трапезы всем придётся снег разгребать… И валит и валит… В городских монастырях, небось, трактора работают, машины снегоочистительные, а мы тут сами, не покладая рук…
Келарь, отец Валериан, высокий и широкоплечий, ворчал по дороге больше всех:
— Только отдохнуть хотел хоть часок, такую книгу про Афон дали почитать, а тут на тебе — опять отец настоятель всех погонит со стихией сражаться! Да уж… Покой нам только снится…
Старенький схиархимандрит Захария вышел раньше всех. Было ему уже девяносто лет, и передвигался он очень медленно. Поэтому и выходил в трапезную заранее, чтобы успеть к молитве. С трудом брёл по заметённой дороге, а иноки обгоняли старца, кланялись на ходу, просили благословения. И удивительное дело: те, кого он благословлял, шли дальше уже умиротворённые, без всякого ворчания.
Отец Валериан тоже догнал старца и удивился: отец Захария смотрел радостно по сторонам, как будто не в занесённом снегом отдалённом монастыре находился, а на каком-нибудь курорте. Наклонился, зачерпнул рукой сверкающий на солнце снег и замер счастливо, подняв голову к неяркому зимнему солнцу.
Отец Валериан, как и вся братия, очень почитал старого схимника, опытным путём знал силу его благословения, умиряющего душу. Но сегодня инока одолели недобрые помыслы:
— Конечно! Идёт себе — улыбается! Ему-то снег убирать не придётся! И игумен Савватий снег убирать не станет! И с клироса братия опять пойдёт на распевку. А отец Валериан, конечно, самый здоровый, самый незанятый — давай, отдувайся за всех! Греби снег лопатой, а он через час снова нападает! Снова убирай, а он снова! Скукотища!
И отец Валериан прошёл мимо, отвернувшись в сторону, не взял обычного благословения, не поклонился старцу. От этого внезапного раздражения на душе стало ещё тяжелее, и инок подошёл к трапезной уже совсем в плохом настроении, поникший. Он не заметил, как отец Захария с любовью проводил его взглядом и незаметно перекрестил его спину.
В трапезной братия встала на молитву, а игумен Савватий, внимательно оглядел всех и легонько кивнул головой отцу Валериану. Инок печально вздохнул: и тут попал, теперь, пока все будут обедать, ему придётся читать. Потом заново подогревать суп или есть холодный в одиночестве.
Братия застучала ложками, а инок подошёл к аналою и начал читать. Голос у него был громкий, звучный, читал он разборчиво. Только чтение сегодня никак не клеилось. На ровном месте ошибки получались, да ошибки какие-то несуразные. Так, в одном отрывке говорилось о священнике, которого вызвали к владыке. И вот у отца Валериана прочиталось:
— Он без про́волочек направился в епископию.
Отец Савватий покашлял, и смущённый отец Валериан поправился:
— Он без проволо́чек направился в епископию.
Стал читать дальше и через несколько строк прочёл:
— …И тогда сказал старец своё наставление ученикам «Лени́тесь, братия, лени́тесь!»
Стук ложек прекратился. Братия удивлённо подняла головы от тарелок. Игумен Савватий опустил ложку на стол и пронзительным взглядом, в котором можно было прочитать любовь и укор одновременно, пристально посмотрел на инока. И только отец Захария не удивился, а улыбнулся в бороду.
Отец Валериан смутился и попытался поправиться. Прочитал предложение снова. И снова у него вышло:
— Лени́тесь, братия, лени́тесь!
Послышались сдержанные покашливания — это братия пыталась удержаться от смеха. Отец Валериан покраснел, откашлялся и прочитал в третий раз:
— Ле́нитесь, братия, ле́нитесь!
Сам испугался и, будто вспомнив что-то, с отчаянием сказал:
— Отец Захария, прости меня! Батюшка, отец Савватий, прости меня! Братия, простите!
Братия затихла, отец Савватий выжидательно посмотрел на чтеца, а старенький схимник, улыбнувшись по-отечески, кивнул седой головой.
И отец Валериан наконец прочитал правильно:
— Тогда сказал старец своё наставление ученикам: «Ленитесь, братия, ленитесь! Так нельзя! На скуку жалуетесь… Скука унынию внука, а лености дочь. Чтобы отогнать её прочь, в деле потрудись, в молитве не ленись, тогда и скука пройдёт, и усердие придёт. А если к сему терпения и смирения прибавишь, то от многих зол себя избавишь».
Инок облегчённо вздохнул и продолжил чтение дальше. Снова негромко застучали ложки в тишине. В трапезной было уютно, в большой печке потрескивали дрова, а за окном всё шёл и шёл снег.
Как отец Валериан с осуждением боролся
После долгих зимних вьюг в монастырь пришла весна. Яркое солнце, мартовская капель, звонкое пение птиц — всё радует душу. Старенький схиархимандрит Захария на сугревке — на крылечке сидит, чётки перебирает, на солнышко жмурится. Братия дружно с крыш келий талый снег скидывает, дорожки песком посыпает.
Из трапезной уже доносится аромат грибного супа, скоро послушник Дионисий с колокольчиком побежит по обители, собирая иноков на трапезу. Хорошо!
Настроение у отца Валериана было радостное, он споро рыл канавку для отвода воды от храма и молился про себя, как и положено иноку. Обернулся на шум мотора и нахмурился: в монастырские ворота въезжал чёрный блестящий «мерседес». За рулём сидел Вениамин Петрович, давний гость и благодетель монастыря.
Высоченный, выше и крупнее даже самого отца Валериана, росту которого могли бы позавидовать баскетболисты, Вениамин Петрович выглядел настоящим богатырём. Только был он какой-то вечно хмурый, суровый. Маленькие глазки смотрели на окружающий мир невозмутимо и даже надменно. Впрочем, может, эта надменность только чудилась отцу Валериану?
И вот сейчас инок почувствовал, как тускнеет радостное настроение и проворчал про себя:
— Какие люди — и без охраны…
Отец Захария на крылечке привстал, улыбается этому Вениамину как родному, благословляет, спрашивает что-то тихонько. А тот басит в ответ важно на всю обитель:
— Да, отче, из Цюриха только что прилетел… Да, вот в монастырь заехал…
Поздоровавшись со старцем, Вениамин Петрович отправился в храм. Важно прошествовал мимо инока, легонько головой кивнул — поздоровался, значит. Отец Валериан поклонился в ответ и почувствовал, как растёт раздражение: зачем этот Вениамин сюда ездит? В братской трапезной толком не ест — то ли брезгует, то ли после дорогих мирских деликатесов простая монашеская пища не нравится. В храме стоит — толком не перекрестится, на братию сверху вниз смотрит.
Успешен, богат — чувствует себя, видимо, хозяином жизни… Ну летает по своим Цюрихам этот успешный и богатый бизнесмен, и пускай дальше летает, что он в обители-то забыл?
Ещё старец его привечает… Это уж и вообще загадка… Привечает явно не из-за денег: кроме нескольких икон, духовных книг да плетёнки под кроватью со сменной одеждой, у отца Захарии богатств отродясь не водилось. Да и помнил хорошо инок, как старец не благословил принимать крупное пожертвование на обитель от одного известного политика из области: не всякие деньги монастырю на пользу.
В чём тут загадка, и