в Клеопатре, отметил и Цезарь. Подтрунивая над ее высокомерием и дурным обращением с людьми, он грустно всматривался в лицо своей возлюбленной, и какие-то печальные мысли начинали одолевать его сердце. Все чаще он оставался у Кальпурнии, а приходя к Клеопатре, больше времени проводил с Цезарионом, чем с ней. Цезарь явно о чем-то сожалел, но предпочитал молчать.
Холодок, появившийся в их отношениях, Клеопатра расценивала как усталость Цезаря после военного похода в Испанию и раздумий над грандиозными планами по созданию мировой империи. Ведь все это требовало огромных сил!
– Сегодня ночью я останусь у Кальпурнии, – предупредил ее Цезарь.
– Отчего?
– Я назначил заседание сената на мартовские иды.
– Из моего дома ты тоже можешь пойти в сенат! – резонно заметила Клеопатра.
– Могу, но от Кальпурнии ближе. К тому же Марк Лепид пригласил меня сегодня на обед. Так что не жди меня.
– Ну что ж, – Клеопатра пожала плечами. Цезарь не любил женских сцен, и с этим приходилось мириться. – Передавай Марку Лепиду привет.
Наблюдая за тем, как он собирается, она пыталась что-то вспомнить.
– Мартовские иды… – прошептала Клеопатра. – А помнишь, ты недавно рассказывал, что некий прорицатель по имени Спуринна предсказал тебе беду, как раз на мартовские иды.
Цезарь скривился.
– Выбрось эту глупость из головы. Мне много чего обещали.
Выходя, Цезарь обернулся. Клеопатра задумчиво смотрела ему вслед. В этот момент она была именно такой, какой он увидел ее в первый раз. Простая, гордая, особенная. Черные волосы распущены, льняной сарафан подчеркивал красивую грудь и талию, а огромные черные глаза светились умом и пороком.
Цезарь улыбнулся.
– Ты сегодня необыкновенная.
Клеопатра подошла к нему, прижалась.
– Мне почему-то стало тревожно. Я вдруг представила, что ты бросил нас, меня и Цезариона. И стало так страшно.
Цезарь крепко обнял ее.
– Я никогда вас не брошу.
– Я прошу тебя, будь осторожен.
Поцеловав ее в губы, Цезарь ушел.
Оставшись одна, царица долго бродила по саду, пытаясь унять тревожное предчувствие. Серые облака затянули небо, поднялся ветер, приближалась гроза. Клеопатра грустно вздохнула. Как же ей недоставало любимой беседки и дворцового сада с пальмами и вечно болтающимися обезьянками!
Всю ночь она плохо спала. Сильный ветер бился в ставни, сверкали молнии, деревья скрипели и стонали.
Ворочаясь с боку на бок, Клеопатра чувствовала, как ее сердце замирает от дурного предчувствия. Она вспомнила слова Нефтиды, вспомнила и то, как поступила с ней. Ей стало горько и стыдно. Словно безумие, владевшее ею в последнее время, отпустило ее. И перед ее мысленным взором предстало все то, что она натворила. Завтра же она попросит прощения у верной египтянки, которую не видела уже несколько дней. А потом придет Цезарь, и вечер они проведут весело и дружно.
17
Следующий день выдался пасмурным, но дождя по-прежнему не было.
Царица намеревалась сделать два самых важных дела: помириться с Нефтидой и поговорить с Цезарем – понять, что его мучает, какие грустные мысли одолевают. Некое чувство подсказывало ей, что все это как-то было связано с ней.
Надев тунику, Клеопатра вошла в спальню сына. Поцеловав его, она спросила:
– Как ты спал, Цезарион? Какие видел сны?
– Хорошо. Мне снилась большая лодка, в которой папа был один. А он скоро придет?
– Ближе к вечеру. Одевайся. Хармион, покорми его.
Спросить бы у Нефтиды, что значит этот сон. Мальчику часто снились необычные вещи, которые со временем сбывались.
– Хорошо, Божественная. Вы сейчас примите ванну?
– Немного позже, сначала я схожу к Нефтиде. Кстати, я давно ее не видела. Где она?
– Не знаю, Божественная.
Клеопатра грозно посмотрела на Хармион и недовольно заметила:
– Рим вас совсем разбаловал. В Александрии ты все про всех знала.
– Я исправлюсь, Божественная, – виновато произнесла служанка.
Войдя в комнату египтянки, царица замерла. Постель была застлана, и было видно, что к ней уже несколько дней никто не прикасался. На столе белел клочок папируса. Взяв его, Клеопатра прочла:
«Я ухожу от тебя. Возвращаюсь в Кемет. Но и ты скоро последуешь за мной. Жажда власти ослепила тебя. Ты разгневала богов. Отныне все проклятия твоего рода падут на тебя. Прощай».
Царица всхлипнула. Как же так? Ведь она пришла мириться!
Выйдя в галерею, Клеопатра прислонилась к стене. Сильная боль сдавила сердце. Совладав с волнением и слезами, царица вернулась к себе, по дороге выкинув записку.
– Позови Аммония и Сару, – зло бросила она служанке.
Но пришел только Аммоний.
– А где Сара?
Отводя глаза, Аммоний вежливо сообщил, что Сара направился в сенат, дабы кое-что проверить, прежде чем сообщить об этом царице. Его слова Клеопатра пропустила мимо ушей. Неожиданный уход Нефтиды поразил ее в самое сердце.
– Довольно болтать! – грубо оборвала она Аммония. – Вчера вечером я отпустила Нефтиду домой.
Царедворец непонимающе улыбнулся.
– Что непонятного? – взорвалась царица. – Я отправила Нефтиду в Египет и разрешила ей уйти с царской службы! Вычеркни ее имя из списка придворных и объяви всем, что я запрещаю вспоминать о ней и произносить ее имя!
– Хорошо, Божественная.
Клеопатра отвернулась к окну, судорожно сжимая руки. Только бы не расплакаться при слугах. В очередной раз подавив слезы, она грубо спросила:
– Что еще?
– Сара вернулся, – тихо проговорил Аммоний.
– И что?
Странное молчание за спиной заставило обернуться царицу.
Сара был бледен, с заплаканными, красными глазами, его руки тряслись.
И вдруг Клеопатра поняла, что это конец. Но конец чему? Ее жизни, мечтам, надеждам? Не важно. Белый, трясущийся царедворец был символом ее конца. Жирной точкой.
– Цезарь убит, – откуда-то издалека донесся до нее испуганный голос Сары.
Упав на колени, царица заорала и забилась в истерике.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});