Читать интересную книгу 33 счастья - Ольга Хмельницкая

– У меня есть фонарик, – произнес Бадмаев.

– Фонарь жалко, – покачала головой Ершова, быстро изучив содержимое своих карманов в поисках каких-нибудь забытых предметов.

Вода уже доставала девушке до груди. Ее уровень быстро повышался. Воронка водоворота становилась все шире. Вскоре и Ева, и Бадмаев уже с трудом держались на ногах.

– Юра! Где вы? – закричала сверху Виктория. – У вас все в порядке?

– Мы здесь, все нормально, – крикнул в ответ Юрий. – Стой там, не спускайся к нам!

– Придется привязывать фонарь, больше нечего, – вздохнула Ева, клацая зубами от холода.

– Да, – кивнул Бадмаев. – Так даже лучше. Его надо включить. Тогда Виктория легко увидит, куда упадет конец веревки.

Они включили фонарик и тщательно закрепили его на конце веревки. Потом Юрий объяснил Виктории, что ей предстоит сделать.

– Попытайся поймать веревку, – кричал он, перекрывая шум воды, – и закрепи ее где-нибудь там, наверху!

– Хорошо! – крикнула Сушко. – Я постараюсь!

Вода уже поднялась им до шеи. Подойдя к желобу и слегка наклонившись вперед, ботаник бросил фонарь, стараясь, чтобы он залетел как можно дальше.

– Я здесь! Спускаюсь! – крикнула Виктория.

– Осторожно! – завопили хором Ева и Юрий.

Фонарь лежал на поверхности каменного желоба примерно в метре от начала ступенек. Тащить его назад и пытаться забросить снова не было ни времени, ни возможности. Вода поднималась все быстрее. Еве залило подбородок. Она поднялась на цыпочки, чтобы иметь возможность дышать. Бадмаев был повыше. Ему вода стояла по горло. Внезапно они услышали короткий крик. Несмотря на все предупреждения, Сушко, спускавшаяся вниз за фонариком и привязанным к нему концом веревки, упала и сейчас висела, держась руками за последнюю ступеньку. Ее ноги заскользили по дну желоба в тщетной попытке хоть за что-то зацепиться.

Фары несущихся по шоссе автомобилей были уже хорошо видны, когда Слюнько внезапно потерял сознание и рухнул на дорогу. Алексей, успевший перехватить палку и не дать вывалиться Бубнову, упал на колени. Он тяжело дышал.

– Я не уроню, я не уроню, – приговаривал он.

Наконец Алексею удалось восстановить дыхание, и носилки с аспирантом осторожно опустили вниз.

– Игорь Георгиевич, что с вами? – воскликнула Алена.

– Он – пожилой человек, – сказал генетик, – у него могло не выдержать сердце.

Сам он чувствовал, что тоже вот-вот отключится. Сердце невыносимо кололо. Температура тела все поднималась. Алексея мучила жестокая лихорадка. Дыхание его было быстрым и поверхностным. Он сел на дорогу и оперся руками о мокрый асфальт. Манусевич тем временем наклонился над профессором и проверил его пульс.

– Он жив, – сказал наконец физик, – но больше ничего определенного сказать не могу.

Алена, морщась при каждом движении, подползла к лежавшему в обмороке Слюнько и прижала ладонь к его лбу. Аспирант исподтишка, сквозь ресницы, следил за четверкой.

«Ну и хлюпики они все, – думал Бубнов, – несут одного-единственного человека средней комплекции, и все уже выбились из сил. А как в войну выносили раненых? А?»

Лежать на земле было неудобно. Аспирант перекатился на другой бок, не забывая сохранять на лице страдальческое полуобморочное выражение.

– Что нам делать? Что с ним? – прохрипела Защокина.

В этот момент Слюнько открыл глаза и уставился в небо.

– Спина, – сказал он коротко. – Видимо, позвонок защемился. Не могу пошевелиться. Ног не чувствую.

Алена коротко вскрикнула и прижала руку к губам. Алексей, пошатываясь, встал. Манусевич смотрел на профессора с безмерным сочувствием и уважением.

– Алексей, Алена, – сказал он, – вам придется тащить Диму вдвоем. Я понесу профессора.

Он взвалил Игоря Георгиевича на свои могучие плечи. Было слышно, как у молодого физика захрустели кости. Пошатываясь под тяжелой ношей, Миша пошел к шоссе. Алена и Леша взялись за носилки. Они подняли их с третьей попытки и, пошатываясь, двинулись вперед. О скорости речь уже не шла. Требовалось просто дойти.

– Подтягивайся! Подтягивайся! – крикнула Ева, глядя на извивавшуюся всем телом Викторию. – Не отпускай руки!

Фонарик лежал примерно на уровне бедра Сушко. Виктория дрыгала ногами, пытаясь нащупать хоть что-то, маленький выступ или впадину, в которую можно было бы поставить ступню. Девушка понимала, что много веков тому назад желоб был абсолютно гладким, но продолжала надеяться, что время и вода сделали свое дело, частично разрушив известняк и уменьшив его прочность.

– Держись! Держись! – кричали снизу Ева и Юрий.

Сушко продолжала беспомощно болтать в воздухе ногами. Никаких зацепок не было. Тогда девушка принялась бить ногой по дну желоба.

«Ну почему, почему у меня на ногах не шпильки со стальными набойками?» – подумала она с сожалением.

Шпильки – неудобная и опасная на неровной поверхности обувь – сейчас могла бы их всех спасти. Мягкие же кроссовки не могли причинить каменной поверхности никакого вреда. Краем глаза Виктория смотрела на фонарь. Она очень боялась, что он вот-вот соскользнет вниз, тем самым лишив двух человек, там внизу, какой-либо надежды. Все теперь зависело только от нее. Руки Виктории устали. В мышцах нарастала дрожь. Девушка очень хотела отпустить одну руку и схватить фонарь, но боялась не удержаться. В полном отчаянии Сушко посмотрела наверх. Край каменной чаши был прорезан неглубокой трещиной.

«Да, – подумала Виктория. – Да!»

Это была их единственная надежда. Смутная, призрачная, с крошечными шансами на счастливый исход, но все-таки надежда.

«Мне нужно перебросить фонарик с тросом еще дальше, – поняла Сушко, – причем сделать это так, чтобы веревка проскользнула в трещину. Тогда, если фонарик останется снаружи, он будет работать как якорь».

Виктория почувствовала, как сильно бьется ее сердце. Попасть в трещину с такого расстояния, да еще и лежа, да еще и левой рукой, было почти невозможно. И все-таки это нужно было сделать.

– Я уже слишком большая, чтобы верить в чудеса, – тихо сказала Виктория, не сводя взгляда с трещины.

Коротко помолившись, она бросила левую руку и осталась лежать на скользком желобе, вцепившись в ступеньку правой ладонью.

«Нет, – поняла она, – нет! Я не смогу попасть в трещину, если буду бросать фонарик левой рукой».

Она глянула вниз. Там бушевала вода. Времени не было. Виктория поняла, что если она еще немного помедлит, то смысла что-то делать уже не будет: и Ева, и Юрий утонут. Сушко даже не знала, живы ли они. Никаких голосов снизу не доносилось. В полной тишине, нарушаемой только плеском воды, девушка отпустила вторую руку. Тело ее немедленно начало движение вниз по желобу, набирая скорость. Виктория схватила фонарь. Веревка намокла и была тяжелой. Девушка размахнулась. Она вложила в бросок весь свой ужас, все отчаяние и желание выжить. Фонарь полетел вверх. Он переворачивался, сиял и светился в воздухе, как светлячок. Секунда, и источник света скрылся за краем чаши. Раздался негромкий стук. Теперь веревка была похожа на толстую змею, переползшую через край чаши. Но она не попала в трещину. В последнюю секунду Сушко, скользившая вниз все быстрее, успела дернуть веревку в сторону. Трос скользнул влево и лег точно в расщелину.

– Бросьте меня. Идите сами, – просил Слюнько.

Миша молча тащил профессора на плечах, обливаясь потом.

– Я одинокий человек. Я уже прожил свою жизнь, – произнес Игорь Георгиевич. – И я лишился своей мечты. Мне так хотелось увидеть барионикса, так хотелось посмотреть ему в глаза… Но я убежден, что все это не стоит единственной молодой жизни, не стоит слез его матери. Поэтому брось меня, возьми лучше Бубнова. Если он умрет, я никогда себе этого не прощу.

Манусевич молчал, продолжая нести профессора вперед. Он ничего не говорил. Физик экономил силы. Алена и Алексей ковыляли с носилками сзади. Бубнов опять задремал. Ему было тепло и уютно.

«Уволюсь, – думал аспирант, чувствуя на каждом шаге носильщиков плавное баюканье, – ну ее, эту научную карьеру. Что-то мне разонравилось все это. Яйца, кости окаменевшие, всякие экспедиции непонятно куда».

Алена еле-еле переставляла ноги. Боль становилась невыносимой и на каждом шаге угрожала потерей сознания и болевым шоком.

«Только бы мне потом не отрезали ногу, – думала девушка. – И, скорее всего, я навсегда останусь хромой».

Защокина мужественно шла вперед. Для поддержания боевого духа девушка думала о шестистах мальтийских рыцарях, в течение нескольких месяцев сдерживавших продвижение двухсоттысячного турецкого войска.

«Правда, все они погибли, – вспомнила она. – Но при этом сильно ослабили нападавших и спасли Европу от разорения».

Она посмотрела на Манусевича, несшего на своих плечах Слюнько, и чуть не заплакала. На этот раз слезы на ее глаза навернулись не из-за боли, усталости или страха за Диму и Игоря Георгиевича. Она думала, что Миша и Леша – настоящие друзья и благородные люди, действующие по принципу «сам погибай, а товарища выручай». Ее взгляд переместился на Слюнько. Профессор висел головой вниз. Его глаза были широко открыты. На секунду Алене показалось, что Игорь Георгиевич скончался, но тут он прикрыл и снова открыл глаза. Позади Алены тяжело дышал Леша.