Читать интересную книгу Моя другая жизнь - Пол Теру

О чем пойдет речь дальше, в следующих трех-четырех главах, я уже прикинул. Но вот потом… Я очень смутно представлял себе, как продолжить повествование, и насмешливо произнес вслух:

— Ну-с, и что теперь?

Только я взялся за перо, как на каменных ступенях у входной двери зашаркал почтальон; я затаил дыхание; сквозь прорезь в двери посыпались на пол письма. Лишь одно из них требовало ответа — просроченный счет; я его немедленно оплатил и наклеил марку. Письмо от читательницы, сообщавшей, что ей нравятся мои книги, я смял и бросил в мусорную корзину. Снова было взял перо в руку, по ничего не приходило в голову, ни слова, ни мысли; я достал из корзины женское послание и разгладил его. Письмо пришло из канадского городка Стони-Плейн, провинция Альберта. Я вытащил на стол огромный атлас, отыскал городок — неподалеку от Эдмонтона — и был настолько тронут весточкой из этакой дали, что написал даме благодарственную открытку.

Часы уже показывали половину одиннадцатого. Я снова попытался продолжить работу. «Солнечные лучи…» Я силился развить мысль, написать хотя бы абзац, но дело не двигалось.

В письме читательницы из Стони-Плейн, провинция Альберта, упоминался рассказ, написанный давным-давно. Я разыскал в шкафу тот ранний сборник и перечитал свой опус. Очень, очень неплохо. Прочел с увлечением. Могу ли я все еще писать так же гладко и свободно? Я поставил книгу на полку и, подняв глаза, увидел путеводитель по Канаде. Городка Стони-Плейн в географическом указателе не было, зато была статья про Эдмонтон. Административный центр. Старейший город в провинции. Расположен на реке Саскачеван. И вот еще что: «Выходцы с Украины сыграли большую роль в освоении этих земель и создании Эдмонтона, и они до сих пор преобладают среди других этнических групп».

Я закрыл путеводитель, подвинул блокнот и снова заставил себя взяться за работу. Теперь на часах было двадцать минут двенадцатого. Я перечитал недописанную главу с самого начала и вдруг заметил, что мне пора подстричь ногти. Этим я и занялся, аккуратно сбрасывая обрезки в мусорную корзину, но тут задребезжал телефон. Звонил Иэн Маспрат: не хочу ли я с ним пообедать?

— Я пишу, — сказал я, продолжая чикать ножницами.

Мне казалось, что эта ложь подвигнет меня на творчество.

— А я все утро толку воду в ступе, — сказал Маспрат. — Ничего путного не получается. Дохлый номер. Может, попозже сыграем в «Ламберне» в бильярд?

— Сегодня вечером я занят.

Снова ложь, но должен же я хоть что-то написать, думал я про себя, а вслух сказал:

— Давайте завтра?

— Отлично. В семь встретимся в «Ламберне». Если быстренько поедим, стол будет свободен. Отпускаю вас, пишите себе дальше. Не понимаю, как вам это удастся.

Но, повесив трубку, я за перо не взялся. Достриг ногти, затем стал их подпиливать. Время близилось к полудню.

В конце концов, надеясь пробудить в себе вдохновение, я стал аккуратно переписывать предыдущую страницу. Попутно подправил текст, но, когда завершил переписку, не смог выдавить из себя ни словечка. Было без одной минуты час. Я напрягся. Прищурился. И кое-что увидел.

«И тут, — написал я, — они подняли глаза и заметили в листве обращенное к ним смуглое лицо, а увидев первое, разглядели и другие — три, семь, дюжину человеческих лиц, висевших среди ветвей словно маски».

Наконец-то прорвало. Я мог писать дальше, мне было что сказать, но я остановился: лучше приберегу это на потом, а то уже ровно час, пора есть.

Бутерброд с тремя рыбными палочками — мне нравились неожиданные названия вроде «пальчиковых батареек», — чашка кофе, два шоколадных печенья; за едой я слушал информационную передачу «Мир в час дня» и одновременно читал «Таймс», потом просто посидел. Радио, еда, газета — все это успокоило меня, и, когда передача закончилась, я ринулся в кабинет и, почти не размышляя, написал заготовленное предложение: «Они снова посмотрели вверх, но лица уже исчезли».

Этого было уже достаточно, потому что в одной этой детали — лица среди густой листвы тропического леса — мне разом предстало все в целом: и мои герои, и следящие за ними индейцы, и намек на засаду, джунгли, узкие тропы, скрытая в зарослях деревня. Весь остаток дня я подводил своих героев все ближе — причем время от времени они снова видели среди листвы лица, — и наконец, когда тропа оборвалась, они оказались возле самой деревни, где их окружила возбужденная толпа. Конец главы.

За утро я написал тридцать пять слов, а после полудня — около тысячи пятисот. Но наибольшее удовольствие я получил от удачного образного выражения: «дряблые, как истрепанные долларовые бумажки, листья».

Готовясь к следующему дню, я пометил в блокноте: Деревня. Дым. Утоптанная земля. Испуганные ребятишки. Лай собак. Разговор. «Мы не можем вам помочь». «Лед есть жизнь». Спрятанные в тайном месте пришельцы. Сам акт письма порождал мысли и события. День клонился к вечеру, а меня охватывало возбуждение оттого, что я сдвинулся с мертвой точки. По моим прикидкам, книга была наполовину готова. Мне очень хотелось завершить ее к лету, но впереди было еще десять глав, считай, десять недель, значит, будет уже март, а если так, то закончу я ее, наверное, лишь в апреле, к своему дню рождения. Однако, просмотрев написанное, я приободрился. Книга выходила необычная, правдивая, смешная и увлекательная — а это самое главное. Мне хотелось, чтобы люди поверили написанному, чтобы книга им понравилась и чтобы каждый нашел в ней что-то созвучное своим мыслям и чувствам.

Пока я так размышлял, перо мое торопливо скользило по бумаге в озерце яркого света, а вокруг сгустился мрак — наступил вечер. Дверь в кабинет приоткрылась. На пороге стоял Уилл.

— Энтон внизу чай готовит, — сообщил он.

Вид у Уилла был измученный. Лицо чумазое, слипшиеся волосы торчат во все стороны, поношенная школьная курточка изрядно села, но он от этого вовсе не кажется крупнее, а, наоборот, — тонкошеий, с костлявыми плечами, выглядит совсем худеньким.

— Привет, па.

Уилл поцеловал меня. От волос пахло сигаретным дымом. Когда я сказал об этом, сын ответил:

— Кондуктор в автобусе отправил меня наверх, а там же курят.

Плюхнувшись в кресло напротив моего письменного стола, он спросил:

— На какой ты странице?

Я посмотрел.

— На двести восемьдесят седьмой.

— Так ты почти кончил?

— По-моему, дошел до середины. Наверняка трудно сказать.

— Я сегодня писал у Уилкинса сочинение. Целых две страницы. «Макбет».

— Герой — подкаблучник.

— Верно, — кивнул Уилл. — Так и надо было написать.

— У тебя усталый вид, Уилл.

— Мы играли в регби. Да еще сочинение по английской литературе. А на химии делали опыт с серной кислотой, и Джейсон прожег на куртке дырку. Наша кастелянша, как увидела, распсиховалась. А еще утром репетировали пьесу к школьному спектаклю. На обед было тушеное мясо. Одни хрящи и сало. Я есть не стал. На сладкое бисквит с джемом. Бил велел мне постричься. Несколько ребят, сговорившись, спрятали мой ранец, а когда я его нашел, стали надо мной смеяться. У меня на одном башмаке подметка отваливается. Саймон Уэсли сказал, что ненавидит меня.

Школа…

— А не посмотреть ли тебе телевизор? — предложил я.

— У меня заданий — уйма. По латыни, по химии и по истории.

— Чего тебе хотелось бы на ужин?

— А я знаю? Может, спагетти. С соусом, только без мяса.

— Я сам сделаю соус, — сказал я. — И салат будет. На десерт, кажется, есть мороженое.

Уилл зевнул, как котенок.

— Сначала пойду приму ванну. В школе душ не работал, так что мы прямо с регби побежали на химию. Как были, в грязи. Кастелянша сказала, что от нас воняет, как от козлов.

Тогда понятно, откуда у него грязные разводы на лице и земля под ногтями. Мои сыновья знали, что я их люблю, но они не подозревали, как сильно я ими восхищаюсь.

Снизу Уилла окликнул Энтон, просил сказать, что чай с тостами готов. Изредка перекидываясь словами, они сидели за столом, а я готовил соус для спагетти. Нашинковал лук, чеснок и зеленый перец, поджарил вместе с грибами, затем ошпарил и снял кожицу с помидоров, ссыпал все это в высокую кастрюлю, добавив туда же пучок свежего базилика, бульонный кубик, щепоть красного молотого перца и щедрую порцию томатной пасты. Пока соус, наливаясь багрянцем, кипел на медленном огне, мальчики поднялись к себе делать уроки, а я вышел из дому. Купив «Ивнинг стандард», я прихватил ее с собой в «Герб рыбника», чтобы почитать за пинтой «Гиннесса». Нашел в газете заметку о том, что Джон Апдайк приехал в Лондон на презентацию своей новой книги и остановился в фешенебельном отеле «Коннот». А ведь лондонцы не имеют почти никакого представления о номерах в лондонских гостиницах, подумал я.