Читать интересную книгу Башня - Дмитрий Сафонов

«В этой гребаной Башне…»

Опять эта Башня – она вставала на пути, и вместе с тем от нее никуда нельзя было деться. Ее никак не удавалось сбросить со счетов, потому что – Кстин и сам это подозревал – если бы («опять это гнусное словечко!») Марина работала, скажем, парикмахершей в Серпухове, то вряд ли бы он испытывал к ней те же чувства, что сейчас, и дело тут было вовсе не в меркантильных интересах, а в чем-то другом, но он не мог бы сказать, в чем именно.

Наверное, в том, что Башня являлась частью ее жизни, следовательно, частью ее самой, и не будь Башни, то и Марина была бы немножко другая. Не та, которую он любил.

– Да, я понимаю, – сказал Кстин. Он снова попытался улыбнуться, но улыбка получилась неестественной и, уж конечно, совсем невеселой.

Он взглянул на часы – просто повод, хорошая мина при плохой игре: побелевшие пальцы капитана, крепко сжимающие мертвый штурвал тонущего корабля… «В самом деле, не уходить же, как побитому псу, зажав хвост между ляжек!» Посмотреть на часы… Это выглядело смешно, но это хоть как-то ВЫГЛЯДЕЛО.

– Ох, извините, заболтался. Мне пора. Спасибо за мороженое!

Чепуха, ерунда, рвущаяся с губ, и ни слова – о главном.

«Я тебя люблю! Нет, не надо! Это – то, что внутри меня. Не надо опошлять эти слова, выпуская их наружу; от этого они мгновенно упадут в цене».

Он пошел в прихожую и стал надевать кроссовки.

Видимо, Марина тоже чувствовала себя неловко. Она не знала, куда деть свои руки: то прятала их за спину, то складывала на груди…

– Вас проводить?

– Спасибо, я справлюсь. Серпухов – небольшой городок, но там тоже есть высокие дома. Мне доводилось пару раз ездить на лифте.

Марина непонимающе пожала плечами.

– Я не хотела вас обидеть. Я…

– Все нормально. Я… – «Я вас очень люблю!» – Я просто хотел пошутить. Не получилось. До свидания.

Он открыл дверь и вышел в холл. Подошел к лифту и нажал кнопку вызова.

Он стоял, задрав голову и внимательно разглядывая светящуюся полоску с меняющимися цифрами. Стоял, не оборачиваясь, сам не зная, чего он хочет в этот момент больше: чтобы она окликнула его или чтобы не окликала?

Марина тихо прикрыла дверь – настолько тихо, насколько могла: хлопок сейчас звучал бы не менее зловеще, чем удар молотка по гвоздю в крышке гроба.

Щелкнул замок, и в эту же секунду двери лифта открылись. Кстин шагнул в кабину и не оборачивался до тех пор, пока двери не закрылись и лифт не тронулся.

Потом… Марина сама не могла понять, что с ней. Она все сказала и сделала правильно и думала, что не могла сделать по-другому, но тяжелое чувство пустоты и одиночества вдруг резко усилилось.

Сначала она хотела завалиться на диван, поставить в видеомагнитофон какой-нибудь веселый фильм, но очень скоро поняла, что это не поможет. Она сойдет с ума, если немедленно не увидит Валерика – единственного человечка, который заполнял ее сердце и сознание целиком, настолько плотно, что ни для кого другого места не оставалось.

Она приняла душ, словно хотела смыть неприятный осадок, и еще для того, чтобы Кстин успел уехать – Марина подозревала, что этот парень может ждать ее на улице, – потом спустилась в подземный гараж (мотоцикла на стоянке не было), села в машину и отправилась на дачу, к маме.

Кстин покатил по проспекту маршала Жукова, твердо зная две вещи. Первое – он обязательно сегодня напьется. Это безусловно и даже не подлежит обсуждению.

Было бы неплохо, напившись, подраться с кем-нибудь. Нет, он был вполне миролюбивым человеком и прекрасно понимал, что это по меньшей мере глупо и нечестно – выплескивать свою злость на кого-то; уж лучше биться головой об стену, может, тогда полегчает? Но все-таки он решил, что, если кто-нибудь к нему привяжется… или даже косо посмотрит, он взорвется, как связка динамитных шашек.

Правда, это было маловероятным: к нему давно уже никто не привязывался; видимо, что-то такое безошибочно прочитывалось в его взгляде и развороте плеч. Ну, тоже не страшно, драка не является обязательным номером программы.

И второе… Хотелось сделать что-то еще, но он не знал, что именно.

Болезненная рана, саднившая внутри, требовала действий. Каких?

О’кей, он мог начать планомерную осаду. В мечтах ему уже рисовался удачливый бизнесмен Кстин Бурцев, звезда светских хроник на страницах глянцевых журналов, богемный персонаж, не знающий отбоя от женщин. И тогда… Быть может, тогда…

Нет. Он предавался мечтам не более пяти минут. Подобный путь казался ему еще глупее, чем обычная драка.

Конечно, может быть, женщину и надо завоевывать. Может быть, ее надо добиваться, и, наверное, большинство женщин так и считают в глубине души и ждут именно этого, но…

В этом сквозила какая-то фальшь. Наверное, раньше рыцари так и делали, но они добивались расположения Прекрасной Дамы… Нет, разумеется, он не ставил под сомнение тот факт, что Марина как раз и является той самой Прекрасной Дамой. Само собой… Но… Времена все же не те.

«Если вы такие хрупкие и беззащитные и вас надо завоевывать, как в средневековых рыцарских романах, то какого черта вы все время стремитесь стать с нами на одну доску – быть мужественными и самостоятельными? Завоевывать современную женщину – примерно то же самое, что молиться на пустой гвоздик, где раньше висела икона. И потом…»

Кстин понимал, что это бесполезно. Что бы он ни делал, кем бы ни стал, максимум на что он мог рассчитывать, – это сдержанное уважение и благодарность, то есть какие-то суррогаты, подделки любви. Любовь – или она есть, или ее нет. Если ее нет, то уже и не будет. Значит – потерянное время? Еще одно, но уже гораздо более горькое разочарование?

«А ведь у Пушкина в „Руслане и Людмиле“ так здорово об этом сказано. Наина говорит: „Пастух, я не люблю тебя!“ Он стал героем, ходил с дружиной за дальние моря и побеждал в битвах… И чего достиг? Что услышал? „Герой, я не люблю тебя!“ Прекрасно сказано! Из пастуха стал героем, но суть-то от этого не изменилась».

«Время – это единственное, что дает нам Господь! Только время – и ничего больше! Стремись обменять время своей жизни на что-нибудь достойное. Настоящее». Слова отца. Пожалуй, к концу жизни батя стал почти таким же мудрым, как Пушкин – в двадцать лет.

«Бедолага Финн потерял жизнь, гоняясь за любовью Наины. В конце концов он получил эту любовь – от морщинистой, беззубой старухи. Но стал ли он от этого счастлив?»

«Время!» Можно было попытаться завоевать Марину, то есть обратиться во внешний мир, начать его изменять, но в еще большей степени – подстраиваться под него. А можно было – изменить что-то внутри себя. И наверное, это было правильнее. Мудрее.

Кстин вдруг понял, что испытывает огромное уважение к своему чувству, которое сидит внутри него. Это чувство было болезненным и разрушительным, но все же оно было прекрасным.

«Чем не выход? Любить свою любовь к ней больше, чем ее саму».

Он ехал, поглядывая по сторонам и размышляя: «Выход это? Или тупик?» К окончательному ответу он так и не пришел. Легче было напиться. Но сначала…

Кстин колесил тогда по Москве до тех пор, пока на город не стала опускаться ночь. Он заехал в какой-то большой торговый центр, ярко освещенный огнями, и долго бродил, выбирая, что ему нужно. Пять гвоздик… И еще кое-что.

В воскресенье утром, едва рассвело, охранник, дежуривший во внутреннем периметре ограды, которой была обнесена Башня, обратил внимание на то, что из зеленых кустов, растущих у западной стены здания, торчит толстая нитка, уходящая прямо в небо.

В последний раз он обходил территорию немного заполночь, но ничего не заметил. Впрочем, в неестественном свете прожекторов он бы и не мог ее заметить.

На ограде через каждые тридцать метров стояли камеры наружного наблюдения, и, если бы кто-то пробрался на территорию Башни извне, это должен был заметить старший смены, наблюдающий за всем происходящим со своего пульта на техническом этаже. Но, видимо, он этого не заметил.

Охранник посмотрел вверх. К концу прочной капроновой нити было что-то привязано. Хотя скорее наоборот – это нить была привязана к чему-то красному (он уже мог различить цвет в дрожащей рассветной дымке), а другой ее конец надежно закреплен за ветку куста.

Охранник потянул нить на себя и стал сматывать ее на выставленный локоть. Что-то красное все приближалось и приближалось. Через несколько минут (эта чертова нитка была очень длинной) странный предмет оказался в руках у охранника.

Это смотрелось мило, и охранник на секунду засомневался, стоит ли ЭТО убирать или, может быть, оставить все как есть – чтобы та, которой предназначалось это послание, его увидела?

Но сомневался он недолго. «Непорядок», – скажет старший и наверняка отчитает его за потерю бдительности, за то, что ночью на территории Башни неизвестно каким образом оказался посторонний.

И все же… Если человек залез сюда, ничего не побоявшись, то ему надо было дать последний, пусть и призрачный, шанс на то, что послание дойдет до адресата.