— Кажется, приходит в себя! — произнес энергичный молодой голос.
— Дай Бог, дай Бог, — вздохнул более низкий и неуверенный. — А то уж совсем плоха была, что хоть плачь, как привезли. Да и сейчас еще личико-то без кровинки.
— Ну, Елизавета Ивановна, это быстро поправим! Сами знаете, как Георгий Геннадьевич умеет на ноги ставить.
— Волшебник, что и говорить, истинный волшебник.
Океан и чудесные деревья отступили куда-то на задний план, а потом и вовсе исчезли. Вместо них Анжела увидела светлые зеленые стены и голубоватый высокий потолок. Она несколько раз моргнула, и над ней тут же наклонилось молодое приветливое лицо.
— Ну, вот и молодцом, поправляетесь, — улыбнулась женщина.
— Что со мной? — одними губами спросила Анжела.
— Уже все хорошо. Вы в больнице. Беспокоиться больше не о чем. Отдыхайте и попробуйте уснуть. Хороший крепкий сон для вас сейчас самое лучшее.
Анжела с недоумением посмотрела на медсестру и растерянно улыбнулась.
— Вот и отлично, — похвалила та. — А теперь спать! — И исчезла, стуча каблучками.
— Спи, милая, спи. — Где-то сбоку возникло доброе старушечье лицо, и Анжела почувствовала, как ее укутывают одеялом.
Некоторое время девушка прислушивалась к ласковому бормотанью сиделки, которое становилось все тише и тише и вскоре вовсе прекратилось.
Анжела открыла глаза и огляделась. Она лежала в светлой палате с большим квадратным окном. В углу стоял столик, а напротив него поблескивала металлом раковина. Девушка попыталась приподняться, но ее тут же начало подташнивать и закружилась голова, и она снова легла. Через несколько минут в палату вошли улыбчивая медсестра и серьезный молодой врач.
— Добрый день. Ну, как вы себя чувствуете? — Мужчина сел напротив кровати.
— Здравствуйте. Спасибо. Кажется, все хорошо, только очень сильная слабость.
— Это не страшно и быстро пройдет. Скоро вам уже будут позволены прогулки на свежем воздухе и практически любая пища. Но пока нужно еще полежать и потерпеть некоторые ограничения в меню.
— Да, конечно, я понимаю, — поспешила согласиться Анжела. — Скажите, — она робко взглянула на медиков, — в каком я городе и какое сегодня число?
— Сегодня десятое января. Вы в Перми, в пятой городской больнице. Я, — доктор слегка поклонился, — ваш лечащий врач, Игорь Николаевич. А это, — он с улыбкой указал на хорошенькую стройную женщину, — Виктория Альфредовна, старшая медсестра отделения.
— Очень приятно. Анжела, — смущенно улыбнувшись, представилась девушка. — Хотя вы ведь, наверное, и так знаете мое имя, из документов.
— Разумеется. Но это никак не отменяет личного знакомства, полезного для взаимопонимания, а значит, и для вашего быстрейшего выздоровления. Ну, а теперь вы поешьте и отдохнете. Если не хотите спать, мы можем принести вам книги или журналы из нашей библиотеки. Но я посоветовал бы вам еще несколько дней ограничиваться музыкой, чтобы не напрягать глаза.
— Хорошо.
— Тогда мы принесем вам несколько дисков со спокойной музыкой. А теперь — до свидания, — доктор поднялся, — мы и так говорили слишком много, а вы еще слишком слабы.
— До свидания, — Анжела с улыбкой посмотрела вслед молодому высокому врачу и изящной медсестре.
Но как только они скрылись за дверью, улыбка пропала с бледного лица девушки.
«Господи! Да что же это такое?! Меня, значит, сняли с поезда, потому что кто-то заметил, что со мной что-то не так, привезли в больницу, откачали… — Анжела почувствовала, что при воспоминании о том, как она ела аспирин, к горлу подкатывает тошнота. — И теперь все знают, что я пыталась отравиться. Боже мой, какой позор! Лучше бы я умерла! Или все-таки не знают? Ведь никто не видел, как я глотаю таблетки, никто не знает моих обстоятельств… Да нет, что я себя обманываю, как маленькая! Конечно, знают. Я ведь и баночку не выкинула… А обстоятельства… Верно, соседки рассказали, что я весь день была грустная, а врачи документы смотрели, могли навести справки, позвонить по телефонам, найденным в мобильнике и в книжке… — Анжела обреченно вздохнула. — Господи! Если знают, что это была попытка самоубийства, меня поставят на учет в психиатрической больнице! Может быть, я и сейчас в ней! — Она с ужасом посмотрела на зарешеченное окно и стоявшие на нем в изобилии горшки с цветами. — Столько цветов, наверное, чтобы отвлекать больного. Как же я домой-то покажусь, Господи?!» — и, не имея сил плакать, Анжела просто отвернулась к стене.
Но вскоре из охватившего ее спокойного равнодушия ко всему, какое бывает у обреченного на казнь или позор человека, девушку вывел старушечий голос, звавший ее по имени. Анжела заставила себя взглянуть на вошедшую и увидела ласково улыбающуюся пожилую женщину, катившую столик с тарелками и чашками.
— Проснулась! — обрадовалась старушка. — Вот и умница, вот и умница. Сейчас покушаешь, и полегчает. Ну, давай, приподымись чуточку, я тебе подушку под спинку подложу. Вот так, вот так, хорошо, — приговаривала она, усаживая Анжелу на кровати.
— Я не хочу есть, — попыталась было возразить Анжела.
Но старушка не слушала ее и уверенными движениями делала свое дело. К удивлению девушки, ее в этот раз действительно не тошнило, и она даже вдруг почувствовала, что действительно голодна. Больничная еда, всегда казавшаяся ей такой неаппетитной, не вызвала никакого отвращения. Напротив, Анжела с удовольствием съела жиденькую овсянку, выпила чашку бульона и сделала несколько глотков еще теплого компота.
— Ну, наелась? — заботливо спросила старушка, так и сидевшая возле девушки весь обед.
— Да, спасибо большое.
— Ну и чудненько. А теперь, если не хочешь спать, я могу тебе рассказать что-нибудь, пока музыку тебе не принесли. Так, может, и уснешь, под мое бормотанье-то старушечье. А спать тебе сейчас много надо. Сон лучше всех лекарств силы восстанавливает.
— Не надо мне ничего рассказывать, — торопливо сказала Анжела и даже замахала в знак протеста руками — воспоминание об услышанном в поезде рассказе было еще слишком свежо, и девушка инстинктивно испугалась истории, которую могла бы ей рассказать эта старушка. — Я с детства не люблю ни сказок, ни всяких историй, — солгала она, пытаясь смягчить свой отказ. — Лучше скажите мне, что это за удивительная больница? — Анжела надеялась, что старушка проговорится, и она узнает, действительно ли ее положили в психушку.
— Спасибо тебе на добром слове, ласточка моя, спасибо, — еще пуще заулыбалась старушка. — А больница обычная, пятая городская больница города Перми. Ничего особенного. Если не считать нашего волшебника — Георгия Геннадьевича, — старушка даже гордо подняла голову, — главврача нашего. Это он все сделал, все его, голубчика, стараниями. И цветы в каждой палате, и едой чтобы пациенты довольны были — ведь и от этого здоровье зависит, не только от пилюль всяких. И если врач к больному с лаской да вниманием, да с улыбкой — все на пользу идет. Вот оно как! Таких, как наш Георгий Геннадьевич, больше не то что в Перми, а и в целой России, наверное, нет.