заполнялось как постояльцами — людьми, которые приходили, не на кого не глядя садились и ели или пили с таким видом, словно делали это уже тысячи раз — так и редкими путешественниками — оглядывающимися, не знающими, какой столик лучше выбрать — и теми и другими в основном бедно одетыми людьми.
Хозяин ни на кого не обращал внимания, предоставив обслуживать простой люд полной женщине — возможно, своей жене. Он суетился у камина, готовя что-то вроде горячей колбасы, и поминутно возвращался к столу десантников, чтобы узнать, не надо ли им чего-то еще.
Все же, несмотря на старания хозяина, Сергей и Велт утолили голод прежде, чем колбаса была готова. А когда хозяин в очередной раз подошел к их столу, Велт приказал (именно так истолковал тон десантника Сергей) сесть напротив. Тот поспешно подчинился.
— Ну, что у вас нового? — спросил Велт. Он строго и даже зло смотрел прямо в глаза бедному трактирщику, чем сглаживал любую некорректность вопроса, хоть и лишался непринужденной доверительной беседы.
— А давно ли господа не были в наших краях? — осторожно уточнил хозяин, при этом бросив взгляд на Сергея, словно проверяя, разрешает ли тот продолжать разговор с десантником. Оба, и Велт и Сергей заметили этот взгляд.
— Достаточно, — ответил австрантиец.
— И ничего не слышали о…
— Что мы слышали, то слышали, — вмешался Сергей, почувствовав, что золотые латы внушают трактирщику куда больше уважения, чем серый плащ Велта. — Один говорит одно, другой — другое. Расскажи, все что знаешь, а мы решим, что из этого интересно.
— Тогда, господин, осмелюсь заметить, что одежда вашего слуги, — при этих словах Велт мысленно воскликнул: «Вот те раз!» — как послушника ордена эпоритов, не пользуется былым уважением. И, если бы я поехал в город Каборс — я говорю «если бы» потому, что не смею спрашивать, куда господа изволят путешествовать — это только их дело и ничье больше — то на вашем месте остерегался бы в таком виде проезжать через Уирильский лес и Санорскую долину…
— В «таком виде»? — не понял Сергей.
— Ой, поверьте, я не хотел оскорбить вас, у меня даже в мыслях не было, я не сомневаюсь в… но если вам ничего… времена сейчас неспокойные…
Сергей мягко улыбнулся, чуть-чуть гипнотически воздействуя на трактирщика и стараясь его успокоить. Психология не была любимым коньком землянина на тренировках, но, во всяком случае, он ее учил, а, значит, мог и обязан был использовать.
— Продолжай. Почему мой слуга должен опасаться своего сана?
Лицо трактирщика покрылось багровыми пятнами — Сергей против желания зацепил больную струну, и все его успокаивающее воздействие пошло прахом. Землян уловил перемену и понял, что ключевое слово фразы, напугавшей трактирщика — «сан». Возможно, «должность», «звание», «сан» были в эпоху Хранителей каноническими китами, на которых держалась цивилизация, а комбинация слов «опасаться сана» воспринималось, как богохульство?
— Не его сана, нет, что вы! Орден эпоритов — орден воинов, и эпоритам нечего было бы здесь опасаться, если бы служение культу высших сановников ордена не возбудило недоверия со стороны…
— Со стороны кого?! — Сергей осторожно повысил голос — теперь, когда спокойный разговор не получился, оставалось только поддерживать возбуждение трактирщика — иначе тот вообще мог замолчать, оставив десантников в неведении.
— Я же не хотел ничего… — хозяин опять заскулил, но, видя, что от него ждут ответа, продолжил с затравленным видом: — Во всей провинции мятеж, вельможи Расверда привели армию ко стенам Каборса, а Каборс закрыл ворота — наши правители из страха перед Хранителями остались верны Герцогу, но народ города возмущен и во всей провинции волнения… Сами ведь знаете, Каборс и раньше сочувствовал Цевелам… — трактирщик прервался, а на его лбу заметно выступили капли пота. Сергей понял, что хозяин сказал что-то лишнее, возможно, дал намек, чью сторону поддерживает сам. — Не все, конечно, господин, конечно же, не все… Тут, у нас еще тихо. Мы люди мирные. Нам ведь не до… А вот в Уирильском лесу, скажу я вам, крестьяне да горожане, вооружившиеся, кто чем придется, устраивают западни курьерам самого Герцога! И не щадят никого в одеянии служителя культа! Даже эпориты, несмотря на их обычную храбрость, держатся в стороне и не выходят за ворота Каборса…
— А Санорская долина?
— Там, господин, стоят легионы из Расверда.
— Хорошо бы еще узнать, что он называет Санорской долиной и Уирильским лесом, и где находятся Каборс и Расверд, — услышал Сергей мысль Велта. — Этому парню бесполезно показывать карту — все равно ничего не разберет.
— Если спросим об этом, — так же мысленно ответил Сергей. — То раскроем, что никогда тут не были.
— Не страшно — хозяин трус и не любопытен — видишь, ему наплевать кто мы и откуда, лишь бы убрались с миром. Нам и так повезло с таким болтуном: по его словам, Хранители существуют и настолько реальны, что против них поднимают мятежи. Для первого контакта неплохо. Скажи трактирщику, что ты им доволен и пусть займется остальными гостями, а то, гляди — совсем разволновался.
Молчание десантников наверняка было истолковано бедным трактирщиком неверно, потому, что тот совсем побелел и поглядывал то на великолепный меч Сергея, то на дремлющую пантеру, словно хотел заранее угадать, каким способом его прикончат.
Сергей поспешил успокоить радушного хозяина:
— Хорошо. Спасибо, что предупредил. Мы со слугой подумаем. Сейчас оставь нас одних.
— Колбасы готовы, — пролепетал хозяин. Он и не прочь был бы убраться подальше от опасных вельмож, но стремился выполнить свой долг до конца и загладить возможную вину от излишней болтливости или неудачно подобранного угощения. — Если господа позволят…
— Не надо, — отрезал Сергей. — Мы удовлетворены.
— Что будем делать? — спросил землянин у Велта, зачем-то достававшего свой рулон с картой.
— Нам нужны гамасы, — лаконично отозвался тот, указывая на людей, спускающихся по лестнице.
Их было шестеро. Первым шел толстый, уже не молодой человек, в панцире, подвязанном поверх черного бархатного камзола с золотой вышивкой. Панцирь из светлой стали украшал большой рубин, вставленный в золотую оправу в виде некого магического знака или герба. Красные шаровары забраны за голенища кожаных сапог с алмазными застежками. Всем своим видом человек изображал усталость и презрение к окружающему.
За толстяком следовал высокий юноша с орлиным взглядом черных глаз и темными кудрями, пробивающимися из-под высокого золоченого шлема. На парне были доспехи, очень напоминающие доспехи землянина, но выглядевшие победнее, а на поясе в ножнах висел длинный с широким лезвием двуручный меч, и из-за которого темный дорожный плащ, который юноша еще не успел застегнуть, одеваясь после сна, смешно топорщился.
Остальные четверо